100 великих евреев - Шапиро Майкл - Страница 31

Нильс Бор предсказывал, что создание человеком ядерной энергии нереально. Сверхчеловеческими усилиями Силард и другие физики-иммигранты доказали, что Бор ошибался. Усилия же немцев оказались безуспешными из-за эмиграции таких евреев, как Силард, в Америку. В 1945 г. американские военачальники предпочли не вторгаться в Японию и не нести неисчислимых потерь, а сбросить бомбу на гражданское население. Силард, снова вместе с Эйнштейном, искал способ убедить президента Гарри Трумэна продемонстрировать японцам первую атомную бомбу без массового убийства. Решение Трумэна пренебречь их уговорами положило конец войне, но оставило незаживающую рану в истории человечества.

Несмотря на горький опыт уничтожения Токио и Дрездена обычными зажигательными бомбами (более разрушительными, чем первые атомные), человечество теперь осознало последствия ядерного холокоста.

Невероятная разрушительная сила атомной бомбы является лишь одним из способов использования ядерной цепной реакции. Открытия Силарда позволили использовать деление ядра как альтернативный (и пока еще спорный) источник энергии. Его научные достижения и политическая активность перед войной помогли Америке быть начеку перед лицом немецкой ядерной угрозы и прекратить войну на Тихом океане. Послевоенные усилия Силарда по мирному применению ядерной энергии оказали заметное влияние на принятие конгрессом законодательства, установившего гражданские механизмы контроля.

Неудивительно, что послевоенные исследования Силарда были посвящены жизни. После длительного изучения вирусов и бактерий Силард опубликовал работу о процессе старения, которая и сегодня сохраняет свое значение. Получилось так, словно ужасы атомной энергии, высвобожденной с его помощью (под руководством и при непосредственном участии его наставника Эйнштейна), побудили его искать утешение в жизнетворных тайнах биологии.

МАРК РОТКО

Через четырнадцать лет после трагической смерти Джэксона Поллока в страшной автокатастрофе в Ист-Хэмптоне на южной оконечности острова Лонг-Айленд его великий соперник Марк Ротко совершил самоубийство в Нью-Йорке, перерезав себе вены на кистях и спустив свою кровь в раковину. Ротко говорил друзьям, что в то время, как никто не мог доказать окончательно, была ли смерть Поллока самоубийством, всем все будет понятно, когда он, Марк Ротко, завершит свой жизненный путь.

После смерти Поллока его жена, художница Ли Краснер похоронила его под большой скалой на местном кладбище недалеко от места его гибели. Благодаря известности Поллока и сенсационности его смерти (в автокатастрофе погибла еще одна молодая женщина, а его любовница была выброшена из машины в кусты и спаслась) могила Поллока на кладбище «Зеленая речка» стала своеобразным местом сбора деятелей мира искусств – мертвых и живых. Как мрачно выразился один местный житель, «все умирают, чтобы попасть сюда». Останки поэта Франка О'Хары и художников Эда Рейнхардта (повесился) и Стюарта Дэвиса захоронены рядом с Поллоком как бы в окончательном сборнике «Кто есть кто среди послевоенных деятелей искусства».

Ротко же был похоронен его другом художником Теодоросом Стамосом на небольшом погосте на северном окончании Лонг-Айленда. Стамос построил эффектный дом на сваях рядом с утесами, выходящими на пролив Лонг-Айленд. Он сделал эффектный жест (кое-кто считает, что он был нацелен на Поллока) и выбрал не столь модный и спокойный городок на северной оконечности для последнего успокоения Ротко. Надгробный камень был скромнее большого валуна Поллока. Ротко успокоился в окружении чужаков, далеких от мира искусств.

Хотя многие считают Джэксона Поллока ведущим представителем нью-йоркской школы абстрактного экспрессионизма, Марк Ротко остается ее самым человечным и экспрессивным поборником. В жизни и смерти Ротко стоит в стороне от остальных абстрактных художников. Как Поллок освободил линию от ограничений известных форм, влив в свои полотна новооткрытые, энергию и дух, Ротко добился равного успеха в освобождении цвета от реалистических пределов. В 1950-е и 1960-е гг. он выразил в серии новаторских полотен силу чистого цвета, призванного пробудить глубоко прочувствованные эмоции, торжественность и величавость. Освобождение им цвета от узнаваемых схем навечно повлияло на то, как создается и воспринимается искусство.

