Оскорбление нравственности - Шарп Том - Страница 24

— Будем начинать, сэр? — спросил он, перебивая Веркрампа. Лейтенант потерял мысль и остановился.

— Да, — ответил он. — Начнем эксперимент. Добровольные пациенты разошлись по камерам, где их заставили раздеться и надели на них смирительные рубашки, заранее приготовленные и уложенные на койках наподобие пижам. С облачением в смирительные рубашки возникли некоторые трудности, и в паре случаев потребовалась помощь нескольких сержантов, чтобы натянуть их на самых крупных и сильных полицейских. В конце концов, однако, каждый из десяти констеблей был переодет и связан, и Веркрамп наполнил апоморфином первый шприц.

Сержант Брейтенбах с растущей тревогой наблюдал за его приготовлениями.

— Хирург предупреждал не давать слишком большую дозу, — прошептал сержант Веркрампу. — Он говорил, что иначе можно и убить. Только по три кубика.

— У вас что, сержант, поджилки задрожали? — спросил Веркрамп. Лежавший на койке констебль неотрывно смотрел на иглу, и глаза его наполнялись ужасом.

— Я передумал! — отчаянно завопил он.

— Ничего ты не передумал, ответил Веркрамп. — Мы это делаем для твоей же пользы.

— Может быть, испробуем сперва на кафрах? — спросил сержант Брейтенбах. — А то не здорово ведь будет, если кто-нибудь из наших людей помрет.

Веркрамп на минуту-другую задумался.

— Ты прав, — согласился он в конце концов. Они отправились в камеры, расположенные на первом эта же, и ввели нескольким африканцам разные дозы апоморфина. Результаты полностью подтвердили худшие опасения сержанта Брейтенбаха. Когда третий негр подряд впал в состояние комы, Веркрамп выразил удивление, смешанное с восхищением.

— Мощная штука, — сказал он.

— Может, ограничимся только электрошоком? — спросил сержант.

— Пожалуй, — с грустью произнес Веркрамп. Ему очень хотелось потыкать в добровольных пациентов иголками. Приказав сержанту послать за полицейским хирургом, чтобы тот оформил свидетельства о смерти подопытных африканцев, лейтенант вернулся на верхний этаж и заверил пятерых добровольцев, которым должны были вводить апоморфин, что те могут не волноваться.

— Уколов не будет, — сказал он им, — вместо них применим электрошок. — И включил диапроектор. На противоположной стене камеры появилось изображение обнаженной чернокожей женщины. На эту часть эксперимента каждый из добровольцев ответил эрекцией. Веркрамп покачал головой.

— Позор! — пробормотал он, прикрепляя липкой лентой контакты электрошокового устройства к бодро настроенному члену одного из пациентов. — А теперь, — сказал он сержанту, сидевшему рядом с койкой, — каждый раз, когда будешь менять слайд, давай ему удар. Вот так, — и Веркрамп энергично завертел рукоятку генератора. Лежавший на кровати констебль задергался, как в конвульсии, и завопил. Веркрамп посмотрел на его пенис и остался доволен. — Видишь, — сказал он сержанту, — действует. — И сменил изображение.

Переходя из камеры в камеру, лейтенант Веркрамп объяснял, как надо проводить лечение, и следил за ходом эксперимента. Вслед за показом диапозитива обычно следовала эрекция, за ней — электрический удар, потом изображение менялось, повторялись эрекция и удар током — и так снова, снова и снова. По мере продолжения курса энтузиазм лейтенанта заметно возрастал.

В это время из морга возвратился сержант Брейтенбах. Он был настроен не столь оптимистически, как его начальник.

— На улице слышно, как они вопят, — прокричал он на ухо Веркрампу. Из-за криков подвергаемых лечению в коридоре верхнего этажа невозможно было ничего расслышать.

— Ну и что? — возразил Веркрамп. — Мы делаем историю.

— Мы делаем слишком много шума, — настаивал сержант.

Однако Веркрампу вопли добровольцев казались сладчайшей музыкой. Он видел себя дирижером, руководящим исполнением какой-то великой симфонии. Изображения и эрекция, удары током и вопли ассоциировались в его сознании с тем, как сменяются в симфонии времена года. В его власти всецело было вызвать весну или лето, зиму или осень или даже вообще отменить их чередование.

Через некоторое время он потребовал принести себе раскладушку и прямо в коридоре улегся на ней немного поспать.

