Оскорбление нравственности - Шарп Том - Страница 53

— Так, и чего же вы хотите? — спросила она, усевшись за стол и окидывая комманданта холодным взглядом.

— Я хочу увидеть лейтенанта Веркрампа, — ответил коммандант.

— Вы ему кем приходитесь — отцом, родственником, опекуном? — поинтересовалась врачиха.

— Я — офицер полиции, и я расследую преступление, — ответил коммандант.

— Тогда, наверное, у вас есть ордер? Я бы хотела взглянуть на него.

Коммандант заявил, что ордера у него нет.

— Я — коммандант полиции Пьембурга, а Веркрамп — мой подчиненный. Для встречи и разговора с ним мне не требуется ордера, где бы он ни находился.

Доктор фон Блименстейн снисходительно улыбнулась.

— Вы просто не знакомы с больничными правилами, — сказала она. — Мы очень внимательно смотрим, кто приходит навещать наших пациентов. Мы не можем допустить, чтобы случайные люди возбуждали наших больных или же задавали им вопросы по работе. В конце концов, проблемы у Бальтазара возникли оттого, что он переработался, а ответственность за это, как мне ни прискорбно, лежит, на мой взгляд, на вас.

Коммандант был настолько поражен тем, что Веркрампа здесь называют Бальтазаром, что даже не нашелся, что ответить.

— Если бы вы сказали мне, какие вопросы вы хотите ему задать, возможно, я смогла бы вам чем-нибудь помочь, — продолжала врачиха, чувствуя, что инициатива находится в ее руках.

Коммандант много о чем хотел бы порасспросить лейтенанта Веркрампа. Он, однако, понял, что сейчас об этом лучше не упоминать. И потому просто сказал, что хотел бы выяснить, не может ли Веркрамп пролить какой-нибудь свет на причины происшедших в городе взрывов.

— Понятно, — сказала доктор фон Блименстейн. — Но, если я правильно вас поняла, вы вполне удовлетворены тем, как действовал лейтенант в ваше отсутствие?

Ван Хеерден решил, что если он хочет поговорить с самим Веркрампом, то единственный способ добиться этого — потворствовать настроению и прихотям докторши.

— Да, — ответил он. — Лейтенант Веркрамп сделал все, что смог, чтобы прекратить беспорядки.

— Отлично, — поддержала доктор фон Блименстейн, — рада это слышать от вас. Понимаете, очень важно, чтобы у наших пациентов не возникал комплекс вины. Проблемы Бальтазара во многом проистекают из того, что у него есть такой застарелый комплекс вины и неполноценности. Нельзя же, чтобы в результате наших неосторожных высказываний этот комплекс еще больше усилился.

— Конечно, — согласился коммандант, в душе полностью согласный с тем, что в основе проблем Веркрампа лежит именно вина.

— В таком случае, я надеюсь, что вы абсолютно удовлетворены его работой, считаете, что он действовал в сложившейся обстановке профессионально и предельно ответственно. Я вас правильно поняла?

— Безусловно, — ответил коммандант, — он не смог бы сделать большего, как бы ни старался.

— Ну, в таком случае, полагаю, я могу разрешить вам свидание, — сказала доктор фон Блименстейн и выключила стоявший у нее на столе диктофон. Она встала из-за стола и вышла в коридор. Коммандант двинулся за ней, интуитивно чувствуя, что его каким-то образом обвели вокруг пальца, хотя и не понимая, в чем и как именно. Поднявшись несколько раз по лестнице, они вошли в другой коридор.

Подождите здесь, — сказала врачиха, — я предупрежу его, что вы хотите с ним поговорить. — Оставив комманданта в маленькой первой комнатке, она прошла дальше, в палату, где лежал Веркрамп.

— А у нас гость, — весело сказала она. Веркрамп съежился на кровати.

— Кто? — спросил он слабым голосом.

— Один из старых друзей, — ответила врачиха. — Он просто хочет тебя кое о чем спросить. Коммандант Ван Хеерден.

Веркрамп смертельно побледнел.

— Ни о чем не волнуйся, — сказала доктор фон Блименстейн, присаживаясь на краешек кровати и беря его за руку. — Если не хочешь, можешь не отвечать ни на какие вопросы.

— Конечно, не хочу, — с чувством произнес Вер крамп.

— Ну и не надо, — сказала врачиха, доставая из кармана какую-то бутылочку и кусочек сахару.

