Поиски в темноте - Тодд Чарльз - Страница 8

Ратлидж не возлагал больших надежд и на Хильдебранда; он сомневался, что тому удастся хоть что-то выяснить, ведь им почти не с чего начинать. Возможно, пройдет не одна неделя, прежде чем они нападут на след мужчины, и то если он имеет какое-то отношение к Дорсету. Если же спутник жертвы родом из другой части Англии, на его поиски могут уйти годы.

«Если он успел убраться отсюда, его с детьми наверняка спрячут родные или друзья», — сказал Хэмиш, когда Ратлидж поднимался к себе в номер, перескакивая через две ступеньки.

— Очень может быть, — вслух согласился Ратлидж, забывшись. — Если только они не знают, что Моубрей сидит за решеткой.

«Но дети-то не его, — напомнил Хэмиш. — И их мать умерла. Если тот мужчина хочет их оставить…»

«…он будет сидеть тихо. Если бы он ни в чем не был замешан, он бы сразу отвел их в полицию. Да, мысль интересная, верно?» — мысленно ответил Ратлидж.

Снова дети…

Они не давали Ратлиджу покоя.

Глава 4

Спал Ратлидж плохо — и из-за жары и духоты, и из-за мыслей, теснившихся у него в голове.

Образы мелькали и растворялись в тревожном калейдоскопе. Он видел Моубрея, сломленного, отчаявшегося, в тюремной камере… видел окровавленное тело его жены, лежащее на краю поля, в таком месте, где ее сразу же увидел фермер, приехавший осмотреть урожай… плачущих детей, которые зовут мать, и мужчину, который пытается их утешить, хотя он не их отец… Потом он отчетливо увидел виселицу и узника, который, возможно, даже не понимает, за что его собираются повесить.

Хэмиш, который, как всегда, чутко реагировал на его состояние, не уставал напоминать ему о совершенных им ошибках. Нельзя копаться в душе других людей, если у тебя самого на совести тяжкий грех. Он ведь тоже убийца. Они оба — убийцы!

— В основе дела лежит любовь, — произнес Ратлидж в темноте, стараясь заглушить голос Хэмиша в голове. Он тут же выругался, потому что слово «любовь» напомнило ему о Джин. Джин, в модном синем платье с бежевой кружевной отделкой, с букетиком, приколотым к плечу… Букетик подарил ей он, Ратлидж. Джин смеялась, занося руку с теннисной ракеткой; промахивалась, и мячик попадал в стенку. Он любовался солнечными зайчиками, которые плясали у нее на лице, когда они шли пешком по Оксфорду ранним воскресным утром, наслаждаясь тишиной и покоем.

Какая любовь лежит в основе всего? Любовь многолика, у нее столько имен! В нее вплетаются ревность, зависть, страх… Из-за любви умирают… и за нее убивают. Но любовь сама по себе не поддается определению, она вбирает в себя то, что испытывают отдельные люди. Любовь похожа на ярмарочного шута — она может прятаться за любым нарядом.

Где-то в городке, за окнами, слышались смех и музыка. Счастливый смех, несдержанный, не скованный.

Ратлидж внушал себе: когда Джин выйдет замуж и уедет в Оттаву, он сумеет наконец вычеркнуть ее из своих мыслей. Как почти вычеркнул ее из сердца. Оливия Марлоу[1] больше объяснила ему, что такое любовь, чем Джин за все время их знакомства.

«Кто научит меня, как забыть мою Фиону? — тихо спросил Хэмиш. — Ты-то никогда не вспоминаешь о ней! Ты не слышишь, как она плачет у пустой могилы! А я остался во Франции. Я не могу прийти к ней и утешить! Нет, Иену Ратлиджу не дано обрести счастье с женщиной, когда у него на совести Хэмиш Маклауд!»

Ратлидж повернул голову, желая отделаться от назойливого голоса. Все правильно. Какой женщине захочется делить мужа с терзающими его демонами?

Утром Ратлидж встретился с Хильдебрандом в столовой «Лебедя». Яркие занавески в цветочек на утреннем ветерке развевались, как паруса. Столы покрыты ослепительно-белыми скатертями. Ратлиджу показалось, что у Хильдебранда болит голова. Он то и дело тер глаза, словно не выспался, и мрачно смотрел на пожилую официантку, которая их обслуживала. Отходя от их столика, официантка бросила на Хильдебранда испепеляющий взгляд и сказала:

— Нечего так злиться с утра! Я вас еще мальчишкой помню — вечно чумазый, с рваными подтяжками!

