Рифматист (ЛП) - Сандерсон Брэндон - Страница 47

— Я спал вон там. — Он указал в дальний угол, где стояла маленькая кровать. С потолка свисала пара занавесей, которые можно было задернуть и создать уединение.

В другом углу мастерской стояла кровать его родителей, окруженная такими же занавесями. Между двумя «комнатами» располагалась мебель: несколько стульев и комодов. Отец все говорил о том, чтобы выстроить стены и разделить мастерскую на комнаты. После его смерти им не удалось втиснуть ничего из мебели в новое жилище, поэтому мать Джоэла просто оставила ее здесь.

Он слабо улыбнулся, вспомнив, как отец, напевая, шлифовал за столом мел. Большая часть помещения была приспособлена под мастерскую. Котелки, горшки для смешивания, печь, стопки книг о составе и плотности мела.

— Ого, — сказала Мелоди. — Здесь… так спокойно.

Джоэл пересек комнату, оставляя следы в пыли. На одном из столов обнаружился набор мелков всевозможных расцветок. Он взял синий мелок и потер его между пальцев — благодаря внешнему покрытию те не пачкались. Он прошел в дальнюю часть комнаты, напротив кроватей. Здесь на стене висели формулы, с помощью которых рассчитывалась твердость мела.

Вокруг формул располагались десятки рисунков. Схемы разных рифматических защит, выполненные его отцом, с пометками сбоку о том, кто и во время какой дуэли ими пользовался. Также там были газетные вырезки о знаменитых дуэлях и истории известных дуэлянтов.

В голове Джоэла всплыл голос Трента. Отец читал вслух о дуэлях, взволнованно объяснял сыну блестящие приемы. Его энтузиазм воскресил в памяти Джоэла целую россыпь других эпизодов. На мгновение он прогнал их прочь, сосредоточившись на другом. Дело было в том, что посреди всех этих формул, защит и вырезок висел один очень большой лист бумаги.

На нем был нарисован замкнутый рифматический узор, точно такой же, как и найденный на месте каждого преступления.

Джоэл медленно выдохнул.

— Что это? — спросила Мелоди, подойдя ближе.

— Это она, — ответил Джоэл. — Новая рифматическая линия.

— Погоди, то есть похититель — твой отец?

— Нет, конечно нет. Но он знал, Мелоди. Он занимал деньги, брал выходные, встречался с другими рифматистами во всех восьми школах. Он над чем-то работал, это была его страсть.

Мелоди бросила взгляд в сторону, на газетные вырезки и рисунки.

— Так вот в чем дело, — прошептала она.

— Ты о чем?

— Вот почему ты так очарован рифматикой. Я как-то спросила тебя, но ты так и не ответил. Это из-за твоего отца.

Джоэл уставился на завешанную схемами стену. Отец подробно рассказывал ему о них, разбирая, в каком случае какие защиты могли пригодиться. Другие мальчишки играли со своими отцами в футбол, а Джоэл рисовал со своим рифматические защиты.

— Отец всегда хотел, чтобы я учился в Армедиусе, — сказал Джоэл. — Он мечтал, чтобы я оказался рифматистом, хотя никогда не говорил об этом. Мы все время рисовали вместе. Думаю, он стал мастером по мелу, чтобы иметь возможность работать с рифматистами.

И он добился чуда. Новая рифматическая линия! Ее открыли не Фитч и не Нализар, рифматисты с многолетним опытом. Ее открыл отец Джоэла, обычный мастер по мелу.

Как? Что это значило? Да и на что вообще способна эта линия? Столько вопросов. У его отца наверняка должны были остаться заметки. Нужно поискать их и проследить последние дни его работы. Выяснить, как все это связано с исчезновениями.

Несколько мгновений Джоэл наслаждался моментом.

«Ты сделал это, отец. Добился того, чего не смог никто из них».

— Ладно, — Джоэл повернулся к Мелоди, — что там у тебя за важные новости?

— О, — отозвалась она. — Теперь их как следует и не объявишь. Не знаю. Я просто… ну, я тут кое-что изучила.

— Изучила? — переспросил Джоэл. — Ты?

— Я умею учиться! — воскликнула Мелоди, уперев руки в бедра. — В любом случае, хватит жаловаться, потому что это касается тебя.

— Меня? И кто кого теперь преследует?

— Не тебя лично, дурачок. А того, что с тобой случилось. Джоэл, твою церемонию провели неправильно. Ты должен был попасть в залу инициации.

— Я же говорил тебе, отец Стюарт сказал, что это не нужно.

