Красный замок - Дуглас Кэрол Нельсон - Страница 13

– Вы читаете по-немецки, Уотсон?

– С запинками. Сами понимаете, только медицинские книги. Хм, Ричард фон Крафт-Эбинг, – пробормотал я, глянув на название книги. – Я слышал о нем; правда, вокруг этого имени разразился скандал.

– Превосходно! – Холмс устроился в плетеном кресле и принялся дымить как паровоз. – Поведайте мне о нем.

– Крафт-Эбинг утверждает, что выделил целый класс преступников: он называет их «убийцами на почве похоти».

– И что он под этим подразумевает?

– То, что желание убивать у них связано с плотскими побуждениями.

– И в чем отличие этих маньяков от тех, что движимы жадностью и жаждой мщения, или от совершающих злодеяния сумасшедших?

Я внимательно изучал плотные страницы томика:

– Не могу сказать. Я только слышал о нем, но работ его не читал.

– И как же получилось, что новость об этом чрезвычайно полезном издании совершенно обошла меня стороной? – заметил Холмс несколько раздраженно. Тон его голоса был слегка выше обычного. Когда сыщик чувствовал, что на него не обратили должного внимания или, того хуже, принизили, его голос взлетал к высочайшим нотам.

– Холмс, такие вещи по всему миру обычно обсуждаются исключительно тайком, в мужском кругу, в клубах и барах для джентльменов. Подобная информация не предназначена для широкой публики.

– И для женщин.

– Разумеется! Я бы собственноручно наказал того, кто подсунул бы подобное непотребство моей Мэри.

– И тем не менее жертвами убийств на почве похоти чаще всего становятся именно женщины, и иногда дети, если верить Крафт-Эбингу. – Холмс мог многого не знать, но неизменно умел выделить главное.

– Для начала нужно принять его теории за истину, а они подвергаются серьезным нападкам.

– Галилея тоже распекали.

– Не помню, чтобы вас хоть сколько-нибудь беспокоило вращение Солнца вокруг Земли или наоборот. Мы с вами уже спорили на эту тему.

– Меня, как и прежде, ни на йоту не волнует скучный порядок небесных светил. – Холмс сопроводил свои слова презрительным взмахом длинной узкой кисти.

Я впервые с удивлением заметил, что у него руки дирижера, которые говорят невероятно красноречиво, в то время как лицо его часто не отражает эмоций. Между тем мой друг продолжал:

– Я просто-напросто указал на то, что кажется мне интереснее предмета сего издания: новые идеи часто решительно отвергают. Впрочем, подозреваю, что теории фон Крафт-Эбинга принесут мне и делу гораздо больше пользы, чем круги, которые небесные светила навернули за несчетные тысячи лет.

Не сдержавшись, я рассерженно цокнул. У меня не укладывалось в голове, как детектив, настоящий ученый, исследующий через микроскоп мельчайшие частицы вещественных улик, может не придавать значения величественному ежедневному танцу планет и звезд, который виден невооруженным глазом.

Холмс пожал плечами и одарил меня одной из своих редких очаровательных улыбок – обычно так он поступал в разговоре с нервными клиентами, но не со мной.

– Я беспринципный человек, Уотсон, во всем, что никоим образом не касается непосредственно хода расследования. Однако я охотно узнаю новое. И похоже, этот Крафт-Эбинг в своей монографии, которую многие ненавидят, но все же жадно читают, описал целый класс Джеков-потрошителей.

Я начал перелистывать страницы в поиске группы слов, которую смог бы с ходу перевести.

– Как вы нашли эту книгу?

– Мне ее подарили.

Я ошеломленно взглянул на него. За свою работу Холмс получал оплату, иногда в виде весьма дорогих безделушек от богатых и титулованных персон, но никогда не брал ничего личного, вроде традиционных подарков.

Его губы были сжаты так плотно, что, казалось, их и динамитом не разомкнуть, но я заметил, что он слегка улыбается. Самодовольно.