Ратлидж с трудом подавил улыбку.

Хильдебранд ее словно не слышал.

— Вчера вечером начальник устроил мне выволочку! — проворчал он. — Спрашивает, почему мы до сих пор не нашли детей… их надо было найти уже вчера! По его словам, безумцы, которые рыщут по округе и убивают своих детей, бросают тень на весь Дорсет. Он приказывает нам раскрыть дело как можно скорее, иначе всем придется туго! Жаль, что вас вчера там не было — ваше присутствие его бы немного охладило!

— Я ездил на место убийства. Не представляю, где дети могли прятаться — или где их могли спрятать. Я все время возвращаюсь мыслями в Синглтон-Магна. Невольно поверишь, что кто-то из местных жителей хранит молчание — если, конечно, предположить, что дети и мужчина еще живы.

Хильдебранд мрачно посмотрел на Ратлиджа, а потом достал из кармана объявление о розыске и бросил ему на тарелку. Объявление упало на тост, который Ратлидж только что намазал апельсиновым джемом.

Ратлидж невозмутимо вытер лист бумаги салфеткой и спросил:

— Какой от него прок?

— Копию снимка раздали всем домовладельцам в городе и всем окрестным фермерам. Если бы кто-то их видел или что-то знал о них, давно бы уже явился к нам… Все очень логично! Если не родственники, знакомые или любопытная старуха, живущая по соседству, о них рассказал бы какой-нибудь мальчишка, которому захотелось отличиться. Неужели вам надо разжевывать элементарные вещи?

— Нет, — ответил Ратлидж, с трудом сдерживаясь. Он смотрел на объявление, на лица. — Согласен, вы действовали совершенно правильно, и ваши действия непременно должны были принести плоды. Но не принесли. И я все время спрашиваю себя, почему же никто не пришел к вам и не рассказал о них.

— Может быть, потому, — язвительно ответил Хильдебранд, — что они погибли! Все — и мужчина, и дети. Неслучайно все последние дни мы только тем и занимаемся, что ищем их трупы!

— В окрестностях Синглтон-Магна, куда можно добраться пешком, не так много укромных мест, где можно спрятаться. А если Моубрей настиг жену в поле у дороги, радиус поисков сужается еще больше. Мы должны искать их к западу, а не к востоку от Синглтон-Магна. Если бы он догнал ее на восточной окраине, ему пришлось бы тащить ее через весь город, что маловероятно.

— Мы уже все обыскали. Перевернули все камни, даже те, что не больше вашей тарелки, влезали на все деревья, прошли по всем речкам и ручьям, бродили по колено в воде! Не осталось ни одной стены, ни одного участка вспаханной земли, сарая, амбара, моста или другого укромного места, которое мы не обыскали бы не меньше трех раз. И сейчас все повторяем!

Значит, подумал Ратлидж, они исчезли. Как светящиеся гнилушки: чем ближе подходишь, тем дальше они оказываются.

Хэмиш что-то говорил, но Ратлидж его не слушал.

— Я ездил в Ли-Минстер и Стоук-Ньютон. Вы вели поиски и там?

— Да, потому что поезд, на котором они предположительно приехали, шел на юг.

— А другую дорогу вы не проверяли?

— До Чарлбери отсюда три мили. На всякий случай мы и туда съездили, поговорили с тамошним констеблем, но вернулись ни с чем. Я не удивился. Туда долго добираться мужчине и женщине, тем более с малыми детьми. Кроме того, Стоук-Ньютон ближе, чем Чарлбери. Все очень логично. Если миссис Моубрей искала убежище, она наверняка отправилась к Стоук-Ньютон.

— А если она сама подумала о том же — и все же выбрала Чарлбери, чтобы сбить нас со следа?

Хильдебранд пожал плечами:

— Все возможно. Но вероятно ли? Нет. По-моему, вы хватаетесь за соломинки!

— В таком случае помогите мне разгадать еще одну загадку. Почему Моубрей был так уверен, что найдет ее здесь, в Синглтон-Магна?

— Я почти всю ночь не спал, думал о том же, что и вы. Вряд ли он в самом деле был уверен в том, что найдет ее именно здесь. В конце концов, он ведь увидел ее не в поезде, а на платформе. Присев на корточки, она утешала девочку. Они сошли с поезда до того, как он ее увидел, и, скорее всего, до того, как женщина увидела его. Скорее всего, он сказал себе: раз они здесь сошли, здесь они и собирались остаться. Вот почему он охотился за ней — и в конце концов нашел.