— Он, — Мелоди эффектно вскинула руку, — был совершенно неправ. Возможно, твоя бессмертная душа в опасности! Ты не был инициирован. Церемония не состоялась! Тебе нужно пройти ее снова.

— Спустя восемь лет?

— Конечно. Почему нет? Смотри, четвертое июля меньше чем через неделю. Если у нас получится убедить викария, что твоя душа под угрозой и ты можешь ее лишиться, он, возможно, разрешит тебе попробовать еще раз. Как полагается.

Джоэл немного поразмышлял над ее словами.

— Ты уверена, что мне можно снова пройти церемонию?

— Уверена. Могу найти для тебя ссылки.

«Я слишком взрослый. Но… король Грегори, например, стал рифматистом после восьми. Может, и у меня получится».

Джоэл улыбнулся.

— Наверное, стоит попробовать.

— Я знала, ты оценишь, — обрадовалась Мелоди. — Скажи, разве я не гений?

— Ты гений, — согласился Джоэл и вернулся взглядом к узору на стене. — Пошли за Фитчем. Хочу, чтобы он это увидел. О викарии подумаем позже.

— Могу сказать, — произнес Фитч, сидя на стуле за столом в центре мастерской, — что твой отец был убежден в существовании других рифматических линий. Вот, взгляни-ка на это.

Фитч вытащил листок бумаги из стопки книг и старых документов. Последние пару часов Джоэл и Мелоди помогали ему привести в порядок мастерскую и разобраться с бумагами отца Джоэла. Мастерская словно ожила.

Страница затрепетала, пока Фитч передавал ее Джоэлу. Было похоже, что это какой-то официальный документ.

— Контракт попечительства, — сказал Фитч.

— Академия Валендар, — прочитал Джоэл. — Это которая на Калифорнийском архипелаге? Еще одна школа, в которой обучают рифматистов?

Фитч кивнул.

— Здесь четыре таких документа, каждый от одной из восьми школ, включая Армедиус. Они обещают твоему отцу и его семье попечительство в течение ста лет, если он докажет существование рифматической линии сверх четырех известных.

— Попечительство? — переспросила Мелоди.

— Деньги, дорогая, — пояснил Фитч. — Пособие, и не маленькое. С такими денежными поступлениями от четырех разных школ отец Джоэла стал бы очень обеспеченным человеком. Должен заметить, я поражен, насколько глубоко он разбирался в рифматике! Записи весьма сложные. Наверняка другие профессоры очень удивятся, когда узнают об этом. Теперь я понимаю, что мы никогда не отдавали ему должного.

— Кое-кого он убедил. — Джоэл указал на контракт попечительства.

— Ах, да. Получается, что так. Должно быть, он много работал и представил очень убедительные доказательства, чтобы заполучить эти контракты. Как я понимаю, он занимался исследованиями совместно с несколькими школами. Даже ездил в Европу и Азию ради встреч с тамошними профессорами.

«И из-за этого по уши влез в долги», — подумал Джоэл, присев на табурет у рабочего стола, превращенного в письменный, чтобы им мог пользоваться Фитч.

— Но он открыл линию. — Мелоди указала на рисунок на стене. — Так почему же не разбогател?

— Он не мог заставить ее работать, — объяснил Фитч, вытащив очередной листок бумаги. — Так же, как и мы. Я совершенно точно нарисовал эту линию, но ничего не происходит. Похитителю известно что-то, чего не знаем мы.

— Значит, все бессмысленно, — сказал Джоэл. — Мой отец знал не больше нашего. Он выяснил, что существуют другие линии, и даже умудрился нарисовать копию одной из них, но продвинуться дальше не смог.

— Ну, здесь есть один очень важный момент, — проговорил Фитч, перебирая бумаги. — Твой отец придерживался одной теории, объясняющей, почему символ не работает. Видишь ли, некоторые ученые полагают, что сила рифматических линий основана на намерениях рифматиста во время рисования. Эти ученые отмечают, что, если мы пишем мелом слова или даже полную бессмыслицу, линии не оживают до тех пор, пока мы не попытаемся намеренно нарисовать что-то рифматическое. Например, прямые линии в буквах алфавита не превращаются нечаянно в линии Запрета. Следовательно, на рисунки рифматиста влияют его желания. Это не выражается количественно: например, рифматист не может просто пожелать, чтобы его линии Запрета стали сильнее. Однако, если нет намерения изобразить линию Запрета, нарисованная линия останется обычной нарисованной линией.