– Итак, вы считаете, что эта странная книга поможет вам найти Потрошителя, который, по-видимому, еще в прошлом году закончил свою деятельность и исчез в тумане, из которого и явился.

Глаза Холмса сузились – возможно, от зловонного дыма, который старая глиняная чашечка трубки извергала с мощью Везувия.

– Это самый грязный след, по которому мне когда-либо приходилось идти, Уотсон, и я уже знаю, что пострадали достойные девушки. Я чувствую, как у меня вскипает кровь от возмущения. Даже насилие над непорядочными девушками выводит меня из себя. Ни один истинный англичанин не должен сносить того, во что превратился Уайтчепел – и до прихода Потрошителя, а тем более теперь. Я поймаю мерзавца. Возможно, мне придется иметь дело со столь низменными и темными материями, с которыми я еще никогда не сталкивался, а вы знаете, что мне выдалось встречаться лицом к лицу с немыслимой человеческой дикостью, с палачами, с заключенными, наркоманами и прочими отбросами общества. Но Потрошитель достиг нового уровня ужасов. Однако я сумею понять его кошмарную логику. Я сумею понять его самого. И я его поймаю. Вам хватит смелости составить мне компанию?

– Конечно, Холмс. Я взял с собой старый армейский револьвер.

Гений дедукции горько улыбнулся:

– Против того, с чем мы встретимся, пули могут оказаться самым слабым оружием. Но я рад, что буду бороться не один.

Глава четвертая

Безжалостный Уайтчепел

Перед тем как отправиться на наше малоприятное задание, Холмс переоделся в одну из своих пиджачных пар, какие все чаще можно было видеть на улицах Лондона, – этой американской моде, я уверен, не осмелился бы последовать ни уважаемый врач с Харли-стрит, ни даже некий скромный доктор из Паддингтона. Новая модель пиджака была лишена свойственных городскому платью украшений: шлиц и фалд. Таким образом, костюм походил на более скромную одежду, в которой посещают спортивные мероприятия, однако пошит он был из дымчатой черной шерсти хорошего качества, а не из трикотажа или парусины.

– Говорят, Уотсон, что по утонувшим в нечистотах улочкам Уайтчепела неторопливо расхаживают уважаемые господа, хотя пока я видел там лишь мнимых джентльменов, донашивающих остатки прежней роскоши, подобно тому как их еще более несчастные собратья рядятся в бархатный берет.

Двухколесный экипаж оставил нас там, где указал Холмс, – на углу Фэрклоу и Бернер-стрит. Союз этих названий заставил меня, отличающегося крепким телосложением, встрепенуться, поскольку они часто мелькали в газетах посреди историй о разных злодеяниях.

– Вы подозреваете, что Потрошитель – джентльмен? – поинтересовался я тихо, чтобы меня не подслушали, и держа руки в карманах во избежание кражи.

– Я? Нет. Но сейчас эта теория популярна среди мошенников с Флит-стрит, которые выдают себя за журналистов. Недостаточно, значит, того, что смертоносный монстр выслеживает своих жертв по переулкам, – он непременно должен быть привилегированным господином, занимающим высокий пост. Если бы я получал по фартингу, Уотсон, за каждую выдуманную историю, завязанную на действиях Джека-потрошителя, я бы… пожалуй, я бы смог позволить себе табак сортом получше.

Я слегка откашлялся, вдохнув тлетворную смесь, которая наполняла искривленные полупустынные улицы вместо воздуха:

– Зачем я вам нужен?

– Вы никогда не бывали в Уайтчепеле?

– Я женатый человек, Холмс!

– Не всегда же вы были женаты, Уотсон.

– Нет, но даже раньше я ни разу не осмелился отправиться сюда. Любого разумного человека отвратит риск подхватить заразу.

– Мы ищем не разумного человека. – Холмс остановился под одним из газовых фонарей, которые по пальцам можно было пересчитать, чтобы осмотреть улицу. – Мы ведем охоту на того, кто упивается обратным. Но это не значит, что в другом месте он не может спать на шелковых простынях.