Полвойны (ЛП) - Аберкромби Джо - Страница 8

– И окоем отблагодарил тебя? Вознаградил ветер?

– Признаюсь, хиловато.

– А я – сумею. – Она обхватила его шершавую ладонь обеими своими. – У свободного человека должна быть цель в жизни.

Он потупился на свою руку в ее ладонях, затем поднял глаза на Колючку.

Та пожала плечами.

– Воин, который дерется лишь за себя – ничем не лучше убийцы.

– Ты испытан на деле, я могу на тебя положиться. – Скара вновь вернула к себе внимание разбойника и не отпускала его. – Останься. Прошу, пожалуйста.

– О, боги-боги! – задубелая кожа под глазами Дженнера собралась от улыбки в мешковатые складки. – Вот как мне теперь ответить отказом?

– Не нужно отказа. Ответь, что поможешь мне.

– Я ваш человек, принцесса. Клянусь. Клянусь луною и солнцем. – На миг он примолк. – Но все же, помочь вам – в чем?

Скара сделала прерывистый вдох.

– Помнишь, я сказала, что увижу свободный Тровенланд и заново отстроенный дворец деда, а тушу Яркого Йиллинга склюют вороны?

Синий Дженнер поднял мохнатые брови.

– За Йиллингом стоит вся мощь Верховного короля. Говорят, целых пятьдесят тысяч мечей.

– Звон мечей – всего лишь полвойны. – Она прижала палец к виску, так сильно болела голова. – Другая половина ведется здесь.

– Значит… вы что-то задумали?

– Что-нибудь на ум да взбредет. – Она выпустила руку Синего Дженнера и повернулась к Колючке: – Ты ходила на корабле в Первый Град с отцом Ярви?

Колючка настороженно поглядела на Скару вдоль своего не раз перебитого носа, пытаясь разгадать, что стоит за этим вопросом.

– Айе, мы с отцом Ярви ходили в плавание.

– Ты дралась в поединке с Гром-гиль-Гормом.

– Было и такое.

– Ты – Избранный Щит королевы Лайтлин.

– Знаете сами.

– И, стоя за ее плечом, далеко не раз встречалась с королем Атилем?

– Поболе многих.

Скара смахнула с ресниц последние слезы. Больше плакать ей не дозволено. Придется быть храброй, сильной и умной, какой бы слабой и боязливой ни чувствовала себя она. Пора сражаться за Тровенланд, ведь больше сражаться некому, и слова станут ее оружием.

– Расскажи мне про них, – проговорила она.

– Что вы хотите узнать?

Знание – сила, – повторяла мать Кире, когда Скара жаловалась ей на обрыдлые, бесконечные уроки.

– Я хочу узнать все.

5. За нас обоих

Рэйта подбросило, вырывая из сна. Кто-то его схватил.

Одним рывком он поймал мерзавца за глотку и припечатал к стене. Зарычал, брызжа слюной, и вскинул нож.

– О, боги, Рэйт! Это я! Я!

Вот только теперь, в беглом свете факела под коридорным сводом, Рэйт разглядел, что вцепился в собственного брата – и уже тянулся перерезать ему горло.

Сердце бухало, что твой молот. Некоторое время ушло на то, чтобы разобраться, где он. В цитадели Торлбю. В коридоре у Гормовой двери, запутанный в одеяле. Там, где и должен быть.

– Ты так меня не буди, – сварливо бросил он и с трудом разжал пальцы левой руки. Когда он просыпался, их постоянно сводило.

– Не будить? – прошептал Рэкки. – Да ты б своими криками перебудил весь Торлбю. Опять сны?

– Нет, – буркнул Рэйт и откинулся к стене, скребя ногтями виски. – Не знаю.

Сны, полные огня. Потоков дыма и смрада пожарищ. Безумных отблесков в глазах воинов, в глазах псов. Безумных отсветов на лице той женщины. Ее воплей, пока она выла в ужасе за детей.

Рэкки протянул флягу, Рэйт выхватил ее и прополоскал рот: и сверху, и внутри саднили болячки от гормовых тумаков – ладно, уже не впервой. Плеснул водой на ладонь, размазал по лицу. Его знобило от холодного пота.

– Не нравится мне это, Рэйт. Боюсь я за тебя.

– Ты – боишься за меня? – В потасовке меч Горма сшибли на пол. Рэйт поднял его и крепко прижал к груди. Если владыка увидит, что его оружие без присмотра стынет на плитах, то закатит еще одну оплеуху, а может, чего и похуже. – Это что-то новенькое.

