Кот, который читал справа налево (сборник) - Браун Лилиан Джексон - Страница 39

– Каким образом имя Маунтклеменса оказалось в списке пассажиров?

– По словам Наркса, они приехали в аэропорт точно ко времени вылета, и Маунтклеменс сказал, что не стоит суетиться и обменивать билет на имя Наркса. Он сказал: «Иди прямо к воротам и зарегистрируйся». А затем он заявил, что решил выехать немедленно на машине Наркса, заночевать в Питсбурге и прибыть в Нью-Йорк в четверг утром.

– Я могу предположить, что ему помешало, – сказал Квиллер.

– Покупатель из Монреаля был помешан на этих треугольниках. Он хотел получить все, что можно. Наркс позвонил Эрлу Ламбрету и попросил его отправить грузовым самолетом все старые картины, которые еще не были проданы, – продолжал Кендал.

– Это был как раз тот телефонный звонок, который подслушала Зоя.

– Ламбрет предложил послать их машиной, но Наркс сказал, что машина с Маунтклеменсом уже на полпути в Питсбург. Ламбрет возразил, что машина по-прежнему здесь, припаркована в аллее за галереей.

– Итак, Наркс почувствовал неладное.

– Нет, пока не услышал об убийстве Ламбрета. Тогда он понял, что Маунтклеменс лгал, и решил нажиться на этом. В любом случае он ненавидел Маунтклеменса, потому что чувствовал себя пешкой – роботом, вынужденным исполнять приказы важной шишки. Как только появилась возможность отомстить, он решил потребовать изрядный куш из тех денег, которые Маунтклеменс нагреб от продажи картин Скрано.

– Глупо было со стороны Наркса надеяться, что он сможет шантажировать такого ловкого дельца, как Маунти, – вставил Одд.

– Итак, Маунтклеменс ждал его во дворике, – продолжал Кендал. – Но Наркс прыгнул и отобрал нож.

– Он сказал, зачем вернулся туда?

– Главным образом для того, чтобы забрать картины, которые он подписывал собственным именем. Он боялся, что это может навести полицию на след. Несколько картин Скрано он тоже забрал, а потом вернулся, чтобы взять остальные, и столкнулся с Квиллом и с этим котом.

– Что станет с ценами на картины Скрано, когда вся эта история всплывет? Многие покупатели выбросятся из окна, – заметил Арчи.

– Хотите, я вам кое-что объясню? – вмешался Квиллер. – За последние несколько недель я перевидал огромное количество картин, но, если бы у меня были свободные деньги, я обязательно купил бы прекрасные серые и белые треугольники Скрано.

– Парень, да ты с ума сошел! – вскричал Одд.

– Кстати, чуть не забыл, – сказал Кендал, – эти треугольники были совместной работой. Рисовал их Наркс, но идея принадлежала Маунтклеменсу.

– Очень разумно, – согласился Квиллер.

– Маунтклеменс потерял руку и не мог рисовать, а Наркс владел отличной техникой, но не имел творческого воображения. Хитро!

– Могу поспорить, что многие художники имеют духовных наставников, – сказал Одд.

– Давайте выпьем еще по стакану томатного сока, – предложил Арчи.

– Нет, спасибо, – отказался Квиллер. – Я ужинаю с Зоей Ламбрет, нужно еще заехать домой и сменить рубашку.

– Пока ты еще не уехал, – сказал Одд, – я хотел бы рассказать кое-что об этой сварщице и объяснить, почему до сих пор не сфотографировал ее.

– Слушаю.

– Я поехал в школу, но ее там не оказалось. Она сидит дома, потому что у нее воспалены руки.

– Что с ней случилось?

– Помнишь этого парня, который упал и разбился? Батчи пыталась спасти его, но ей на руки упала эта железная штука и повредила запястья. Она вернется на этой неделе, и я сделаю несколько фотографий.

– Сделай их хорошо, – попросил Квиллер. – Приукрась достоинства этой женщины, если сможешь.

Когда Квиллер приехал домой, чтобы покормить кота, он обнаружил Коко распростертым на ковре в гостиной и увлеченным своим туалетом.

– Готовишься к ужину? – спросил Квиллер.

