Кот, который читал справа налево (сборник) - Браун Лилиан Джексон - Страница 62

– Между перилами всего около пяти футов. Коко, мне кажется, мог и перепрыгнуть.

У Банзена были на этот счет другие соображения. Он глядел вниз, на живописный дворик пятнадцатью этажами ниже.

Квиллер содрогнулся.

– Коты не падают с огороженных балконов, – сказал он без особой уверенности.

– Может, его ветром сдуло.

– Не болтай глупостей.

Они тупо обшаривали взором изгиб здания. Ветер, свистевший сквозь балконную ограду, звучал словно гигантский орган.

– Кто-нибудь тут поблизости ненавидит кошек? – спросил Банзен.

– Не думаю. Не знаю. То есть у меня нет… – Квиллер внимательно поглядел через двор, сощурившись во тьму. Фасад южного крыла походил на шахматную доску света и мрака: многие квартиры темны, а из других сквозь задернутые шторы просачивался приглушенный свет. Но одна квартира была частично открыта взгляду.

Квиллер указал на нее:

– Видишь, видишь?! Погляди на то окно – вон там, там, где занавески распахнуты.

– Это квартира Дэвида Лайка.

– Без тебя знаю. И у него телевизор включен. И погляди, кто это сидит и греется на верхушке телевизора?

Дверцы китайского лакированного шкафчика были раскрыты, и виднелся телеэкран, мерцавший абстрактными фигурами. На верхушке телевизора, опрятно свернувшись, лежал Коко: его белая грудка светлела на фоне темного лака, а коричневые мордочка и ушки силуэтом вырисовывались на серебристой стене.

– Иду звонить Дэйву и выяснять, что все это значит, – сказал Квиллер.

Он позвонил на коммутатор, спросил телефон квартиры Лайка и долго ждал, пока не убедился, что никого нет дома.

– Не отвечают, – бросил он Банзену.

– Как же быть?

– Не знаю. Как по-твоему, Коко соскучился в одиночестве и пошел наносить визиты?

– Ему захотелось еще немножко того цыплячьего кэрри.

– Он, похоже, прыгал с балкона на балкон по всей дуге. Сумасшедший кот! Лайк, наверное, впустил его, а сам потом ушел. Он говорил, что у него назначено свидание.

– Так что ты думаешь предпринять? – спросил Банзен.

– Оставить его там до утра, вот и все.

– Я могу принести его обратно.

– Что? Как это ты сумеешь его принести? Ему тебя не услышать, там ведь закрыты двери, а если он даже и услышит, как он их откроет?

– Спорим, что я его принесу? – Фотограф вскочил на боковые перила балконной ограды и закачался там, вцепившись в угловой столбик.

– Нет! – заорал Квиллер. – Сойди оттуда!

Он боялся сделать неверное движение и ненароком столкнуть человека, балансирующего на узких перилах. Приближался к Банзену медленно, затаив дыхание.

– Без соплей! – выкрикнул фотограф, перепрыгивая пятифутовое пространство и хватаясь за столбик следующего балкона. – Все, что способен сделать какой-то там кот, Одд Банзен сумеет сделать куда лучше!

– Вернись! Ты спятил!.. Нет, оставайся там!.. Не пытайся это повторить!

– Одд Банзен идет на выручку! – заорал фотограф, перебегая балкон и готовясь перепрыгнуть на следующий. Но сперва он сорвал на соседнем окне желтую хризантему и зажал ее в зубах.

Квиллер сел и закрыл лицо руками.

– Йя-хо-о! – ревел Банзен. – Йя-хо-о!

Его боевой клич ослабевал, заглушаемый свистом ветра, по мере того как он перебирался с перил на перила по всей внутренней дуге дома. Обитатели здесь и там открывали балконные двери и выглядывали, не видя акробатического подвига, творимого во тьме.

– Йя-хо-о! – раздался отдаленный вопль.

Квиллер подумал о трех двойных мартини и двух… нет, трех… бренди, которые потребил Банзен. Он подумал о жене и шестерых детях фотографа, и кровь застыла у него в жилах.

Через двор долетел триумфальный рев, и Банзен перемахнул на балкон Лайка. Подергал скользящую дверь; она открылась. Он оповестил окрестности о своем успехе и шагнул в серебристо-серую гостиную.

При его появлении Коко спрыгнул со своего насеста и поспешно исчез.