– Не совсем. Я о тебе уже давно беспокоюсь. – Рэкки тревожно покосился на дверь королевской опочивальни, придвинулся и вкрадчиво зашептал: – Ведь мы запросто можем взять и уйти. Разыщем корабль, что увезет нас по Святой и Запретной – как ты любишь повторять. Как любил повторять, во всяком случае.

Рэйт кивнул на дверь.

– По-твоему, он нас возьмет и отпустит? А мать Скейр помашет нам с улыбкой на прощанье? – Он фыркнул. – Это ж вроде тебе полагается быть из нас умным? Мечтать приятно, но обратного пути у нас нет. Забыл, как мы жили раньше? Как мерзли, как недоедали, как вечно тряслись от страха?

– Разве ты больше не трясешься от страха? – Рэкки произнес это так кротко, что в Рэйте тут же закипела лютая злоба. Закипела и смыла отголоски кошмарных снов. Злоба – неплохой ответ на большинство бед, надо сказать.

– Не совсем! – рявкнул он, потрясая мечом Горма так, что брат невольно отпрянул. – Я – воин, и в этой войне я намерен завоевать себе славу и заодно столько колец, чтобы нам уже никогда не пришлось голодать. Здесь мое место по праву! Не за это ли право я бился?

– Айе, за него ты и бился.

– Мы служим королю! – Рэйт силился вызвать в себе ту, прежнюю гордость. – Величайшему воителю на всем море Осколков. Непобежденному – ни в поединке, ни в битве. Ты у нас часто молишься. Ну, так воздай благодарность матери Войне за то, что мы на стороне победителей!

Рэкки сидел, подпирая спиной могучий, в боевых засечках, щит Горма, и таращился на брата. В зрачках мигали сполохи факела. Странное дело, откуда на его лице, столь явно напоминающем Рэйтово, возникало совершенно несхожее выражение? Порой они казались драконьими головами на двух штевнях: навеки делят одно и то же судно, но обречены глядеть в разные стороны.

– Впереди неслыханное человекоубийство, – понуро пробормотал Рэкки. – Небывалое.

– Согласен, – проговорил Рэйт и улегся. Повернувшись к брату спиной, он обнял меч Горма и натянул на плечо одеяло. – На то и война.

– Не люблю я, когда убивают.

Рэйт попытался обронить будто о пустяке, но не справился с голосом:

– Я готов убивать за нас обоих.

Тишина.

– Вот этого я и боюсь.

6. Чуткие руки

Колл выстучал последнюю руну, сдул древесную пыль и улыбнулся. Ножны закончены, он хорошо потрудился и был доволен итогом.

Он издавна любил работать с деревом: оно не скрывает тайн, не произносит лживых слов, и нанесенный на него сегодня узор останется на своем месте и завтра.

Это тебе не ремесло служителя, свитое из дыма и угадаек. Где слова – инструменты поковарнее долота, а люди переменчивы, как Матерь Море.

Спину словно обожгло теплом. Это Рин потянулась через его плечи и подушечкой пальца провела вдоль палочки одной из рун.

– Что они означают?

– Пять имен Матери Войны.

– О, боги, какая тонкая работа. – Рука ее скользнула по темному дереву, задерживаясь на резных мореходах, зверях и деревьях. Фигурки искусно перетекали одна в другую. – У тебя чуткие руки, Колл. Самые чуткие из всех.

Она надела на кончик ножен свою работу: блестящую оковку, которой кузнечные инструменты придали сходство с головой змея. Наконечник сел идеально – подогнан, как ключ к замку.

– Представь, какие прекрасные вещи мы сотворим с тобой вместе. – Ее зачерненные от железа пальцы проскользнули, как в пазы, между его – побуревших от дерева. – Согласись, что это судьба? Мой меч. Твои ножны. – Другая ее рука прошлась поперек его бедра, всколыхнув легкой дрожью. – И наоборот, твой…

– Рин…

– Ладно, ладно – не меч, а кинжальчик. – Смех слышался в ее голосе, щекотал ему шею. Он был влюблен в ее смех.

– Рин, нельзя. Бранд мне как брат…

– Так не ложись в постель с Брандом – и не будет тебе горя.

– Я – ученик отца Ярви.

– Не ложись с отцом Ярви. – Губы слегка прикоснулись к его шее, и по телу пробежали мурашки.

– Он спас маму. Спас мне жизнь. Он освободил нас.

Губы плясали уже возле самого его уха: от их гремящего шепота он втянул голову в плечи, зацокали гирьки на ремешке.