Магнолия - Шатилов Валентин - Страница 25

Магнолия лежала боком на накренившемся полу, безразлично наблюдая, как подсыхает на руках жидкость (то ли супа, то ли борща какого-то), как оживают разметавшиеся по полу макароны, как медленно подползают к ее рукам, между которыми зажаты металлические судки, как неощутимо ввинчиваются белыми червячками в тыльную сторону зеленой кисти. Магнолии было не до того – она отдыхала.

И вдруг – хруп! – судки сломались в ее ладонях, будто яичная скорлупа. Рассыпались, развалились! Тот мир высосал из них что-то такое, без чего металлическая структура стала рыхлой, ломкой, почти невесомой. И сейчас эти побелевшие скорлупки мелкими голубиными перышками облепили пальцы Магнолии, толкаясь и суетясь в уничтожающем их потоке.

И тотчас створки неведомого окна вновь начали свое неумолимое движение.

Но передышка не прошла даром – теперь-то Магнолия точно знала, что надо делать. Она встала на колени и, шатаясь, то и дело заваливаясь на четвереньки, быстро поползла к двери.

Дверь была большая, очень большая. Магнолия распластала на ней ладони, прижалась голыми, прозрачно-зелеными руками, плечами. Если бы могла – то она вжалась бы в спасительный дверной металл вся! Но дверь была и так достаточно массивная. Даже слишком массивная для того сравнительно узенького отверстия, что Магнолия пробила в иное измерение. Поверхность двери шипела под ладонями Магнолии, трещала, как раскаленная сковорода, створки оконца в иной мир больше не разъезжались.

Более того – Магнолия почувствовала, что они вроде бы начали поддаваться: медленно-медленно, понемножку, но ей удалось начать их обратное движение. Нехотя, будто две каменные плиты, створки смыкались! Изумрудность плечей начала тускнеть – будто впитываясь в руку, в непроглядно-угольную черноту кожи, которая, наоборот, проступала все явственнее.

Пот жгучими щупальцами лез Магнолии под веки, щекотал лицо, она мычала от дикого напряжения – но гибельные створки закрывались.

С сухим хрустом ладони провалились сквозь железно-деревянную дверь. Магнолия ожидала этого – успела быстро перебросить их на чистую поверхность, еще не выбеленную, не высосанную страшным сквозняком.

Через некоторое время проломилось и это место, Магнолии пришлось наклониться к самому полу – только там еще оставалась по-настоящему нетронутая белизной поверхность. Туманно-изумрудные наперстки охватывали уже только ногтевые фаланги пальцев – и через несколько минут дело было сделано. Окно в иное измерение окончательно закрылось – даже щелочки не осталось.

Магнолия проверила еще раз, прислушиваясь к себе, внимательно осмотрела свои страшные черные руки – жуткое зрелище, но зелени нигде не было. Точно не было.

Только убедившись в этом, Магнолия грохнулась в обморок.

8

Такой знакомый, такой недовольный голос прогремел как властный призыв к жизни:

– Ты че, спать тут надумала?

– Виктор, родненький! – она вскочила с колен, кинулась к нему на шею. Но – не тут-то было! – Виктор не позволил ей этого сделать.

С роскошным презрением он отстранился от ее объятий и продолжил тем же недовольным тоном:

– Щас не время развлекаться. Затеяла тут бирюльки!

Он был великолепен – в каком-то немыслимо ладном костюмчике, переливающемся черным бархатом. Стоял он под лампочкой – к счастью, лампочка опять стала обычной, пронзительно-желтой, – и светлые волосы его сияли нимбом. Пухлые губы были старательно уложены в гримаску высокомерия, а руки, чтоб не болтались без дела, помещались на тонкой талии. Он с неприязнью оглядывался в каземате, он всячески демонстрировал, что окружающая обстановка, конечно, не для него, что он, вот лично он – не пробыл бы здесь и одной минуты, если б не некоторые обязанности по отношению к этой взбалмошной девчонке.

– Короче! – твердо резюмировал он. – Хватит тут отсиживаться, когда все наши за тебя как звери пашут. Сбор в а-икс-гэ. Поняла? Повтори, когда сбор.

– Когда? – очумело переспросила Магнолия. Она ничего не поняла.

