Оскорбление нравственности - Шарп Том - Страница 58

— Здесь, наверное, чувствуешь себя очень одиноко? — поинтересовался он.

Гейзенхеймер пожал плечами.

— По-моему, в одиночке всегда так, — философски заметил он.

Коммандант вернулся к начальнику тюрьмы и заявил, что не сомневается: Гейзенхеймер спятил. В тот же день марксиста перевели в изолированное отделение психбольницы Форт-Рэйпир, в котором стояли еще одиннадцать коек, а заодно были подготовлены полные собрания сочинений Маркса и Ленина, когда-то конфискованные пьембургской полицией. Передавая эти книги доктору фон Блименстейн, коммандант вспомнил, что ему еще предстоит как-то излечить полицейских-гомосеков.

— Да, и вот еще что, — сказал он, выслушав врачиху, сообщившую, что она нашла одиннадцать подходящих пациентов. — Я был бы благодарен, если бы сегодня после обеда вы смогли заглянуть в наш спортзал. Мне нужен ваш совет, как вернуть некоторых «голубых» в норму.

Глава четырнадцатая

Подъезжая к спортзалу, в котором сержант Брейтенбах должен был собрать двести десять протестующих полицейских, коммандант испытывал определенное удовлетворение от того, что дела вроде бы сдвинулись с мертвой точки, и даже в правильном направлении. Безусловно, впереди его еще ждали трудности; но по крайней мере общую обстановку в городе удалось вернуть в норму. День или два уйдут еще на то, чтобы подготовить самоубийц в теории, и тогда их можно будет арестовывать. Правда, коммандант все еще не решил, как практически организовать такое натаскивание. Перед ним на переднем сиденье маячила спина констебля Элса, и, глядя на его затылок — весьма своеобразной формы и цвета, — коммандант ощущал прилив спокойствия и уверенности. Если человеческий гений и изобретательность не смогли подняться до необходимых высот в деле уничтожения нежелательных вещественных доказательств, то констебль Элс, с его угрожающей силой, неспособностью думать и с его везением, несомненно, легко справится с подобной задачей. Коммандант втайне лелеял надежду и на то, что в ходе ее выполнения Элс как-нибудь сгинет и сам. Однако последнее казалось совершенно невероятным: счастье, похоже, постоянно благоволило к констеблю. И оно явно не благоволило ко всем тем, кто пересекал констеблю Элсу дорогу. Коммандант почти не сомневался в том, что Элс сумеет так напортачить в ходе ареста одиннадцати пациентов Форт-Рэйпира, что любые последующие попытки доказать их невиновность будут обречены на провал.

За время поездки до спортзала коммандант Ван Хеерден пришел в прекрасное расположение духа. Чего нельзя было сказать о двухстах десяти полицейских, отнюдь не расположенных проходить вторично уже испытанный ими курс лечения.

— Лапочка моя, да ты ведь понятия не имеешь, что может из всего этого выйти на сей раз, — заявил один из них, обращаясь к сержанту Брейтенбаху. — Согласись, ты же просто-напросто не знаешь, что получится в результате?

Сержант Брейтенбах вынужден был признать, что, учитывая исход первоначального эксперимента, он действительно понятия не имел о возможных итогах второго.

— Но хуже, чем сейчас, вам не будет, — приободрил он полицейских.

— Не уверен, — возразил ему констебль. — А может быть, мы вообще превратимся в животных?

— Ну, я готов пойти на этот риск, — заявил сержант.

— А о нас, дорогой, ты подумал? Что будет с нами? Не очень приятно себя чувствовать, когда не знаешь, что с тобой произойдет в следующий момент, верно? Меня, во всяком случае, это просто выводит из равновесия.

— А все барахло и причиндалы, которые мы на купили? — поддержал его другой полицейский. — Оно же денег стоит. Все эти лифчики, трусики, и все такое. Назад его у нас никто не примет.

Сержант Брейтенбах в ответ только пожал плечами. Его уже начинало всерьез волновать, каким образом можно будет заставить двести десять человек занять приготовленные для них места в спортзале. Но в этот момент показалась машина с коммандантом, и сержант был избавлен от решения столь ответственной задачи.