— Это еще-что? — нервно спросил Веркрамп.

— То, что поможет тебе не отвечать на вопросы, дорогой, — сказала врачиха и сунула кусочек сахара ему в рот. Веркрамп прожевал его и повернулся на спину.

Через десять минут коммандант, пытавшийся успокоить нервы, снова разгулявшиеся из-за долгого ожидания, чтением какого-то автомобильного журнала, услышал ужасающие вопли. Казалось, кто-то из пациентов переживает просто-таки адовы муки.

В комнату вошла доктор фон Блименстейн.

— Он готов с вами встретиться, — сказала она, — но предупреждаю, что обращаться с ним надо очень мягко. Сегодня у него один из самых легких дней, по этому не надо его ничем расстраивать, ладно?

— Хорошо, — ответил коммандант, стараясь перекричать нечеловеческие вопли. Докторша отперла дверь в палату, и коммандант осторожно заглянул внутрь. То, что он там увидел, заставило его мгновенно отпрянуть назад в коридор.

— Не волнуйтесь, — сказала врачиха и втолкнула его в палату. — Только спрашивайте его в мягкой форме и старайтесь ничем не выводить его из себя. Она заперла за коммандантом дверь в палату, и Ван Хеерден оказался в маленькой комнате, один на один с кричащим, суетливо мечущимся по палате существом, черты лица которого — когда комманданту удавалось их разглядеть — чем-то напоминали лейтенанта Веркрампа. Заостренность этих черт, тонкий нос, горящие яростью глаза — все это вроде бы было как у Веркрампа. На этом, однако, сходство кончалось. Веркрамп никогда не кричал подобным образом. Если бы комманданту сказали раньше, что человек вообще в состоянии издавать подобные звуки, то он бы не поверил. У Веркрампа никогда не вываливался наружу язык, он не мельтешил так из стороны в сторону. А главное, Веркрамп никогда не имел привычки так цепляться за решетки на окнах.

В ужасе коммандант вжался в ближайший к двери угол. Он понял, что приехал сюда зря. Уж что-что, но факт сумасшествия лейтенанта Веркрампа был несомненен.

То бормоча, то выкрикивая нечто бессвязное, Веркрамп оторвался наконец от оконной решетки и спрятался под кроватью, продолжая и оттуда кричать и время от времени высовываться, чтобы схватить комманданта за ноги. Коммандант с трудом отбился от него, и Веркрамп снова метнулся через всю комнату к окну и повис на решетке.

— Откройте! Выпустите меня отсюда! — заорал коммандант и неожиданно для себя самого стал барабанить в дверь столь же неистово, что почти сравнялся в своем бешенстве с Веркрампом. Через смотровой глазок в двери на него уставился чей-то холодный взгляд.

— Вы выяснили все, что хотели узнать? — спросила доктор фон Блименстейн.

— Да, да! — в отчаянии прокричал коммандант.

— И Бальтазару не придется как-либо отвечать за все происшедшее?

— Отвечать? — воскликнул коммандант. — Конечно, он не может отвечать. — Ему показалось даже странным, что у кого-то может возникнуть подобный вопрос.

Доктор фон Блименстейн отперла дверь, и коммандант вылетел в коридор. Позади него Веркрамп все еще висел на окне, и глаза его горели яростным огнем, который коммандант отнес исключительно на счет его неизлечимой болезни.

— У него сегодня один из хороших дней, — сказала врачиха, запирая дверь в палату и поворачивая назад к своему кабинету.

— А что с ним? — поинтересовался коммандант, подумав про себя, какими же должны быть в этом случае плохие, трудные дни.

— Легкая депрессия, следствие слишком большого перенапряжения на работе.

— Господи Боже мой, — сказал коммандант, — вот уж легким это я бы никак не назвал.

— У вас просто нет опыта общения с душевно больными, — ответила врачиха. — Вы смотрите глазами неспециалиста.

— Ну, не знаю, — произнес коммандант. — И вы полагаете, он когда-нибудь поправится?

— Безусловно, — ответила докторша. — Через несколько дней он будет как огурчик.

Коммандант Ван Хеерден решил не спорить со специалистом. Со всей вежливостью, продиктованной, в частности, и его внутренним убеждением, что врачу придется иметь дело с абсолютно неизлечимым случаем, коммандант поблагодарил ее за помощь.