Новый расклад в Покерхаузе - Шарп Том - Страница 12

На катехизис Капеллана, как видно, тоже было мало надежды.

– А, мой мальчик! – загудел Капеллан. Гостиная была заставлена всякими старинными вещицами, и Пупсеру пришлось буквально продираться через завалы. – Хорошо, что зашел. Устраивайся поудобней, не стесняйся. – Пупсер с трудом протиснулся мимо граммофона с трубой из папье-маше, обошел медный столик с резными ножками, согнувшись в три погибели пробрался под раскидистыми ветвями рацинника и наконец уселся в кресло у камина. Капеллан сновал то в ванную, то обратно и, словно служа воскресную службу, громко бормотал-перечислял, чтобы ничего не забыть, чайные принадлежности.

– Та-ак. Чайник горячий. Ложечки. Молочник. Тебе с молоком?

– Да, благодарю, – ответил Пупсер.

– Хорошо-хорошо. А то многие любят с лимоном. О таких мелочах всегда забываешь. Чехольчик для чайника. Сахарница. Пупсер осмотрелся. Определить круг интересов Капеллана было нелегко. Комната была завалена вещами, связи между которыми было не больше, чем между цифрами в случайном числовом коде. За исключением дряхлости, предметы мебели имели мало общего, что указывало на разносторонние интересы их владельца.

– Сдобные лепешки. – Капеллан выскочил из ванной. – Пальчики оближешь. Их надо обжаривать. – Он наколол лепешку на длинную вилку и вложил Пупсеру в руки. Пупсер с опаской потыкал лепешкой в огонь. Он с новой силой почувствовал, как далека от реальности та жизнь, которую ведут обитатели Кембриджа. Как будто каждый здесь старался спародировать себя самого, как будто пародия на пародию сама может стать новой реальностью. Капеллан споткнулся о скамейку для ног и шлепнул банкой с медом о медную столешницу. Пупсер снял с вилки лепешку, с одной стороны почерневшую, а с другой – холодную, как лед, и положил на тарелку. Он принялся поджаривать вторую, а Капеллан пытался размазать масло по первой, недожаренной. Наконец с лепешками было покончено. Лицо Пупсера горело от жара, а руки были липкими от растаявшего масла и меда. Капеллан откинулся в кресле и набил трубку. На его табакерке красовался герб Покерхауса.

– Угощайся, сын мой, – предложил Капеллан и подвинул Пупсеру табакерку.

– Не курю.

Капеллан грустно покачал головой:

– Курить трубку никому не помешает. Успокаивает нервы. Сразу трезво смотришь на вещи. Я бы без своей трубки пропал. – Он облокотился на спинку и задымил как паровоз. Пупсер смотрел на него сквозь клубы дыма.

– Итак, на чем мы остановились? – спросил он. Пупсер задумался. – Ах, да, вспомнил, у тебя какая-то проблемка, – сказал наконец Капеллан. – Мне что-то такое говорили.

Пупсер недовольно уставился на огонь.

– Старший Тьютор кое-что мне поведал. Правда, я мало чего понял, я вообще редко чего понимаю. Глухота, знаешь ли.

Пупсер сочувственно кивнул.

– Старческий недуг. Глухота да ревматизм в придачу. А виной всему, знаешь ли, сырость. Тянет с реки. Очень вредно жить рядом с болотами.

Трубка мерно попыхивала. В относительной тишине Пупсер обдумывал, как начать. Капеллан был в летах, а его физическое бессилие наводило на мысль, что он едва ли способен проникнуться теми затруднениями, которые испытывал Пупсер.

– Скорее всего, меня неправильно поняли, – нерешительно начал он и тут же смолк. По лицу Капеллана он догадался, что его не понимают вообще.

– Говори громче! – заорал Капеллан. – Глуховат я крепко.

– Вижу, – сказал Пупсер. Капеллан приветливо улыбался.

– Не робей, выкладывай. Меня ничто не шокирует.

– Еще бы, – согласился Пупсер.

С лица Капеллана упорно не слетала доброжелательная улыбка.

– Придумал, – оживился он, вскочил и полез за кресло. – Вот что мне на исповедях помогает. – Он протянул Пупсеру мегафон. – Нажми на кнопку и говори. Пупсер поднес мегафон ко рту и поверх него смотрел на Капеллана.