«Попробую апеллировать к их чувству патриотизма», — подумал коммандант, с откровенным отвращением разглядывая желтый парик констебля Боты. Он взял в руки громкоговоритель и обратился через него к толпе гомосексуалистов.

— Солдаты! — прокричал он. Усиленный громкоговорителем, но окрашенный нотками сомнения, его голос разнесся над плацем и улетел в сторону города. — Полицейские Южной Африки! Я понимаю, что пережитое вами не так давно не располагает к тому, чтобы снова повторять этот опыт. Могу только сказать, что я отдал приказ о повторном проведении лечения в интересах всей страны в целом. Оно снова сделает вас теми полноценными мужчинами, какими вы когда-то были. На этот раз лечение будет проводиться под наблюдением профессионального психиатра и без всяких штучек-дрючек. — В этом месте речь комманданта была прервана взрывом громкого хохота, а один особенно придурковатый на вид констебль с наклеенными на глаза крупными искусственными ресницами недвусмысленно подмигнул ему. Коммандант Ван Хеерден, уже порядком уставший от всего, что на него свалилось за последние дни, вышел из себя.

— Слушайте, вы, дерьмо собачье! — рявкнул он то, что думал на самом деле, и его многократно усиленный голос был слышен за две мили от плаца. — Я навидался за свою жизнь всяческих мерзавцев, но таких, как вы, еще не встречал. И за что только мне выпало иметь дело с бандой педиков. Привыкли тут жопами крутить! Но ничего, я вас снова научу трахаться как положено! — Коммандант перенес все свое внимание на полицейского с искусственными ресницами, грозя, что тот навек заречется появляться перед ним, коммандантом, в подобном виде и что при одном воспоминании об этом у него будет яйца судорогой сводить… В этот момент на площадке перед спортзалом появилась доктор фон Блименстейн и сразу же восстановила порядок. Она медленно, но многозначительно приблизилась к толпе полицейских. Те замолчали и с уважением уставились на ее крупные формы.

— Если не возражаете, коммандант, — проговорила она, и при этих словах давление у комманданта мгновенно вернулось почти что в норму, — если не возражаете, я попробую поговорить с ними иначе. Ван Хеерден вручил ей громкоговоритель, и через минуту над площадкой разносился уже ее сладкозвучный голос.

— Мальчики, — начала врачиха, найдя явно более удачную форму обращения. — Я хочу, чтобы вы увидели во мне, — тут она сделала многообещающую паузу, — друга, а не человека, которого надо бояться. — По рядам полицейских пробежала волна нервного ожидания. Перспектива оказаться другом человека, буквально источавшего вокруг себя атмосферу сексуальности — хотя пол этой сексуальности был не сколько неясен, явно понравилась констеблям. Коммандант послушал доктора фон Блименстейн еще несколько минут, а затем, удовлетворенный, повернул к выходу, уверенный в том, что теперь все будет в порядке: потрясающий гермафродитизм врачихи оказывал на гомиков неодолимое влияние. Сержанта Брейтенбаха коммандант нашел в спортзале. Тот проверял трансформатор.

— Жуткая женщина, — сказал сержант. Было слышно, как доктор фон Блименстейн рассказывала полицейским о радостях, которые может дать им половой контакт с партнерами противоположного пола.

— Будущая миссис Веркрамп, — скорбно произнес коммандант. — Он ей сделал предложение.

Сержант воспринял это сообщение как лишнее подтверждение того, что Веркрамп действительно сошел с ума. Оставив сержанта переваривать новость, коммандант отправился заниматься решением еще одной проблемы. К нему явилась депутация священников голландской реформистской церкви, присоединивших свои протесты к протестам полицейских.

Коммандант проводил их в небольшую комнатку, примыкавшую к спортзалу, и подождал, пока доктор фон Блименстейн рассадит по местам своих пациентов, после чего приступил к разговору с облаченными в черные мантии священниками.

— Вы не имеете никакого права вмешиваться в природу человека, — заявил преподобный Шлахбалс, когда доктор присоединилась к беседе. — Господь сотворил нас такими, каковы мы есть, а вы пытаетесь изменить его творение.