Аналогичный мир - 2 (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна - Страница 103

Женя задумчиво кивнула.

— А… а кто сказал Эркину, что меня убили?

— Не знаем, — Маша открыла глаза, но осталась лежать. — Он не сказал.

— Да, — подхватила Даша. — Пришёл, аж чёрный весь. Поспал немного, поел и ушёл.

— Он не ранен?

— Нет, — ответили они в один голос.

— Кто был ранен, тех в госпиталь отправили, — пояснила Даша.

— Документ, ну, удостоверение русское, мы ему передали, — сказала Маша.

— И деньги туда вложили.

— Да, две сотенные из пакета.

Неуверенная интонация последней фразы вызвала у Жени улыбку.

— Всё правильно, девочки. И… и давайте на ты.

— Хорошо, — сразу сказала Маша, а Даша молча кивнула.

Они засыпали, просыпались, говорили о чём-то, снова засыпали, а дорога всё не кончалась.

ТЕТРАДЬ СОРОК ШЕСТАЯ

Допросы шли весь день. До обеда и после обеда. В каком-то странном, но явно не алфавитном порядке. Вызвали Джонатана. Фредди проводил его взглядом до двери и снова накрыл лицо шляпой. Но и минуты не прошло, как рядом с его кроватью остановились.

— Спишь?

Фредди узнал по голосу Ночного Ездока и сдвинул шляпу.

— Есть проблемы?

Ночной Ездок усмехнулся.

— Надеешься выскочить?

Фредди молча смотрел на него, и Ночной Ездок сел на край его кровати.

— Знать бы кто нас так подставил.

— Думаешь, на Рождество закончилось бы по-другому?

Ночной Ездок пожал плечами.

— Без русских… хотя… дважды по одному маршруту не ездят.

Фредди кивнул. Стоявший у окна Спортсмен обернулся.

— Ещё кого-то привезли.

Ночной Ездок спросил, не оборачиваясь.

— Сколько машин?

— По моторам слышно, что две. Грузовики.

— Ещё партию заловили, — буркнул кто-то.

Лязгнула дверь. Очередной допрошенный, ни на кого не глядя, прошёл к своей кровати. Вызвали следующего. Им оказался Спортсмен. Заметно побледнев, он вдруг быстро перекрестился и, независимо вскинув голову, пошёл к двери.

— У каждого своё, — хмыкнул ему вслед Ночной Ездок и твёрдо посмотрел в глаза Фредди. — Обидно залететь на пустом.

— Обидно, — согласился Фредди. — На пустом отбиваться тяжело.

— Не знаешь, что прикрывать, — кивнул Ночной Ездок. — Выйдем, будем с подставой разбираться.

— Если выйдем, — улыбнулся Фредди.

На каждый стук двери все замолкали и поворачивали головы. Вошёл Джонатан. Как и остальные молча прошёл к своей кровати и лёг. Вызвали Филолога. Ночной Ездок, по-прежнему сидя на кровати Фредди, молча смотрел на Джонатана. Тот оглядел его и Фредди потемневшими глазами и улыбнулся.

— Самое сложное — это доказать реальное алиби.

— Но возможно? — спросил Ночной Ездок.

Джонатан пожал плечами.

— Они сами ещё толком не знают, кого навылавливали, но разбираются аккуратно и систематично.

Ночной Ездок забористо выругался.

— Много в форме. Похоже, на горячем брали, — задумчиво сказал Джонатан. — А так… Главный вопрос. Кто подтвердит твою личность и отношение к цветным. И ждать подтверждения.

Джонатан говорил негромко, но очень чётко, и остальные в камере, примолкнув, делали вид, что не слушают. Ночной Ездок кивнул.

— Ну, я ещё доберусь до этих умников.

Фредди усмехнулся.

— Не жадничай.

Стукнула дверь. По-строевому печатая шаг, прошёл в свой угол военный.

— Трейси. На допрос.

Фредди встал и кинул шляпу на подушку. До самой двери он затылком чувствовал взгляд Джонатана.

— Руки за спину. Вперёд.

В коридорах людно, и навстречу и в обгон ведут. Конвоиры все русские. Джонни прав: от чёрной формы самообороны в глазах рябит. Молодняка много. Назалетали по-глупому, сосунки.

— Стой. Лицом к стене. Пошёл.

Всюду порядки одинаковые. На щеках неприятно зудит щетина. Ну да, выехали вчера утром. У Джонни мало заметно, а у него сразу вид как у беглого каторжника. С незнакомым следователем может помешать. Переходы большие. Но добротная постройка. Дарроуби… Когда русские успели тюрьму переделать? Всегда обычная была. Хотя… стоп, говорили. Лагерная пересылка. Ни хрена себе! Но… Додумать не успел.