Работу художника лучше воспринимать, нежели писать о ней. Вообразите большое полотно с блоками цвета, плывущими навстречу друг другу горизонтальными дуэтами, трио и квартетами. Все представляется таким простым и вместе с тем просто правильным, как если бы ты никогда прежде не видел подобного взаимодействия цветов.

Абстрактные экспрессионисты (Ротко терпеть не мог этот ярлык) ответили на почти социалистический реализм периода депрессии революционными подходами к живописи. Поллок шел впереди со своими удивительно энергичными изображениями пляшущих линий. Ротко отказался от своего изначально озабоченного общественными ценностями реалистического стиля и использовал первичные цвета в аморфных формах для выражения трагедии, экстаза или рока. С помощью захватывающих колористических образов Ротко отобразить уникальные для своего поколения религиозность, таинственность и неподвластность времени. Ни один другой художников того времени – ни Барнет Ньюмен, ни Рейнхардт, ни Вилем Кунинг, ни Адольф Готтлиб, ни Франц Клайн – не добивался последовательно, как Ротко, непосредственности чувства и мысли типичным для него трением цветов – радужных и меняющихся, трепещущих или сдержанных, но всегда живых (во всяком случае, до мрачных последних лет жизни).

Он родился Маркусом Ротковичем в Латвии, откуда также вел свое происхождение Аарон Копленд. Его отец был преуспевающим фармацевтом и записал своего младшего сына Маркуса в еврейскую начальную школу – хедер. Подобно многим евреям того времени опасавшийся призыва двух старших сыновей в русскую армию, отец увез в 1913 г. семью в Америку. По прибытии они изменили свою фамилию на «Ротковиц», двинулись на запад и обосновались в Портленде, штат Орегон. Воспитывавшийся овдовевшей матерью (отец внезапно умер вскоре по прибытии в Орегон) Ротко провел свои юные годы в бедности. Тем не менее в начале 1920-х гг. он отправился в Йельский университет, но не закончил учебы, а немного проработал актером (у него даже учился Кларк Гейбл) и переехал в Нью-Йорк, чтобы учиться живописи в Лиге искусства, возглавлявшейся в то время Максом Вебером. Вскоре он женился, похоже, только ради женитьбы, был очень несчастлив в браке и нанимался на низкооплачиваемые работы ради содержания семьи. В конце концов получил помощь от великого коллектива художников, созданного в рамках «Нового курса» президента Франклина Рузвельта, – «Администрации прогресса труда» (АПТ). Работая в годы депрессии на АПТ, он познакомился с Кунингом, Готлибом и Поллоком. В связи с надвигавшейся войной в Нью-Йорк прибыли многие из великих европейских художников, опасавшихся нацистской угрозы. Сочетание европейского влияния, депрессии и американского патриотизма послужило катализатором, ибо в начале сороковых годов стал меняться стиль многих молодых художников Америки, что отметило наступление золотого века современного искусства. К концу войны Ротковиц поменял фамилию на Ротко, развелся с первой женой, вновь женился (на этот раз счастливо), отказался от своей первоначально реалистической живописи и постепенно все больше преуспевал в абстрактном стиле.

После войны Нью-Йорк стал мировой столицей искусства (хотя многие еще не осознали этого). Великие беженцы из Европы вернулись домой, оставив более молодым мужчинам и женщинам развитие их уникального художественного стиля. Работы тех художников, в основном нью-йоркцев, экспонируются сегодня в самых престижных галереях. В конце же 1940-х гг. они не могли продать ни одной картины. АПТ собрала многих из них вместе, и они оказывали постоянное воздействие друг на друга, часто посещали мастерские того или иного из них, собирались компаниями, чтобы выпить и обсудить литературу и политику, отвергали условные нравы общества и часто отождествляли себя с несчастными бедняками. Они начали выставлять свои работы – часто вместе – в нескольких галереях, владельцы которых признавали их таланты. Они экспериментировали с новыми концепциями формы, линии, цвета и образа. И послание часто выражалось в использованных материалах, а не в использовании материалов.