Техасский рейнджер. Клан Аризоны - Грэй Зейн - Страница 2

— Хотел бы я знать, что посоветовал бы мне отец сегодня, если бы был жив и находился здесь, — задумчиво проговорил Дьюан.

— А ты как думаешь? Чего ты мог бы ожидать от человека, который в течение двадцати лет ни разу не надел перчатку на правую руку?

— Что ж, едва ли он сказал бы много. Отец вообще был неразговорчив. Зато он многое бы сделал. И я думаю, что, пожалуй, отправлюсь в город, и пусть Кол Бэйн меня найдет, если ему так хочется.

Последовало долгое молчание, во время которого Дьюан сидел, опустив глаза, а дядя, казалось, был погружен в грустные раздумья о предстоящей печальной судьбе. Когда, наконец, он повернулся к Дьюану, лицо его явственно выражало неодобрение, но вместе с тем в нем светилась одухотворенная решимость, свидетельствовавшая о том, что дядя и племянник были одной крови.

— У тебя быстрая лошадь — самая быстрая из всех, каких я знаю в этой стране. После встречи с Бэйном поскорее возвращайся домой. Я уложу для тебя седельные сумки и приготовлю лошадь.

С этим он повернулся на каблуках и вошел в дом, оставив Дьюана переваривать в мозгу столь неожиданный итог своих рассуждений. Бак раздумывал о том, действительно ли он разделяет мнение дяди о возможных результатах его стычки с Бэйном. Мысли его на сей счет были весьма неопределенными. Но в момент окончательного решения, когда он твердо сказал себе, что должен встретиться с Бэйном, такая буря разноречивых чувств нахлынула на него, что ему показалось, будто его трясет, как в лихорадке. Впрочем, ощущение это таилось глубоко внутри и внешне ничем не проявлялось, ибо руки его оставались неподвижными, словно высеченными из камня, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не боялся ни Бэйна, ни кого-либо другого; но неопределенная боязнь себя самого, той странной и неодолимой силы, которая таилась внутри него, заставила его задуматься и покачать головой. Похоже было, что он не сказал еще своего последнего слова. Казалось, он с трудом преодолевает нежелание, препятствовавшее его решению идти на встречу с Бэйном, но некий голос, некий зов издалека, нечто такое, что находилось вне его и было ему неподвластно, принуждало его поступать именно так. Этот час в жизни Дьюана стоил нескольких лет, и после него он начал частенько погружаться в глубокую задумчивость.

Он вошел в дом и надел на себя пояс с кобурой. В кобуре был кольт сорок пятого калибра — тяжелый шестизарядный револьвер, с рукояткой из слоновой кости. Бак носил его в течение пяти лет, время от времени доставая и вкладывая его в кобуру. До того им пользовался его отец. Многочисленные зарубки виднелись на пожелтевшей от времени изогнутой костяной рукоятке. Это был тот самый револьвер, из которого Дьюан-старший сделал два выстрела после того, как ему прострелили сердце. Он и после смерти с такой силой сжимал оружие, что пришлось с трудом разгибать пальцы, чтобы освободить револьвер из цепкого захвата мертвой руки. Перейдя в собственность Дьюана-младшего, револьвер ни разу не был направлен против другого человека. Но холодная блестящая полировка оружия свидетельствовала о том, что оно не оставалось без применения. Благодаря регулярным тренировкам Дьюан достиг того, что мог выхватить его с непостижимой, почти незаметной для глаза быстротой, и на расстоянии двадцати футов расщепить игральную карту, поставленную на ребро.

Дьюану хотелось избежать встречи с матерью. К счастью, как он подумал, ее не было дома. Он вышел и направился по тропинке к воротам. Воздух был наполнен ароматами цветов и мелодичным пением птиц. За воротами на дороге соседка беседовала с крестьянкой в фургоне; они заговорили с ним, он слышал их голоса, но не ответил. Молча повернувшись, он медленно направился по дороге в город.

