Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна - Страница 83

Эркин и пошёл с утра на станцию.

Андрей был уже там. Без своего ящика. Злой и, словно, осунувшийся за одну ночь. Увидев его, Эркин сразу всё вспомнил, но ещё шутил.

— Ты чего без ящика?

— Бегать легче, — огрызнулся Андрей. — И на разгрузке инструмент не нужен.

Работы было мало. Они покрутились, набрав по мелочи, и ушли в Цветной квартал. Шли кружным путем, через окраины, чтобы не нарваться на свору или полицию.

— Если каждый день солёным зайцем бегать, по фигу мне всё это! — Андрей часто затягивался сигаретой. — Сваливать надо отсюда.

— Куда? — Эркин быстро на ходу оглядывал улицу, чтоб не застигли врасплох. — Думаешь, есть, где лучше?

Андрей тоскливо выругался.

— Ты-то как, с бумагой?

Эркин кивнул и усмехнулся.

— Запаял, теперь буду носить.

Андрей искоса посмотрел на него.

— Как получал?

— Обыкновенно. На сборном. Зимой ещё. Ну, месяц или два, как Свободу объявили.

— Смотрели?

— Номер? Да. И записали. А что, думал под… освобожденного сработать?

— Ну да, — Андрей досадливо пнул сапогом камушек. — И медицинский был?

— Полный, — усмехнулся Эркин. — И смотрели, и щупали. Сам не знаю, как пронесло.

— Дьявольщина!

Они незаметно вышли к пруду, где купались на День Матери. Из прибрежных кустов раздался дружный визг, и они остановились.

— Девки купаются, — шепнул Андрей и громко крикнул. — А вот кому помощь нужна?!

— А мы и без вас справились!

— И плечики свои смуглые без нас помыли? — ужаснулся Андрей.

Из кустов выстрелили замысловатой нецензурной фразой.

— Ай да девушки! — восхитился Андрей. — Что ж вы, сладкие, такие неприветливые?

— Пошли вон, лупоглазые! — возмутились в кустах. — Нашли, на что пялиться?!

— Это точно, — вступил Эркин. — Смотреть не на что.

— Чиго-о?!

— Образина ты краснорожая!

— Много ты понимаешь!

— Это ты зря, — Андрей с видом знатока гонял сигарету из одного угла рта в другой, — та, что с краю, очень даже ничего.

— Сейчас в серёдке никого не останется, — засмеялся Эркин.

— Ну, уйдите, гады, — жалобно попросили их. — Дайте одеться.

— А что, мешаем? — удивился Эркин.

— Девушки, вам как? — деловито спросил Андрей. — Чтоб мы смотрели сразу или по очереди?

— А то мы напополам можем, — веселился Эркин. — Я смотрю, он разглядывает. Нет? Слушай, тогда наоборот. Я разглядываю, а ты смотри.

Из кустов, наконец, высыпал целый рой негритянок и мулаток всех оттенков. Обменявшись напоследок с Андреем и Эркином ещё руганью, они убежали.

Андрей сел на склон, сплюнул окурок. И сразу помрачнел. Эркин сел рядом.

— Что? — тихо спросил Эркин, — тебе никак бумагу не выправить?

— Нет, — Андрей резко мотнул головой. — Я ведь расстрелянный.

— Как это? — не понял сразу Эркин. — Ты ведь живой.

— Недобитый я, — тоскливо ответил Андрей. Огляделся по сторонам, расстегнул рубаху и показал шрам на груди. Эркин сначала и не заметил его среди других. Так, посвежее прочих и всё. — Штырём это. Чуть-чуть до сердца не достали. Я в самом низу лежал, под всеми. Штыря и не хватило. Короткий оказался. — Андрей застёгивал дрожащими пальцами рубаху и говорил, глядя перед собой застывшими потемневшими от расширенных зрачков глазами. — Когда повыгоняли нас… к оврагу… ров, что ли, противотанковый… Овраг… Старик в первой десятке встал. И меня с собой взял. Нас первыми и поставили. А когда стреляли, он мне локтем под дых дал. Я и полетел вниз. До пули. А уж остальные все на нас легли. Ему горло пробило. Он маленький был, ну и пришлось не по груди. Я дёрнулся было, он ударил меня. И затих. Я и лежал. Он на меня упал. И на мне слой толще оказался. Не хватило штыря. Укололо только. Я долго лежал. Боялся, что вернутся, ну, добивать. Потом они все костенеть стали. Я и вылез, пока сдвинуть мог. Вылез. Один я. Больше никто. Они не раздели нас, так в робе и стреляли. Я робу туда к ним кинул. И голый шёл. Потом… — он вдруг резко замолчал, закусил губу и сидел так с минуту, а может и больше. И потом совсем тихо и быстро, будто боялся, что Эркин уйдёт, не дослушав. — Нельзя мне нигде светиться. Висит на мне. Я за шматьё это, за жратву… как не в себе был, зверем стал. Он у костра спал. Не проснулся. И ещё… — Андрей безнадёжно махнул рукой. — Жру хлеб его и думаю, что ж я такое делаю, кто ж я после этого… И дрожу весь… Живой… Выскочил…

