Пламя страсти - Шаукат Эхсан - Страница 22

Мужчины молились. Обратившись лицами в сторону Мекки, они стояли на коленях. С закрытыми глазами произносили строки стихов Корана, которые полагается читать при вечернем намазе. Одновременно все, как по команде, простирались ниц.

Эвелин смотрела на молящихся с восхищением. Она никогда не видела, чтобы кто-нибудь из европейцев обращался к Богу с таким самозабвением. Среди склонившихся в земном поклоне был и Абулшер. Ей было непривычно видеть его за этим занятием. Неужели это тот самый мужчина, сильные руки которого покоряли ее тело, и ради которого она рассталась с прежней жизнью? Сейчас он был кроток и умиротворен.

Она только что прибыла в этот горный кишлак, расположенный неподалеку от Тхарджа, где глинобитный дом Абулшера, как и десятки других жилищ, прилепились к подножию одного из отрогов Гиндукуша. Она сидела на склоне невысокой горки, наслаждаясь отдыхом после длительного и утомительного пути.

Сперва она ехала с тем всадником, который помог покинуть место, где остался лежать Фрэнсис с разбитой головой… Потом прошло несколько дней, Эвелин не могла бы сказать, сколько именно. То пешком, то на запряженных буйволами повозках, то на чьих-то лошадях добиралась она, пока не оказалась здесь и не увидела Абулшера.

При виде ее он не очень удивился – позже Эвелин узнала, что кто-то успел предупредить его о том, что она скоро появится в кишлаке. Он поздоровался с ней и попросил подождать, пока закончится вечерний намаз.

Молитва завершилась, мужчины поднялись с земли. К изумлению Эвелин, Абулшер не подошел к ней, а направился к своему дому. Она в возмущении поднялась, стряхнула пыль с юбки и решительным шагом, унаследованным от матери, пошла туда же. Но когда до дома оставалось несколько метров, из него вышли две закутанные в национальные одежды женщины и взяли Эвелин под руки. Они ввели ее в дом, но не через ту дверь, в которую вошел Абулшер, а через другую, для чего нужно было сначала войти во двор. Там женщины сняли свои покрывала. Лицо одной из них – старшей, которой было на вид лет тридцать – показалась Эвелин знакомой. А другая оказалась той самой девочкой-невестой, свадьбу которой отпраздновали в Саргохабаде. Так значит, перед нею были обе его жены – прежняя и новая!

Старшая приложила руку ко лбу в знак приветствия.

– Салам. Господин велел передать, что вам нужно снять то, что сейчас на вас и одеть нашу одежду.

Эвелин проследовала за женщинами, которые привели ее в небольшой, обнесенный глинобитной стеной двор, позади дома. Ей сказали, что нужно раздеться. Эвелин скинула с себя пропыленную за столько дней пути одежду. Распрямилась и осторожно вошла в воду небольшого пруда, располагавшегося в центре двора.

Девочка вскрикнула от удивления:

– Фарида-ханум, какая она белая! Совсем как снег!

Эвелин стояла и смотрела на свое отражение. Вода была мутной, смешанной с глинистым илом, но приятно холодила. Фарида принесла большой кувшин, зачерпнула в него воды и вылила на плечи Эвелин. Потом она взяла пучок какой-то сушеной травы, размочила ее в воде и принялась натирать, как мочалкой, спину. Пруд оказался мелким, Эвелин, чтобы погрузиться в него, пришлось присесть. Движения женских рук были мягкими, словно кошачьи.

После омовения они ввели Эвелин в дом. Фарида сказала, чтобы она ложилась на кровать, представляющую собой тонкую деревянную раму, на которую были натянуты толстые веревки. Она легла на спину. Ей подняли руки, завели их за голову и привязали к изголовью кровати. Девочка взяла со стола чашку, запустила туда руку и зачерпнула что-то вроде мягкой смолы. Поразминала ее пальцами и, придерживая руку Эвелин, начала выдергивать из подмышки рыжие волосы. Эвелин вскрикнула от боли и попыталась вырваться, но Фарида крепко держала ее ноги. Эвелин извивалась, но ничего не могла сделать. Пальцы девочки, подобно пинцету, работали быстро, и вскоре обе подмышки были выщипаны. Тем временем Фарида успела привязать ноги Эвелин к кровати и навалилась своим телом на ее бедра. В страхе, Эвелин увидела, что теперь девочка готовится выполнить такую же операцию с ее лобком. С той же скоростью младшая жена принялась удалять вьющиеся волосики, торопясь очистить миловидный холм. Как будто десятки иголок впились в живот, Эвелин корчилась и выла. Девочка остановилась.

– Фарида-ханум, эта женщина не хочет расставаться со своей шерстью! Хочет быть похожа на медведицу или волчицу… Разве мужчина может лечь в кровать с женщиной, у которой столько шерсти? Это все равно, что спать с лохматой собакой.

И она с новым усердием принялась вырывать, казавшиеся ей такими неуместными, волосы. И опять острые иглы вонзились в нежный бугор… Когда с этим местом было покончено, девочка с силой раздвинула Эвелин колени и набросилась на оставшийся мохнатый островок между ног. Когда она добралась до нежных складок, пытка стала нестерпимой. Но пошевелиться жертва не могла, руки были крепко привязаны к раме кровати, а расставленные колени мертвой хваткой удерживала старшая жена.

Процедура, наконец, закончилась, и Эвелин освободили. Она смогла подняться, все тело ныло, места, по которым прошлись искусные пальцы, саднили. Девочка сходила за обломком зеркала и поднесла к ней. Эвелин увидела, что выпуклость в нижней части ее живота, лишенная волос, похожа на розовую фарфоровую вазу с трещиной посередине. Несмотря на боль, она не смогла не улыбнуться, глядя на чистую, гладкую и мягкую, совсем как у юной девочки, поверхность этого холмика, где теперь более не было замаскировано рыжим мехом раздвоение с соблазнительной расщелиной.

Женщины усадили Эвелин на табурет, тщательно расчесали ее волосы, смазали их душистым маслом и умело уложили в тяжелый шиньон на затылке. Затем они вновь подвели ее кровати, но теперь уже без всякого насилия, взяв в руки кусочки смолы, темной и вязкой, массировали укромные уголки ее тела. Эвелин расслабилась, боль понемногу уходила, под действием легких и гибких пальцев возникло так хорошо знакомое желание… Она грезила о близкой ночи, когда Абулшер придет к ней… Эта ночь должна положить начало ее новой жизни, ради которой она, преодолев столько препятствий, явилась сюда.