Новый расклад в Покерхаузе - Шарп Том - Страница 45

Кухмистер встал с кровати и пошел в ванную бриться. Ему купили новую бритву и пену-аэрозоль. Из-за легкости бритья оно перестало быть священнодействием. Кухмистер надел воротничок, галстук, привел в порядок жилет. С него хватит. Он высказался, он посмотрел телестудию. Довольно. Пора в Кембридж. Проведут «Разговор по душам» без него. Он собрал вещи, уплатил по счету и двумя часами позже сидел в вагоне, курил трубку и смотрел в окно на плоские поля Эссекса. Однообразный пейзаж радовал глаз, напоминал болотистые равнины Кембриджшира. Теперь, если придет охота, можно купить там участок земли и выращивать овощи, как отчим. Нет, не придет охота. Кухмистер не хотел новой жизни. Он хотел вернуть старую.

Когда поезд подошел к вокзалу. Кухмистер уже принял решение. Он сделает последнюю попытку, он не пойдет ни к Декану, ни к сэру Кошкарту, он поговорит с самим Ректором. Кухмистер шел по Стейшн-роуд. Как это не пришло ему в голову раньше? Конечно, у него есть гордость и он всегда был невысокого мнения о сэре Богдере, отпускал ему уважение скудными порциями, только минимальный паек, полагающийся любому ректору. Он надеялся на Декана, но Декан подвел его. На углу Ленсфильд-роуд, у костела. Кухмистер поколебался: можно повернуть направо, через Паркере Пис к Райдер-стрит, а можно пойти в Покерхаус. Двенадцать часов, а у него крошки во рту не было. Он пойдет в город, закусит и обдумает все. На Риджент-стрит, в «Фонтане», Кухмистер заказал кружку пива и сандвичи. Он сидел за столом, потягивал пиво и пытался представить, что скажет сэр Богдер. Ректор наверняка откажет. Но все равно стоит рискнуть. Рискнуть потерей самоуважения. Почему рискнуть? Он потребует вернуть то, что принадлежит ему по праву, и потом, у него есть четверть миллиона фунтов, ему не нужна работа. Он не просит одолжения. Он просто хочет вернуть работу, вернуть свое доброе имя, хочет и дальше заниматься, чем занимался сорок пять лет, хочет быть привратником Покерхауса. Поддерживая присутствие духа подобными аргументами, Кухмистер допил пиво и вышел из трактира. Он пробирался через толпу на Маркет-Хилл, все еще сомневаясь в целесообразности разговора с Ректором. Может, подождать дня два-три? Может, они одумались, вернули ему работу, может, письмо об этом уже у него дома? Нет, лучше не надеяться. Не уронит ли он достоинства, унизившись до просьбы? Кухмистер прямо извелся. Он старался подавить страх, но ничего не выходило, а ноги тем временем сами собой несли его к Покерхаусу. Дважды решал он идти домой и дважды менял решеоткладывал его и шел дальше по Сидни-стрит к церкви, вместо того чтоб повернуть на Тринити-стрит. Наследство лорда Вурфорда не ободряло его, деньги казались столь же нереальными, как и все происшествия последних дней. Нет, деньги не утешение. Они не заменят уюта привратницкой с ящиками для почты, коммутатором и сознанием собственной незаменимости. Колоссальная сумма чуть ли не оскорбляла Кухмистера: случайность обессмыслила годы службы. Зачем он стал привратником? Он мог стать кем угодно. От этой мысли решимость Кухмистера окрепла. Он поговорит с сэром Богдером. У церкви Кухмистер остановился. Он не войдет в главные ворота, он постучит прямо в дом Ректора. И Кухмистер повернул назад.

Неожиданная идея попробовать найти общий язык со Старшим Тьютором оставила Ректора очень быстро, стоило ему оказаться в саду. Если он сделает первый шаг к примирению, это будет воспринято как проявление слабости. Он уже показал, кто в колледже хозяин. Слабость сейчас недопустима. Но если уж вышел – не возвращаться же назад. И сэр Богдер зашел в книжный магазинчик Хеффера, провел там около часа и купил «Искусство возможного» Батлера. Ректор был не в восторге от сентенции, что политика – это искусство возможного, оно отдает цинизмом, но, как политик, пусть бывший, он не мог не оценить иронии автора. Богдер брел по улице, размышляя, как озаглавит свою автобиографию. «Будущее совершенное», наверное, подойдет, да, хороший заголовок. В нем и квинтэссенция его мировоззрения, и намек на эрудированность. Ректор увидел свое отражение в витрине и поразился – неужели он так стар? Странно, при таких-то юношеских идеалах. С годами он стал более зрелым, опытным, но менялись средства, а не цели. Поэтому-то и важно, чтобы студенты Покерхауса могли свободно формировать свои взгляды, и еще важнее, чтобы им было что формировать. Они восстанут против догматов стариков, думал сэр Богдер, против зловредных старых профессоров.

