Флоузы - Шарп Том - Страница 20

Он остановился перевести дыхание; в этот момент миссис Флоуз беспокойно поерзала на стуле. Старик оглядел ее горящим и хищным взглядом.

— Да, корчитесь, мадам, и извивайтесь, подобно червяку, для этого у вас есть все причины; вам тоже предстоит впасть скоро в старческий маразм; смерть уж зовет своим костлявым пальцем, и ей повиноваться мы должны; мы все уйдем, уйдем неотвратимо в забвенье черное. Определенность эта сильнее всех других; она одна лишь звездою путеводною сияет на небосводе опыта людского; все остальное смутно, преходяще, порядка лишено; и если хотим определиться в жизни бренной — кто мы, и где мы есть, — то свой секстант должны направить на эту путеводную звезду, звезду небытия и смерти. Сейчас, когда мне уже девяносто, я вижу ее ближе; лучше различаю ее кристально черное сиянье. Так мы движемся к могиле той колеей, что уготована нам мыслями, делами нашими, а также характером, что дан нам при рожденьи и которым влекомы мы по жизни, но который несовершенствами своими — и без цели — дарует нам ту малую свободу, что одна лишь составляет суть человека. Да, мы таковы. Животному неведома свобода; только человеку дано ее познать, и то лишь благодаря несовершенству генов, таинствам химии. Все же остальное предписано нам при рожденьи. Подобно паровозу, несем в себе огонь, накапливаем пар, растим в себе мы силы — все для того, чтобы пройти к концу путем предписанным. К тому концу, что ждет нас всех. Полускелет стоит сейчас пред вами; лишь остатки духа связуют с жизнью старческие мощи и этот череп. Уж скоро пергаментная плоть моя рассыплется; дух выйдет вон; что станется тогда с моей душою? Заснет ли, или ж нет? Не ведаю ответа и не смогу узнать, докуда смерть не скажет, да иль нет. Но, сказав все это, я вовсе не хочу списать себя со счетов. Вот я здесь, живой, тут, в этом зале, где вы все собрались, чтоб волю выслушать мою. Впрочем — волю? Мою? Сколь странны это слово, эта воля, идущие от мертвых, когда дела решаются уж теми, кого оставили они после себя. Их воля… желанье только лишь, предположенье, которым, может быть, не суждено и сбыться. Но я предупрежу возможность эту, представив вам сейчас свою, во всех значеньях слова, волю — ту, в которой изложил я условия. Вы их услышите сейчас, а там решите — принимать ли завещанное мною вам богатство, или ж отказаться от платы за него.

Старик сделал паузу и внимательно всмотрелся в их лица, прежде чем стал продолжать дальше.

— Вас интересует, что я высматривал? — спросил он. — Я искал хоть искру вызова, неповиновения в ваших глазах. Хотя бы только искру, всего одну, которая бы означала, что этого полумертвеца посылают к черту. Туда, можно было бы сделать вывод, куда, по иронии судьбы, я скорее всего и должен попасть. Но я не увидел такой искры: жадность задула свечи вашего мужества. Вот вы, мадам, — он указал пальцем на миссис Флоуз, — у взгромоздившегося на анчар голодного стервятника больше терпения, чем у вас, когда вы ерзаете по этой скамейке, хотя и сидите на ней куда прочнее.

Он снова остановился, но миссис Флоуз промолчала. Ее маленькие глазки сузились еще больше, одновременно и, излучая ненависть, и просчитывая, что бы все это могло означать.

— Так что ж, ничто не понуждает вас дать ответ? А впрочем, я знаю ваши мысли; вперед несется время; сердечный метроном отсчитывает медленней удары; уж скоро завершится — возможно, раньше, чем бы мне хотелось, — песнь погребальная моя. И вид моей могилы вам удовлетворенье даст. Но позвольте предвосхитить, мадам, мне эти ваши радости. Сейчас же, внебрачный Флоуз, к тебе я обращаюсь: способен ли ты бросить вызов, или образованье прожужжало уши, лишив уменья защитить себя?

— Пошел ты к черту, — ответил Локхарт. Старик улыбнулся:

— Что ж, это уже лучше, но все равно с чужой подсказки. Я научил тебя, а ты повиновался. Есть, однако, испытанье посильнее. — С этими словами старый Флоуз повернулся к стене, снял с нее боевой топор и протянул его Локхарту.

— Возьми, ублюдок, — сказал он. — Держи топор.

Локхарт встал и взял.

— У древних скандинавов был обычай: стариков лишали головы посредством топора, — продолжал Флоуз. — То был обязан сделать старший сын. Но у меня лишь ты, родившийся в канаве внебрачный внук. Возьми же на себя ответственность и бремя и соверши сей акт…

— Нет! — закричала Джессика, вскакивая со стула и выхватывая у Локхарта топор. — Я не позволю! У вас нет права подвергать его такому искушению.

Старик захлопал в ладони:

— Браво! Вот так намного лучше. У сучки характер посильнее, чем у пса. Пусть самую лишь малость, но посильней — и есть. Салютую ему. Мистер Балстрод, прочтите завещание. — В изнеможении от собственной риторики, старый Флоуз сел. Адвокат Балстрод театрально поднялся и развернул завещание.

Балстрод положил текст завещания на стол и посмотрел на миссис Флоуз.

— Вы согласны это подписать? — спросил он, однако миссис Флоуз захлестнули эмоции. В конце концов, старик все-таки сдержал свое слово. Он оставлял ей все свое имение, целиком и полностью. Если учесть, что ее только что сравнивали со стервятником, то нетрудно понять, почему столь благородный поступок начисто лишил ее способности все тщательно взвешивать и просчитывать. Ей нужно было время на обдумывание, но такого времени у нее не было.

— Подписывайте, мадам, или завещание полностью теряет силу и будет аннулировано в той его части, которая относится к вам, — сказал старый Флоуз.

Миссис Флоуз взяла ручку и расписалась, два фермера-арендатора засвидетельствовали этот факт.

— Продолжайте, мистер Балстрод, — голосом, который можно было бы назвать почти веселым, сказал Флоуз, и адвокат начал читать завещание дальше.