Уилт - Шарп Том - Страница 18

– Все дело в том, что у Евы слишком много энергии, – сказала Бетти. – Тебе надо попытаться уговорить ее пойти работать.

– Работать? – переспросил Уилт. – Да у нее больше работ, чем у меня обедов. Я ведь еще не все говорю. Мне достается только холодный ужин и записка, в которой она сообщает, что ушла на занятия керамикой, трансцедентальной медитацией или какой-нибудь такой же ерундой. Помните «Поттерс», машиностроительную фирму, которая разорилась после забастовки два года назад? Так вот. если хотите знать, в этом виновата Ева. Она нашла себе работу в фирме, дающей консультации по вопросам рабочего времени и повышения по службе. Ее направили на этот завод. И не успели оглянуться, пожалуйста, забастовка…

Они проговорили около часа, супруги предложили Генри остаться ночевать, но он отказался.

– У меня завтра много дел, – сказал он.

– Например?

– Во-первых, покормить собаку.

– Можно съездить и покормить. За один день Клем не умрет.

Они не смогли уговорить Уилта, который буквально упивался жалостью к себе. К тому же ему не давала покоя мысль о кукле. Может, еще раз попытаться вытащить ее из ямы? Он поехал домой и лег в постель, представлявшую собой кучу одеял и простыней. Утром он ее так"и не прибрал.

– Бедный старина Генри, – сказала Бетти, когда они с Питером поднялись наверх. – Он в самом деле ужасно выглядит.

– Он сказал, что ему пришлось менять колесо.

– Да я не об одежде говорю. Меня беспокоит выражение его лица. Тебе не кажется, что он на грани срыва?

Питер Брейнтри покачал головой.

– Хотел бы я посмотреть, какой у тебя был бы вид, если заставить тебя в течение десяти лет каждый день заниматься с газовщиками и штукатурами, да к тому же если у тебя сбежала жена, – сказал он.

– Почему ему не поручат более интересную работу?

– Почему? Да потому, что техучилище хочет стать политехом, вот они и организовывают новые курсы лекций, читать которые приглашают людей со степенями, а студенты на эти курсы не записываются. Набрали таких специалистов, как доктор Фитцпатрик, который знает буквально все о детском труде на четырех фабриках в Манчестере в 1837 году, но вряд ли знает что-либо обо всем остальном. А посади его один на один с учениками дневного отделения, и от него останутся рожки да ножки. По крайней мере раз в неделю я вынужден заходить в его старшие классы и говорить студентам, чтюбы они заткнулись. А Генри, хоть внешне и робкий, но вполне может справиться с этими безобразниками. Он слишком хорошо выполняет свою работу. В этом причина всех его бед. Кроме того, он не подхалим, а у нас в техучилище это смерти подобно. Не умеешь лизать задницы, ничего не достигнешь.

– Знаешь, – сказала Бетти, – твоя работа ужасно повлияла на твою манеру выражаться.

– Она ужасно повлияла на мое мировоззрение, и плевал я на манеру выражаться, – сказал Брейнтри. – От всего этого запить можно.

– Что, по-видимому, и случилось с Генри. От него так и несло джином.

– У него это пройдет.

Однако у Уилта это не прошло. Утром он проснулся с чувством, что не хватает не только Евы, но и чего-то еще. Не хватало проклятой куклы. Он лежал в постели, стараясь придумать какой-нибудь способ вытащить куклу из ямы до того, как в понедельник там появятся рабочие. Но ничего путного не придумал, кроме как вылить в яму канистру бензина и поджечь. Поразмышляв об этом, Уилт пришел к выводу, что лучшего способа привлечь всеобщее внимание к тому, что он засунул в яму пластиковую куклу, одетую в шмотки своей жены, трудно изобрести. Никаких других практических идей ему в голову не пришло. Оставалось надеяться, что все как-то обойдется.

Утром Уилт вылез из постели и спустился вниз, чтобы достать воскресные газеты и почитать их за овсянкой. Затем он покормил собаку, послонялся в пижаме по дому, сходил пообедать в гостиницу «Ферри Пат», поспал немного и весь вечер провел перед ящиком. Потом разобрал постель и улегся, но спал плохо, так как все время думал о Еве. Хотя казалось, что теперь после стольких бесплодных часов, отданных размышлениям о том, как избавиться от нее уголовным способом, он должен был бы меньше всего волноваться, куда она исчезла.

