Пир Валтасара - Шалимов Александр Иванович - Страница 102

Целую тебя, целую и жду.

В самом конце ее голос задрожал и прервался. Стив схватил диктофон, встряхнул, но оказалось, что кончилась пленка.

Некоторое время он размышлял, закусив губы. "Если бы можно было воспользоваться УЛАКом. Нет, это исключено. Тибб вчера сказал… надо еще минимум два килограмма. Два килограмма — это десять тысяч каратов прозрачных алмазов. Придется лететь самолетом — тем, которым прилетел Шейкуна. В конце концов, не так далеко. Каких-нибудь четыре тысячи километров. Пять часов полета. Когда, однако, Шейкуна был в Гвадалахаре?"

Стив бегом спустился в столовую. Шейкуна спал, сидя за столом. Стив принялся трясти его. Африканец с трудом раскрыл глаза, увидев Стива, вскочил:

— Что надо, шеф?

— Очень важно… Когда ты был в Гвадалахаре?

Шейкуна напрягся, вспоминая. Лоб его покрыла испарина.

— Когда был? Когда был? Подожди, шеф. Гвадалахара… Потом — Лос-Анджелес, потом Майами, Нью-Йорк… Две недели? Нет, немного больше. Семнадцать дней прошло…

Стив опустился на стул. "Семнадцать дней тому назад… За это время могло произойти что угодно. Недавний мексиканский вояж Пэнки приобретает особый, зловещий смысл…"

Кажется, еще никогда в жизни Стив не чувствовал себя таким опустошенным и беспомощным, как в эти минуты.

Гаэтано Пенья встречал Цезаря у трапа лайнера в аэропорту Киншасы. Когда Цезарь в сопровождении Суонга и капитана "боинга" ступил на бетон, Гаэтано приблизился, вежливо снял шляпу, назвал себя.

Цезарь протянул ему руку:

— Рад видеть вас. Будем знакомы. Сейчас едем в город — в отель, там поговорим.

Из багажного отсека "боинга" выкатился белый лимузин. Подъехал к трапу. Цезарь сел, пригласил сесть рядом Гаэтано. Впереди устроились трое смуглых, черноволосых, в белых костюмах сафари.

"Индонезийцы, — подумал Гаэтано, — парни ничего, только мелковаты".

Суонг сел рядом с водителем. Капитан у трапа приложил руку к лакированному козырьку фуражки. Лимузин бесшумно и мягко тронулся с места.

— Как отель? — спросил Цезарь, когда въехали в город.

— Высший класс. — Гаэтано поспешно повернулся к боссу: — Сеньор еще не видел его?

— Нет. Покупали без меня. — Цезарь усмехнулся.

— Один из лучших в Африке. Туристы и охотники резервируют номера на полгода вперед. Сервис, комфорт, а кухня… — Гаэтано поцеловал кончики своих пальцев, — Сеньор убедится сам.

Снаружи отель показался Цезарю мрачноватым. Высокий параллелепипед с темными стеклами бесчисленных окон, не пропускающими солнечных лучей. Ни балконов, ни лоджий. На крыше плоская темная кастрюля — вращающийся ресторан. Над ним, на фоне мутноватого серо-голубого неба, ажурная вязь неонов. Несмотря на полуденный час, неоны бледно вспыхивали всеми оттенками радуги — вероятно, в честь приезда хозяина. Цезарь прищурился — "Звезда экватора". Именно так он и назывался.

Внутри Цезарю понравилось. Гаэтано не преувеличивал — действительно высший класс комфорта и сервиса. Цезарь вначале внимательно глядел по сторонам, не очень прислушиваясь к тому, что подобострастно бубнил директор-администратор, встретивший у входа в обширный беломраморный холл. Вскоре, однако, зарябило в глазах от никеля, бронзы, хромированного алюминия, хрусталя, полированного камня, от фонтанов, бассейнов, баров, кофейных, залов для заседаний и залов для коктейлей, от сафьяна и львиных шкур, слоновых бивней и антилопьих рогов. На третьем этаже Цезарь поблагодарил директора-администратора и, отказавшись от дальнейшего осмотра, попросил провести в отведенные ему апартаменты. К счастью, они оказались тут же, на третьем этаже. Отпуская многочисленную свиту, Цезарь сделал Гаэтано знак остаться. Втроем с Суонгом они расположились в одной из гостиных возле стола, уставленного батареей бутылок с яркими разноязычными этикетками.

— Теперь рассказывайте, — обратился Цезарь к Гаэтано. Тот бросил быстрый взгляд на Суонга, занятого приготовлением коктейлей.