Ректор выпил чаю в «Медном котелке», вернулся в Покерхаус и уселся в кабинете с книгой. На улице темнело, во дворе тоже: студенты разъехались, свет в окнах не горел. В пять часов сэр Богдер поднялся, опустил шторы и хотел было продолжить чтение, но раздался стук. Он вышел в прихожую, открыл дверь. На пороге возникла знакомая тень.

– Кухмистер? – Сэр Богдер глазам своим не верил. – Что вы здесь делаете?

Вопрос заставил Кухмистера решиться окончательно и бесповоротно. Что он делает в Покерхаусе?!

– Надо поговорить.

Сэр Богдер колебался. Разговор с Кухмистером не сулил ничего хорошего.

– О чем?

Настала очередь Кухмистера колебаться.

– Я пришел извиниться, – ответил он в конце концов.

– Извиниться? За что?

Кухмистер не знал, что ответить, и только мотал головой.

– Ну же, за что? – Просто… – Сделайте одолжение, – сэра Богдера смутило невысказанное отчаяние привратника, – заходите.

Он направился в кабинет, Кухмистер робко шел следом.

– Так что стряслось? – спросил Ректор.

– Вот, сэр, о моей отставке, – начал Кухмистер.

– О вашей отставке? – Сэр Богдер вздохнул. Он и сочувствовал привратнику, и злился на него. – Вам надо говорить с Казначеем. Я такими делами не занимаюсь.

– Я говорил с Казначеем.

– Я вам ничем помочь не могу. И не понимаю, чего вы ждете после вчерашних заявлений.

Кухмистер угрюмо посмотрел на него.

– А чего я такого сказал? – проворчал он. – Сказал, что думаю, вот и все.

– Вы бы думали прежде, чем говорить, – бросил сэр Богдер. Вот еще забота. Что ему, делать нечего, кроме как вести дискуссии со слугами? – Нам не о чем говорить.

– Сорок пять лет я был привратником, – возмущенно задергался Кухмистер.

– Знаю, знаю, – отмахнулся сэр Богдер.

– Я отдал жизнь колледжу.

– Предположим.

Кухмистер исподлобья взглянул на Ректора:

– Я об одном прошу – позвольте мне и дальше служить.

Сэр Богдер отвернулся к камину и пинком подтолкнул полено к огню. Нытье слуги надоело ему. Сколько он помнил, от Кухмистера один вред. Он горой стоял за все, что ненавидел Ректор. Неуживчивый, невоспитанный, докучливый тип. А его дерзость в ночь взрыва! И нате вам, явился, поджав хвост, умоляет взять обратно. Самое неприятное, сэр Богдер чувствовал вину перед привратником.

– Я слышал от Казначея, у вас есть средства, – жестко сказал Ректор. Кухмистер кивнул.

– На жизнь хватает?

– Да.

– Тогда на что вы жалуетесь? В шестьдесят лет уже многие на пенсии. У вас нет семьи?

Кухмистер покачал головой. На сэра Богдера снова накатило отвращение. Его лицо скривилось от презрения к собственной чувствительности и к этому жалкому старикашке. Кухмистер заметил презрение и маленькие глазки его потемнели. Он спрятал в карман самолюбие, пришел сюда просителем, но гримаса Ректора всколыхнула подавленные чувства. Он вспомнил, что был когда-то, очень давно, свободным человеком, и гнев вырвался наружу. Не для того он пришел, чтобы этот Богдер оскорблял его, пусть и молча. Не зная еще, что хочет сделать, Кухмистер шагнул вперед. Ректор отпрянул. Он испугался, испуг, как и презрение, отразился на его лице. Всю жизнь Богдер боялся Кухмистера, боялся маленьких оборванных кухмистеров, которые жили на бедных улочках, подстерегали его по дороге в школу и швырялись камнями.

– Смотрите, Кухмистер, – пригрозил было Ректор, но Кухмистер и так смотрел, даже сверкал глазами. В нем тоже заговорили воспоминания.

Привратник побагровел, непроизвольно сжал кулаки.