— Стой, — быстрая непонятная речь, и открывается тяжёлая дверь. — Заходи.

Фредди выдохнул сквозь стиснутые зубы и шагнул через порог.

Чак неподвижно лежал на койке. Руки брошены вдоль тела как ненужные тряпки. Пока не болят. Пока. Ноет шея. Крепко его скрутил этот чёртов беляк. А как всё шло хорошо. Весь вчерашний день, он шёл от квартиры к квартире, от дома к дому, сквитывая всё накопившееся за годы, беспощадно отдавая и взимая долги. А к вечеру почувствовал, что идут за ним. И заторопился, боясь не успеть. Кого-то вообще не нашёл — дом заколочен, где-то успели спрятаться, а искать ему некогда. На улицах русские патрули, те же белые. С ними связываться рискованно. И вдруг ни с того, ни с сего заныл локоть. Не ушибал вроде. Совсем нелепо. Он же в работе, а болит. В каком это доме? А, там где белый слизняк на коленях ползал, просил взять жену, дочь, лишь бы ему его жизнь поганую оставил. Его шлёпнул легко. Хоть и хотелось, чтоб сволочь белёсая прочувствовала всё, как те, которых по его же приказу, но не стал, некогда. И тут влетела раскосмаченная беляшка, шлюшка недоделанная и заверещала:

— Папа… папочка… За что?!

Он поднял уже пистолет, прицелился, и вдруг как иглой кольнуло в локоть, в болевую точку, чуть пистолет не выронил. Перехватил левой, выстрелил, не глядя, и ушёл. Не то, что контрольного не сделал, даже не посмотрел, куда попал. Плохо попал. Крик за спиной не умолкал долго. Потом… потом он встретил пятерых, прямо на улице, в форме. Они тоже боялись патрулей, пробирались куда-то и шарахнулись от него врассыпную. Стрелять он не стал: патронов совсем мало осталось, догнал двоих — дурни, вместе побежали — и прикончил ножом. Потом… всё путается, руку то отпускало, то кололо. Правда, он с левой и стреляет, и ножом, но… но не то. Ночью, нет, под утро, дважды налетал на засады и еле уходил.

Чак осторожно шевельнул плечами. Да, тогда он и засветился. Думал — оторвался, а его попросту повели. Поздно сообразил, что не сам идёт, а его ведут, что не просто патрули, а его загоняют. Дурак, хотел пройти к Слайдерам, размять руки. И узнать об этом красавчике, Найджеле, как добрался. И вот… Уже светло совсем было. Военная машина сзади. Он посторонился, пропуская её. С военными никто не связывается. А тут вторая в лоб. Так и не понял, с какой на него прыгнули. Он ещё трепыхнулся, но скрутили его… крепко. Никогда бы не поверил, что один на один уступит беляку. И ведь при оружии был. А достать не успел.

Чак почувствовал, как кровь прилила к щекам. Опозорился. А был лучшим в их десятке, и потом… не было такого, чтобы беляк его… нет, конечно, когда хозяин бьёт, или белый прикажет не двигаться, то да, но этот-то не приказывал. Молча завалил и скрутил. Ни достать, ни выбросить ничего не успел. Запихнули в машину на пол между сиденьями. Хорошо, хоть ноги не ставили, любят это беляки: сбить с ног да ещё и потоптаться на лежащем. Этого бы не снёс. А так… лежал тихо. Ехали недолго, одна только остановка была. Судя по шуму, перед воротами. Выдернули из машины, поставили на ноги и не пинком, а каким-то ловким броском втолкнули в дверь. Даже оглядеться не успел. И уже там, в комнате, тесной от множества русских, сняли наручники, стягивавшие за спиной запястья, и обыскали. Оба пистолета, два ножа — простой кинжал и выкидной на пружине — кастет, запасные обоймы, перчатки со свинцовыми накладками, запасной глушитель… Он стоял, подняв руки и расставив ноги, а они его охлопывали, расстёгивали на нём куртку и рубашку, расстегнули брюки, проверили все внутренние карманы… правда, не рвали ничего. И не били. Велели разуться, и ботинки с окованными краями и режущей пластинкой в носке положили к оружию. А ему дали другие, обычные рабские и разрешили застегнуться. Но пояс с тяжёлой шипастой пряжкой забрали и тоже бросили к оружию. На другой стол рядом бросили его сигареты, несколько смятых кредиток, ключ от квартиры, скомканный носовой платок… Всё. Больше ничего у него нет. И незнакомая непонятная речь, которой он боялся.