Андрей замолчал не в силах справиться с дрожащими прыгающими губами, и Эркин смог перевести дыхание и медленно, через силу отвести глаза. И опять как тогда. Он может встать и уйти. И Андрей не будет в обиде, потому что знает: только случайность не свела их тогда у костра. И один из них остался бы лежать мёртвым. Эркин сколько раз натыкался на такие трупы, раздетые, скрюченные, у погасших костров. Но не один же Андрей там убивал. За кусок хлеба. За пару сапог. За крепкую куртку. Эркин с усилием раздвинул губы и сказал.

— Хорошо, что мы тогда ночью не встретились.

Андрей смотрел на него и моргал, будто просыпался. И, наконец, выдохнул.

— Эт-то да, это ты конечно…

Андрей вытащил сигарету, долго закуривал, пока не перестали дрожать руки.

— А… вернуться не думал? — осторожно спросил Эркин.

— Некуда, — просто ответил Андрей. — Да и не к кому. А у тебя? Есть куда?

— В питомник, — усмехнулся Эркин. — Знать бы ещё, где он стоял.

— То-то. Я и думал… Забьюсь куда поглубже запечным тараканом и хрен меня выковырнешь. А тут… И свалить некуда. Везде одинаково.

Эркин угрюмо кивнул.

— Завтра на станцию?

— Воскресенье. Глухо. Если только русские с чем подвалят. А на рынке опасно.

Андрей в несколько затяжек докурил сигарету, плевком отправил окурок к памятному пню.

— Пошли, пожрём чего-нибудь.

— И то.

По Цветному болтаться — ни хрена не заработаешь, но и шарахаться от каждого встречного не надо. Тоже — не малое дело… А завтра? Вот будет завтра, завтра и подумаем.

На воскресенье нежданно свалилась работа.

Пока Эркин с Андреем отсиживались у пруда, Женя купила дрова. Пиленые, но не колотые. И не одна Женя.

Эркин только присвистнул, узнав, что тут было днём.

— Ешь, — Женя подложила ему ещё каши. — И молока бери. Кашу с молоком едят.

— Мг, — более внятно у него не получалось из-за набитого рта.

— Так вот. Разбитные такие ребята. Даже образец показывают. Хорошие такие, сухие дрова.

— Образец сухой, — уточнил Эркин.

Женя засмеялась.

— Ну вот. Привезут завтра. С утра. Я купила, Элма, Старая Дама, да все. Колоть тебе, не переколоть.

— За Андреем схожу. И сделаем.

— Один не вытянешь?

— Ему тоже заработок нужен. — Женя замялась, и он быстро вскинул на неё глаза. — А что?

— Понимаешь, меня ведь впрямую о тебе спросили. Я не сказала, что ты с напарником работаешь.

Эркин задумчиво облизал ложку.

— Та-ак. Тебе я работаю за жильё. Тут без напарника. А остальным… остальным-то за деньги. Ведь… ведь о плате ты не говорила?

— Нет. Я сказала только, что не буду против, чтобы ты и им поколол.

Эркин кивнул.

— Когда привезут?

— Сказали утром. Я грузовик заказала.

— Утром… Ладно, на рассвете сгоняю.

— Подлить ещё?

Он вздохнул и покачал головой.

— Всё. Наелся.

Алиса исподлобья следила за ним весь ужин и, когда Женя понесла посуду на кухню, вдруг спросила.

— А сегодня тебя не обижали?

Эркин вздрогнул и посмотрел на нее.

— Нет.

— А чего ты такой хмурый?

Он осторожно пожал плечами, и не зная, что сказать, сказал правду.

— Я мало заработал.

— А почему?

— Не было работы.

— А завтра?

Он усмехнулся.

— Завтра будет много работы.

— Тогда завтра поиграешь со мной?

— Завтра он усталый будет, — вмешалась Женя, внося чайник.

— Да?! — возмутилась Алиса. — Нет работы — он хмурый и не играет. Есть работа — так он усталый и опять не играет. Это нечестно!

Эркин не выдержал. Громко смеяться он побоялся и потому упал лицом на руки, трясясь от сдерживаемого хохота. Но Женя смеялась от души. У Алисы обиженно надулись губы, и даже брови покраснели.