Розовый язык двигался по белой груди, коричневым лапам и желтовато-коричневым бокам. Влажные подушечки лап протирали бархатные коричневые уши. Блестящий коричневый хвост был зажат между передними лапами, и кот тщательно его облизывал. Коко выглядел вполне обычным котом, а вовсе не сверхъестественным созданием, которое читает мысли, угадывает будущее, обнюхивает то, чего не видит, и чует то, чего не может унюхать.

– Мне следовало бы написать статью о тебе, Коко, и назвать ее «Кот-сыщик находит ключ к загадке двух убийств». Ты был прав, а я ошибался. Никто не похищал золотой кинжал. Маунтклеменс не улетал на трехчасовом самолете. Батчи не совершала преступлений. Нино не был убит. И Зоя не лгала мне.

Коко продолжал вылизывать хвост.

– Но у меня еще множество вопросов, на которые я не знаю ответа. Зачем ты привел меня в кладовку наверху? Для того чтобы найти эту Мятную Мышь или помочь мне обнаружить обезьяну Гиротто?

Зачем ты привлек мое внимание к подставке для ножей в пятницу ночью? Ты хотел, чтобы я заметил, что там одного не хватает? Или всего лишь предлагал нарезать для тебя немного мяса?

А почему ты так настаивал, чтобы мы спустились в эту кухню? Ты знал, что Наркс придет?

И что с этим мастихином? Зачем ты пытался спрятать его? Ты догадывался, что может произойти?

Коко продолжал вылизывать хвост.

– И еще одно: когда Оскар Наркс бросился на меня с ножом, ты действительно запаниковал? Или ты пытался спасти мне жизнь?

Коко закончил вылизывать хвост и посмотрел на Квиллера таким взглядом, словно в его небольшой коричневой головке таился ответ на все вопросы мироздания. Потом он свернул свое гибкое тело немыслимым образом, поднял нос, скосил глаза и почесал ухо задней лапой, всем своим видом выражая немой кошачий восторг.

Кот, который играл в слова

Один

С выражением скуки и омерзения, которое подтверждали уныло висящие усы, Джим Квиллер готовил себе холостяцкий завтрак. Горячей водой прямо из-под крана он развел чашку растворимого кофе (плохо размешанная субстанция коричневыми комками всплыла на поверхность). Отрыл пирожок в полной крошек жестянке, откуда уже попахивало плесенью. Потом расстелил бумажную салфетку на столе у окна – городское солнце, просочившееся сквозь смог, высвечивало все убожество меблированной квартиры.

Здесь Квиллер, не чувствуя вкуса, проглотил завтрак, размышляя над своими четырьмя «без».

Он сейчас был без женщины. Ему прислали предупреждение о выселении, и он через три недели окажется без дома. Моль так рьяно пожирала его галстуки, что он очень скоро останется вообще без галстука. И если сегодня он скажет что-нибудь не то главному редактору, то очень даже просто может сделаться безработным. За сорок пять – и безработный. Не очень-то радужная перспектива.

По счастью, он хоть был не без друга. На его обеденном столе – вдоль большого словаря, груды книг в бумажных обертках, трубочной стойки об одной-единственной трубке и жестянки с табаком – растянулся сиамский кот.

Квиллер почесал друга за ушком и сказал:

– Об заклад побьюсь – тебе не разрешалось сидеть на обеденном столе, когда ты жил этажом выше.

Кот по имени Коко удовлетворенно заерзал, выставил вперед усы и сказал:

– ЙЯУ!

Он прожил с репортером шесть месяцев, доставшись ему как часть печального наследства жильца с третьего этажа. Квиллер хорошо его кормил, толково с ним беседовал и вовлекал в игры, которые доставляли незаурядно смышленому коту удовольствие.

Каждое утро Коко захватывал один и тот же угол обеденного стола, располагаясь на нем компактным валиком, – коричневые лапы и хвост тактично подогнуты под бежевое тельце с белой грудкой. В рассеянном солнечном свете глаза Коко ослепительно голубели, а шелковистая шерстка, как и новенькая паучья сеть, затянувшая окно, переливчато и радужно поблескивала.

– Это по твоей милости комната кажется свалкой, – сообщил ему Квиллер.

Коко зажмурился и задышал чаще. При каждом вдохе и выдохе нос его менялся – казался то черно-бархатным, то черно-атласным, то снова бархатным.