— Я изгоняю дьявола, — повторял он про себя, мечтая о наступлении того времени, когда мир будет полностью очищен от сексуальных желаний. С этими мыслями он и заснул. Когда лейтенант проснулся, его поразила царившая вокруг тишина. Он поднялся и об наружил, что все добровольцы крепко спят, а сержанты собрались в туалете и курят.

— Почему вы прекратили лечение, черт возьми? — закричал на них Веркрамп. — Оно должно быть непрерывным, только в этом случае оно подействует. Это называется закреплением реакции.

— Чтобы продолжать, нужны свежие силы, — возразил один из сержантов. Это было похоже на признаки бунта.

— В чем дело? — сердито спросил Веркрамп. Сержант выглядел явно смущенным.

— Деликатный вопрос, — ответил в конце концов сержант Де Кок.

— А именно?

— Ну, мы всю ночь смотрели слайды обнаженных леди…

— Цветных девок, а не леди, — рявкнул Веркрамп.

— И… — сержант стушевался.

— И что?

— У нас начались судороги в яйцах, — ответил на конец сержант, не подыскивая других слов.

Лейтенант Веркрамп был поражен.

— Судороги в яйцах?! — закричал он. — Судороги в яйцах от цветных девок?! И вы в этом спокойно признаетесь?! — от возмущения Веркрамп потерял дар речи.

— Это совершенно естественно, — сказал один из сержантов.

— Что естественно?! — снова закричал Веркрамп. — Это абсолютно противоестественно! До чего докатилась страна, если даже люди вашего положения и вашей ответственности не в состоянии контролировать свои половые инстинкты! Так вот, слушайте, что я скажу. Как коммандант этого полицейского участка, я приказываю вам продолжать курс лечения! Любой из вас, кто откажется выполнять свой долг, будет первым включен в список следующей группы добровольцев.

Сержанты одернули гимнастерки и заспешили назад в камеры. Раздавшиеся через несколько минут вопли подтвердили, что их верность долгу восстановлена полностью. Утром лечение продолжила новая смена сержантов. На протяжении дня лейтенант Веркрамп неоднократно поднимался наверх, чтобы проверить, как идут дела.

Во время одного из таких посещений он уже собирался было покинуть камеру, как вдруг ему показалось, что проецируемая на стену картинка какая-то странная. Он пригляделся и увидел, что на слайде пейзаж, снятый в национальном парке Крюгера.

— Нравится? — спросил сержант, видя, что Веркрамп молча уставился на изображение. — Следующий еще лучше.

Сержант нажал на кнопку, слайд сменился, и во всю стену возник жираф, снятый с близкого расстояния. Лежавший на койке доброволец задергался от удара током. Лейтенант Веркрамп не верил собственным глазам.

— Откуда у вас эти слайды? — спросил он. Вид у сержанта был крайне довольный.

— Сделал в прошлом году, во время отпуска. Мы тогда ездили в заповедник. — Он снова нажал кнопку, и на экране появился табун зебр. Пациент на койке опять конвульсивно задергался.

— Вы обязаны показывать ему голых черных баб, а не зверей из заповедника, — зарычал Веркрамп.

Но сержант не смутился.

— Это я просто для разнообразия, — объяснил он. — А кроме того, я их еще сам ни разу не смотрел. У нас дома нет диапроектора.

Лежавший на койке доброволец тем временем орал, что он больше не выдержит.

— Не показывайте больше бегемотов, — молил он. — Хватит бегемотов. Клянусь Богом, я в жизни не притронусь ни к одному бегемоту!

— Видишь, что ты наделал? — начал отчитывать сержанта Веркрамп. — Ты понимаешь, что натворил? Теперь он будет всю жизнь ненавидеть животных. Он даже не сможет повести своих детей в зоопарк, не рискуя получить нервный срыв.

— Честное слово, я этого не хотел, — оправды вался сержант. — Прошу прощения. Он же теперь и рыбу ловить не сможет, бедняга.

Веркрамп отобрал слайды с изображением заповедника, а заодно и те, на которых был снят морской аквариум в Дурбане, и приказал сержанту показывать диапозитивы только с голыми черными женщинами. После этого случая он сам проверил все слайды во всех других камерах и обнаружил еще одно отклонение от установленного им порядка. Сержант Бишоф наряду с картинками цветных женщин показывал слайд, на котором была изображена одетая в купальник некрасивая белая женщина.