– Не знаю, поможет ли, – сказал он. Слова отдались с многократной силой, на столе задрожал чайник.

– Еще как! – заорал Капеллан. – Отлично слышу.

– Да нет, я не это имел в виду, – отчаянно сказал Пупсер. Раскидистые ветви рацинника тяжело закачались. – Я хотел сказать, это не поможет в разговоре о… – Он не отважился сообщить Капеллану о миссис Слони.

Капеллан улыбнулся всепрощающей улыбкой и еще сильнее запыхал трубкой, пока вовсе не исчез в клубах дыма.

– Многих молодых людей, которые ко мне приходят, терзает чувство вины от того, что они занимаются мастурбацией.

Пупсер вылупился на дымовую завесу.

– Мастурбацией? Кто сказал мастурбацией? – заревел он, а вместе с ним заревел и громкоговоритель. Теперь уж явно кто-то сказал. Его слова усилились до безобразия, раскатились по всей комнате, а из комнаты полетели во двор. У фонтана стояла кучка студентов. Все как один уставились на окна Капеллана. Оглушенный своим голосом, во сто крат усиленным, Пупсер взмок от смущения.

– Старший Тьютор, помнится, говорил, ты с сексом не в ладах! – закричал Капеллан.

Пупсер опустил мегафон. От этой штуковины вреда не меньше, чем пользы.

– Поверьте, я не занимаюсь мастурбацией, – пролепетал он. Капеллан непонимающе посмотрел на него. – Нажми на кнопку, потом говори, – объяснил он.

Пупсер безмолвно кивнул. Для того чтобы хоть как-нибудь общаться с Капелланом, придется объявить всему свету о своих чувствах к миссис Слони. Как же быть? Да еще старик орет во всю глотку.

– Расскажешь – и на душе легче станет, – подбадривал Капеллан. Пупсер сомневался. Вряд ли ему станет легче, если он проорет свое признание на весь колледж. С таким же успехом он может пойти к этой гнусной бабе, выложить ей все как есть – и дело с концом. Он сидел, понурив голову, а Капеллан все гудел и гудел.

– Не забывай, все, что ты расскажешь, сохранится в строжайшей тайне, – орал он. – Не бойся, кроме меня, никто не узнает.

– Да, конечно, – бормотал Пупсер. Внизу у фонтана собралась кучка любопытных студентов.

Полчаса спустя совершенно измотанный Пупсер вышел из комнаты. Но, по крайней мере, он мог поздравить себя с тем, что не открыл своих подлинных чувств. Капеллан осторожно зондировал почву, задавал наводящие вопросы, но ответа так и не добился. Допрос на предмет секса прошел безуспешно. Пупсер стойко хранил молчание. Он только отрицательно качал головой, когда Капеллан затрагивал особенно непристойные темы. Под конец Пупсер выслушал лирическое наставление касательно преимущества французских служанок. Очевидно, Капеллан считал, что установления церкви относительно половой жизни на молоденьких иностранок не распространяются.

– С ними тебе бояться нечего: они не станут привязывать тебя к себе на всю жизнь, – кричал он. – Им ведь что нужно? Зачем они сюда приезжают? Мимолетные, случайные встречи, не то, что у себя дома, понимаешь? – Он сделал паузу и сладострастно улыбнулся Пупсеру. – Все мы должны отдать дань молодости рано или поздно, но лучше всего делать это за границей. Вот тебе совет, сын мой, найди себе хорошенькую шведку, мне сказали, они очень хороши, прямо отпад. Это выражение сейчас, кажется, в моде. Да, шведку или француженку, кто тебе больше по вкусу. С испанками сложнее, потом уж больно они волосатые. А вообще, по одежке протягивай ножки, как сказал однажды наш старик сэр Уинстон на похоронах портного. Ха-ха-ха.

Пупсер, шатаясь, вышел из комнаты. Теперь он знал, что такое «церковь воинствующая». Он спустился вниз по темной лестнице и уже собирался было выйти во двор, как увидел у фонтана кучку студентов. Он метнулся обратно и заперся в уборной верхнего этажа. Пролетел час, пришло время обеда. Пупсер не выходил.