Уэллстон был небольшим городишкой, однако достаточно значительным в этой незаселенной части обширного штата, поскольку он представлял собой единственный торговый центр на всей территории в несколько сот миль. Вдоль главной улицы выстроилось около полусотни зданий, часть из них кирпичные, часть деревянные, но большинство саманной постройки, причем примерно треть из них, наиболее представительных и процветающих, занимали питейные заведения и салуны. С дороги Дьюан свернул на эту улицу. Она была довольно широкой, и вдоль проезжей части по обеим сторонам ее стояли коновязи, оседланные лошади и всевозможные повозки и экипажи. Дьюан окинул взглядом улицу, стараясь охватить ее всю целиком, особенно обращая внимание на отдельные фигуры людей, лениво бредущих по деревянным тротуарам. Ни один ковбой не попал в поле его зрения. Дьюан замедлил шаги и, приближаясь к заведению Сола Уайта — первому салуну, расположенному на его пути, — перешел на такую же ленивую походку. Изредка прохожие заговаривали с ним, но он, занятый своими мыслями, успевал только обернуться, когда те уже миновали его. У входа в салун Уайта он остановился, цепким взглядом окинул обстановку в зале, и вошел.

Салун представлял собой большое и прохладное помещение, полное мужчин, громких голосов, шума и дыма. При появлении Дьюана шум заметно стих, и в наступившей тишине особенно громким показался стук серебряного мексиканского доллара, брошенного на карточный стол. Сол Уайт, стоявший за стойкой, выпрямился, увидев Дьюана, и затем, ни слова не говоря, принялся перемывать стаканы. Глаза всех, кроме мексиканских игроков, повернулись к Дьюану, и взгляды их были любопытными, вопрошающими, выжидающими. Эти люди знали, что Бэйн искал ссоры; возможно, они даже слышали его похвальбу. Но как намерен поступить Дьюан? Некоторые из присутствовавших ковбоев и скотоводов переглянулись между собой. Непогрешимый техасский инстинкт, инстинкт людей, никогда не расстающихся с оружием, безошибочно оценил Дьюана. Парень был сыном своего отца. Поэтому они приветствовали его и вернулись каждый к своей выпивке и картам. Сол Уайт стоял, положив большие красные руки на стойку бара; это был высокий костлявый техасец с длинными нафабренными усами, торчащими по сторонам, словно две остроконечные пики.

— Хелло, Бак, — приветствовал он Дьюана. Произнес он это с деланным безразличием, и тут же отвел хмурый взгляд в сторону.

— Привет, Сол, — неторопливо ответил Дьюан. — Послушай, говорят, в городе появился какой-то тип, которому вдруг чертовски понадобилось разыскать меня.

— Похоже на то, Бак, — ответил Уайт. — Он приходил сюда около часа тому назад. И, конечно, был очень сердит и повсюду орал, что пустит кое-кому кровь. По секрету сообщил мне, что некая особа подарила тебе белый шелковый шарф, и он собирается вернуть его ей, слегка раскрасив в красный цвет.

— С ним есть кто-нибудь? — поинтересовался Дьюан.

— Берт и Сэм Ауткольт, и какой-то коротышка-ковбой, которого я прежде не видел. Они в один голос успокаивали его и уговаривали уехать из города. Но все резоны для него — на дне стакана, Бак, и никаких уговоров он и слушать не хочет.

— Почему же шериф Оукс не упрячет его за решетку немного поостыть, раз уж он такой горячий?

— Оукс уехал с рейнджерами. Накануне был совершен очередной налет на ранчо Флетчера. Похоже, банда Кинга Фишера. Так что город, как видишь открыт настежь для всякого рода горячих голов.

Дьюан вышел за дверь и направился вдоль улицы. Он прошел весь длинный квартал, встретив по пути многочисленных прохожих — фермеров, скотоводов, клерков, торговцев, мексиканцев, ковбоев и женщин. Но когда он повернул обратно, улица была почти пуста. Не успел он пройти и сотни ярдов, как на ней не осталось ни одной живой души. Редкие головы любопытных высовывались из окон или выглядывали из-за угла. Подобные происшествия были здесь не в новинку: главная улица Уэллстона наблюдала их каждые два-три дня. И если в инстинкте у техассцев было стремление к драке, то столь же инстинктивным являлось для них ощущение готовящейся перестрелки, признаки которой они отмечали с поразительной быстротой. Даже сплетня не может распространяться так молниеносно. Меньше чем через десять минут все, кто был на улице или в лавках, знали, что Бак Дьюан вышел, чтобы встретить своего врага.