«Надеюсь, – подумалось Квиллеру, – у этого дурачка достанет сообразительности принести Коко домой по земле, а не по воздуху».

Оттуда, где стоял репортер, больше не были видны ни Банзен, ни кот, так что он пошел внутрь – ждать возвращения странствующей парочки. Стояла безжизненная тишина – слышались только механический шум лифта да яростные звуки далекого телевизора. Квиллер вернулся на балкон и стал разглядывать южное крыло. В квартире Лайка не было заметно никакого движения, кроме мигающих знаков настройки на телеэкране.

Квиллер проглотил чашку кофе и зашагал по паркету. Наконец подошел к телефону и попросил дежурного на коммутаторе снова соединить его с квартирой Лайка. Там оказалось занято.

– Что делает этот пьяный осел?

– Простите? – переспросил дежурный.

Еще раз вернувшись на балкон, Квиллер раздраженно глядел через двор. Когда у него зазвонил телефон, он прыжком рванулся к нему.

– Квилл, – произнес банзеновский голос, ставший почему-то несколькими тонами ниже, чем был весь вечер, – мы тут попали в беду.

– Коко?! Что случилось?

– Кот жив-здоров, а вот твой друг-дизайнер был жив-здоров.

– Ты о чем?

– Кажется, Лайк мертв.

– Нет!.. Нет!..

– Он холодный, белый, а на ковре – жуткое пятно. Я позвонил в полицию, позвонил в газету. Не спустишься ли в машину за моей камерой?

– Я отдал ключи от машины тебе.

– А я сунул их в карман дождевика, а дождевик сбросил у тебя в передней. По-моему, мне лучше остаться здесь, возле тела.

– Голос у тебя удивительно трезвый.

– Отрезвеешь, когда увидишь такое.

К тому времени, когда Квиллер вошел в квартиру Лайка с банзеновской камерой, там уже был полицейский автопатруль. Квиллер пристально оглядел гостиную. Она была точь-в-точь такой же, какой они сфотографировали ее после полудня, за исключением бессмысленной болтовни телевизора в китайском шкафчике да желтой хризантемы, уроненной Банзеном на ковер.

– Как только я вошел в балконную дверь, – сказал Банзен, – Коко повел меня в спальню.

Тело лежало в спальне на полу, окутанное серым шелковым халатом. На одном пальце сиял крупный звездчатый сапфир, которого Квиллер раньше у Лайка не видел. Лицо больше не было красивым. Оно утратило ум и воодушевление, делавшие его привлекательным. От него осталась лишь надменная маска.

Квиллер осмотрел комнату. Тигровая шкура была снята с кровати и, аккуратно сложенная, лежала на банкетке. Все прочее оказалось в полном порядке. Не было ни малейшего признака, что кроватью пользовались.

Банзен сновал по комнате, отыскивая ракурсы для съемки.

– Я хочу сделать только один снимок, – говорил он полицейским. – Я ничего с места не сдвину! – Квиллеру он сказал: – Интересный снимок нелегко заполучить. В фотоотделе больше не гоняются за кровавыми кадрами. На них поступают жалобы от фототелеагентства, ну, от этой старенькой дамочки, от Американского легиона, от Дочерей американской революции, от вегетарианцев…

– Что ты сделал с Коко? – перебил его Квиллер.

– Он где-то здесь. Вероятно, уничтожает улики. Квиллер нашел Коко в столовой – он сидел под столом, будто ничего и не случилось. Позу он принял уклончивую, свернувшись уютным валиком на синем с золотом китайском ковре, и не казался ни любопытствующим, ни задумчивым, ни виноватым, ни горюющим.

Когда прибыли детективы из Бюро убийств, Квиллер узнал пару, которую встречал раньше. Ему нравился один из них, крупнокалиберный сообразительный детектив по имени Хеймс, не зацикленный на служебном долге; но он не терпел Войцека, чей гнусавый голосок только и годился, что для сарказмов.

Войцек, едва взглянув на Квиллера, спросил:

– С чего бы прессе так быстро здесь очутиться?

– Фотограф был здесь, когда мы прибыли, – ответил патрульный офицер. – Он впустил нас в квартиру. Он тот, кто обнаружил тело и сообщил об этом.

– Как получилось, что вы оказались здесь? – повернулся Войцек к Банзену.

– Я вошел через окно.

– Ясное дело. Это пятнадцатый этаж. И вы вошли через окно.