– В а-икс-гэ! – раздражаясь, прикрикнул Виктор. – Повтори!

– В а-икс-гэ… – неуверенно произнесла Магнолия. – А это…

– Все! Некогда! – отрубил Виктор. – Не опаздывать.

И исчез. Только воздух колыхнулся.

– Но когда это? – торопливо произнесла Магнолия уже в пустоту. И замолчала.

Ну, конечно. Наверняка Виктор успел уже много, пока она тут ковыряется. Ишь как лихо– хлоп, и нет его. Еще небось и удивляется: чего это она там расселась?

А чего это за «наши» такие? И что они за меня делают?

В растерянности Магнолия покачала головой – вот шарады Виктор загадал! И ведь ждут они меня! Когда, где?

А каземат ее, и правда, представлял жалкое зрелище – полный разгром! На полу белесые осколки бывших судков, у топчана ножка подломилась (и когда это она успела?), а дверь – вся в рваных дырах, проломах…

Магнолия подошла к двери, поковыряла пальцем. Дверь крошилась, как старый трухлявый картон. Пошатав, Магнолия отломила несколько толстых пластов двери и, слегка пригнувшись, пролезла в образовавшуюся дыру.

Здесь была довольно темная площадка – лампочка, оставшаяся в каземате, только чуть-чуть освещала бетонный пол, бетонные же ступеньки с правой стороны, круто уходящие вверх.

Магнолия сделала шаг к ступенькам, осторожно глянула наверх. Был виден только серый прямоугольник далекого потолка, и больше ничего. Но она точно помнила, что ступеньки должны бы вывести ее в коридор, к столу, за которым сидит скучающий военный.

Надо, надо идти. Ее ведь где-то ждали!

Она медленно переставляла ногу со ступеньки на ступеньку, стараясь не шуметь, и это удавалось. Во всяком случае, когда ее голова бесшумно появилась в пустом проеме коридора и стала толчками подниматься над полом, бедный военный за столом замер с протянутой вперед рукой (он перебирал в это время какие-то бумажки) и страшно побледнел. Магнолия заметила, что он даже перестал дышать.

Это было уже слишком – Магнолия всерьез испугалась за него и сделала успокоительный жест рукой, чтобы он не боялся.

Возникшие в проеме вслед за головой совершенно черные руки вообще полностью парализовали бедного парня. Если до их появления он еще силился вспомнить, где на его столе располагается кнопка тревоги, то после их появления он оставил эти попытки и только следил, выпучив глаза, за легкими покачиваниями голых черных кистей.

Впрочем, и это продолжалось недолго. Он вдруг нежно, как бы даже с сожалением выдохнул:

– Ах! – и голова его упала на стол, звонко стукнувшись лбом.

Магнолия перепугалась окончательно. Быстро выбежала по ступенькам, в два прыжка пересекла коридор и склонилась над стриженым затылком.

Все было нормально – военный спал, тихонько посапывая. Звездочки на его погонах мирно ходили взад-вперед, в такт ровному дыханию.

– Живой! – облегченно прошептала Магнолия.

Но успокаиваться рано.

– Стой, стрелять буду! – раздался уставной крик из глубины коридора, слева – от двери в совещательную комнату.

Магнолия быстро выпрямилась и увидела наведенный на нее автомат. Вот некстати!

– Не беспокойтесь! Не надо беспокоиться! – как можно убедительнее попросила она солдатика и вежливо помахала ему рукой, подтверждая безвредность своих намерений.

Эффект превзошел все ожидания. Постовой успокоился совершенно, закрыл глаза, голова упала на грудь, колени расслабленно подогнулись и – спиной по стене – он съехал вниз, свернувшись калачиком прямо под дверью, которую охранял. Только автомат звякнул об пол.

Магнолия подошла, проверила – он спал. Как и тот, первый, что остался за своим столом.

Магнолия в раздумье оглядела свои руки. Зрелище, конечно, не очень… Черные, будто в саже замазуренные, но, по-видимому, дело было все-таки в них. Уже двое, стоило ей поднять руки (или даже руку – во второй раз, кажется, хватило и одной) и сделать этими руками какие-то незначительные движения – мгновенно погружались в сон.

Магнолия осторожно потолкала солдатика закопченым пальчиком в лоб.