«Если я не хотел ее исчезновения, то какого черта я придумывал, как ее убить, – думал он в два часа ночи. – Нормальные люди во время прогулки с Лабрадором не строят планов убийства собственной жены. Ведь с ней можно просто-напросто развестись». Наверное, все дело в этой дерьмовой психологии. Уилт и сам мог придумать несколько психологических причин, что было, пожалуй, многовато и не облегчала выбор наиболее правдоподобной из них. И вообще, психологическое объяснение требовало такой степени самопознания, которой Уилт, будучи неуверен, что у него вообще есть что познавать в себе, был лишен. Десять лет, проведенные со штукатурами, лицом к лицу с вандализмом, научили его, что на каждый вопрос есть ответ, и не важно, каков этот ответ, если он звучит убедительно. В XIV веке сказали бы, что эти мысли у него от дьявола. Теперь же, в послефрейдовскую эпоху, начнут болтать о комплексах или, что современнее, о химическом дисбалансе. Через сотню лет появится совершенно иное объяснение. С успокоительной мыслью, что то, что является правдой в одну эпоху, оказывается полным абсурдом в другую, и что не суть важно, о чем ты думаешь, коль скоро ты поступаешь как надо – а именно это, с его точки зрения, он и делал, – Уилт заснул.

Будильник разбудил его в семь часов, а в половине девятого он припарковал машину на стоянке позади училища. Он прошел мимо строительной площадки, где уже трудились рабочие. Потом зашел в учительскую и выглянул из окна. Квадрат фанеры был на месте, прикрывая яму, но бурильную машину убрали. По-видимому, в ней не было больше нужды.

Без пяти девять он взял из шкафа 25 экземпляров «Шейна» и отправился в группу механиков. Книга была идеальным снотворным. Эти тупицы будут вести себя тихо, а он посидит и посмотрит, что происходит внизу. Вид на строительную площадку из 593-й комнаты машиностроительного корпуса был как из партера. Уилт заполнил журнал, раздал книги ученикам. Все это он проделал с куда большим энтузиазмом, чем можно было ожидать от него в понедельник утром, и класс углубился в невзгоды фермеров. Сам Уилт уставился в окно, захваченный происходившими там драматическими событиями.

Грузовик с вращающимся барабаном, наполненным жидким бетоном, въехал на стройплощадку и стал медленно пятиться задом к фанерному квадрату. Затем он остановился. Прошло несколько мучительных минут, пока водитель выбирался из кабины и закуривал сигарету. Еще один человек, судя по всему мастер, вышел из деревянного домика и направился к грузовику. Вскоре около ямы собралось несколько человек. Уилт поднялся и подошел к окну поближе. Какого черта они прохлаждаются? Наконец водитель вернулся в кабину, а двое рабочих сняли фанеру. Желоб идущий от барабана, установили в нужную позицию. Еще один сигнал. Барабан начал наклоняться. Сейчас польется бетон. Уилт видел, как он начал течь по желобу, и как раз в этот момент мастер заглянул в яму. За ним еще один рабочий. В следующее мгновение площадка превратилась в сумасшедший дом. Мастер орал и дико махал руками. Через окно Уилту были ясно видны только широко разинутые рты и суматошные жесты. Но бетон продолжал литься. Уилт закрыл глаза и содрогнулся. Они нашли эту блядскую куклу.

На стройплощадке царила полная неразбериха.

– Чего орешь? Я быстрее лить не могу, – кричал водитель, неправильно поняв отчаянные сигналы мастера. Он передвинул рукоятку вперед до упора, и бетон начал литься еще быстрее. В следующее мгновение он сообразил, что сделал что-то не так. Мастер дергал ручку кабины и орал благим матом.

– Остановись, Христа ради, остановись, – орал он. – Там внизу баба.

– Кто? – переспросил водитель и выключил мотор.

– Баба, мать ее так, и посмотри, что ты, мать твою, натворил. Я говорил тебе, чтоб ты остановился. Говорил, кончай лить, а ты продолжал. Теперь на ней двадцать тонн жидкого бетона.