— Рассказывайте, — повторил Цезарь. — Можете говорить абсолютно все. Доктор Суонг — мой друг и кровный брат.

— Я не знал, извините, — Гаэтано поклонился, — шеф велел соблюдать предельную осторожность… Люди готовы, могут сопровождать вас, сеньор, в любую минуту куда вам будет угодно.

— Где они?

— Здесь, в отеле.

— И сколько их?

— Тридцать.

— Вы, Гаэтано, тоже полетите?

— Я тридцатый, сеньор.

— Превосходно. Есть у вас что-нибудь новое… оттуда?

— Есть новое. — Гаэтано понизил голос. — Эти шахты — их пока четыре… Они для межконтинентальных ракет.

— Это надежно, Гаэтано?

— Вполне, сеньор. Люди оттуда нанимали местных в Кисангани для самых тяжелых работ. Двое потом сбежали и вернулись. Успели рассказать. Правда, потом исчезли бесследно. Наверно, их убили.

— Это получило огласку?

— Местная газета в Кисангани пробовала писать. Редактора нашли застреленным в кабинете. Полиция заявила, что самоубийство. Больше потом не писали.

— Трудно работать в такой обстановке, Гаэтано?

— Не труднее, чем в других местах, сеньор. В Акапулько бывало хуже… В Кисангани мы занимаемся древесиной. Поставляем ценные сорта сюда, в Киншасу — на мебельные фабрики, и на экспорт — в ФРГ, в Бельгию, в Штаты.

— Как идет дело?

— Ходко. Сеньоры Цвикк и Смит довольны.

— Надеюсь, и я буду доволен?

— Мы постараемся, сеньор.

Фридрих Вайст вначале ничего не сказал Цезарю о новом строительстве. Цезарь решил выждать. Две недели они потратили на объезд заводов, отделений, служб, секций. Цезарь не мог не признать, что порядок повсюду царил образцовый. И инженеры в конструкторских бюро и лабораториях, и рабочие ремонтных служб и заводов казались довольными: никто ни на что не жаловался. И снова, как в прошлые приезды, Вайст охотно показывал все, что интересовало Цезаря, обстоятельно и исчерпывающе отвечал на все вопросы. Казалось, никаких тайн не существовало… Однако прошло уже десять дней их совместных поездок, а о новом строительстве Вайст не упоминал. Собственно, новых объектов было много — новые заводы, поселки, три рудника, новые карьеры для добычи камня, обогатительная фабрика, строилась большая электростанция, но шахты, про которые говорил Гаэтано… Их словно не существовало.

На десятый день они возвратились на базу "Z", которая теперь называлась Блюменфельд. Некогда скромный поселок разросся и весь утопал в цветах. Они были повсюду — на стенах домов и на балконах, на подоконниках и под окнами, вокруг коттеджей и на верандах, на газонах, клумбах, вдоль транспортных магистралей и пешеходных дорожек; цветы всевозможных видов, форм, расцветок и оттенков, хорошо известные Цезарю и такие, каких он не встречал даже на Цейлоне. Густые, сомкнувшиеся кроны гигантских макарангов и фикусов надежно прикрывали Блюменфельд и от экваториального солнца, и от всевидящих глаз спутников.

В Блюменфельде Цезарь предполагал пробыть несколько дней. Предстояли встречи с руководителями центральных служб. Предстоял и решающий разговор с самим Вайстом. Этот разговор состоялся на второй день после возвращения в Блюменфельд. Утром, во время осмотра минералогической лаборатории, которой Вайст, по-видимому, очень гордился, один из сотрудников — грузный бородатый мужчина средних лет — упомянул об урановых рудах. Цезарь, рассеянно слушавший объяснения — после поездки к Шарку и спуска в шахту минералогия его не очень привлекала, — поинтересовался:

— Уран — здесь, на полигоне?

— Да, сэр, — подтвердил бородач. — Наши геофизики нащупали несколько точек, уже начата проходка шахт.

Из минералогической лаборатории возвратились в управление, и Вайст пригласил Цезаря в свой кабинет. Когда они остались вдвоем, Вайст открыл сейф и достал оттуда деревянный ящичек.

— Вот посмотрите, — сказал он, — наши урановые руды. Это из шахты.

В деревянном ящичке лежали смоляно-черные камни с желтыми выцветами. Цезарь осторожно взял один, подбросил на ладони, взглянул на Вайста:

— Много там этого?

— Хорошее месторождение. Скоро начнем добывать уран.