Следы динозавра - Огнев Николай - Страница 2

   -- Та-ва-ри-щи! Кррасиви женщин! Из-вош-ник! Дверь соседнего номера с шумом растворилась, оттуда шагнул необыкновенно длинный мужчина в фуфайке, стал перед профессором, спросил:

   -- В чем дело, гражданин?

   -- Извош-ник, -- уже не помня смысла сказанного слова, умоляюще пролепетал профессор, глядя на незнакомца снизу вверх. -- Понимаете, мой Альфонс умер! Может быть, он в обмороке? Но я вижу, что вы не понимаете! О, боже! Дайте мне вилле-ка!

   -- Э, да вы я вижу парле франсе, -- прервал его незнакомец. -- Муа осси! -- Кельк шоз!

   Тогда профессор ухватил его за фуфайку и потащил его в коридор своего номера. Быстрая и горячая французская речь ударила в уши незнакомца нервной барабанной дробью.

   -- Ах, это был такой слуга, такой слуга! И вы понимаете, в этой варварской стране потерять такого слугу, это нужно иметь несчастье. Он был не только слугой, он заменял мне технического помощника. Это с ним вместе на юге Франции мы обнаружили в сланце птеродактиля! Профессор Чалленджер, этот всемирный шарлатан, готов был лопнуть от зависти, он шел на все, чтобы переманить от меня Альфонса! И теперь на пороге великих открытий потерять его! Что это был за помощник!

   Но долговязый незнакомец, обращая мало внимания на бессвязную профессорскую речь, быстро и деловито шагнул в спальню, несколько раз нажал кнопку звонка, затем положил Альфонса на спину и с трудом втащил его в номер, ближе к свету. Пока коридорный бегал за доктором, долговязый попытался сделать Альфонсу искусственное дыхание, но без всяких видимых результатов. Прибывший доктор выслушал сердце, проверил пульс и сказал:

   -- В морг! Позовите милицию. Разрыв сердца.

4. Товарищ Френкель

   Долговязый незнакомец шагнул к профессору, сочувственно пожал ему руку, сказал:

   -- Морс, по латыни -- смерть. Мои французские познания ограничены. Доктор, объясните ему, что я желал бы оказать ему посильное содействие. Меня зовут Френкель, товарищ Френкель.

   Френкель принадлежал к числу людей, выброшенных из колеи империалистической и гражданской войнами. В спокойной, обывательской жизни был бы Френкель счетоводом пли почтово-телеграфным чиновником, кумиром провинциальных барышень и руководителем любительских спектаклей. Но эпоха потрясений вырвала Френкеля из мещанской среды, закрутила его, завертела и -- вот уже целое пятилетие вертелся, беспокоился, разорялся Френкель, не находя себе притыку, доли, места в общем муравейном строительстве государства. В партию Френкель не вступал сознательно, так как не выносил никаких прикрепленностей, но с партийцами дружил и даже пользовался известным доверием. К Френкелю относились добродушно-иронически; если нужно было выразить что-нибудь несбыточное, неосуществимое, маловероятное, то говорили: "а это когда Френкель разоряться кончит", и Френкель это знал, и сам над этим посмеивался. Главная беда Френкеля состояла в том, что он начинал, и не кончал. То он организовывал где-то на Полтавщине клуб беспартийной молодежи, но на полдороге бросал и мчался в Архангельск, пешком ходил по губернии и подбирал избачей. В Сибири ставил на ноги маслобойные артели, в Белоруссии добивался тракторов для крестьянских обществ, и затем оседал на некоторое время в Москве, срыву хватаясь за первое попавшееся дело. Френкеля несколько раз арестовывали, но очень скоро отпускали, так как убеждались, что он не аферист, не шарлатан, а совершенно бескорыстный человек, только без притыку...

   И теперь, стоя перед профессором Дормье, с самым дружелюбным видом, Френкель действительно жаждал только одного: как-нибудь помочь, оказать содействие, а для этого -- войти в контакт.

   -- Муа, же ву зассюр, -- плел Френкель с совершенно немыслимым французско-нижегородским выговором и не дожидаясь объяснений доктора. -- Ле доктор ву ди, ке же авек плезир [Я вас уверяю... доктор вам скажет, что я с удовольствием...].

   Пока санитары укладывали на носилки труп Альфонса, доктор, с трудом выговаривая французские слова, успел объясниться с профессором. Выяснилось, что профессор хочет уехать в Монголию как можно скорей, а самое главное -- разыскать в Москве такого человека, который хоть бы отчасти заменил бы скончавшегося Альфонса.

   -- Ах, доктор, вы говорите, что в Москве можно будет найти заместителя, -- говорил профессор. -- Да, я понимаю, но какого? Мне подсунут человека, который не будет в состоянии отличить триасовой системы от архейской группы, который спутает чешую бронтоватора с клешней трилобита. Нет?.. Потерять Альфонса на самом пороге великих открытий!

   Между тем доктор объяснил Френкелю все, что нужно было сделать для профессора. Френкель выслушал с видом величайшей готовности, и не успел доктор кончить фразы, как Френкель уже несся гигантскими шагами по коридору к телефону -- вызывать Дом Ученых, заказывать инструменты и -- разыскивать помощника профессору.

5. Разложившийся Свистунов

   "Тощища какая. В клуб что ли шарахнуть?"

   Васька Свистунов остановился посреди тротуара.

   "Бузина все... Культработа тоже называется... А куда податься? Эх, чертоплешина. Придется в клуб! А что там делать?"

   Васькин взгляд скользнул по слабо освещенной домовыми фонарями улице, остановился на плакате Авиахима: по синему фону катился земной шар, и его огибал стремительный самолет.

   "Выиграть бы кругосветную поездку что ли?.. Всякие там страны, народы... уехать бы туда от всех? Поди ж, выиграй... Да и билет еще не куплен".

   Лениво шаркая ногами по тротуару, Свистунов двинулся вдоль улицы.

   Не успел Васька подняться по обшарканной, со следами снега на ступеньках лестнице, знакомой до каждой выбоины, -- как его остановил ядрист Пашка Лобов.

   -- Васька, ты что? -- накинулся он. -- Разлагаешься под влиянием нэпа? По целым неделям в клубе не бываешь?

   -- А что делать-то?

   -- Раньше-то находил дело?

   -- Раньше находил, а теперь не нахожу, -- со злобой сказал Васька, глядя прямо в глаза Лобову. -- Ведь работа-то разваливается? Ее собираешь, а она расползается. Ребята больше в пивную норовят, а девчата фокстротам обучаются. Поди, замани их на политграмоту или хоть на общеобразовательный! Ну?!

   -- Вот те и ну! Ты не бузи, Свистунов, а возьми вот -- просмотри программы лекций политшколы, из ЦК прислали. А я сейчас на президиум...

   Лобов исчез. Под самым плакатом "Не курите, ребята" сидели несколько парней и отчаянно дымили папиросами и громко хохотали.

   "Ишь, ржут!.. Клубисты, тоже! Верно похабщину несут" -- подумал Свистунов и, проходя мимо, бросил:

   -- Курить бы можно и перестать! -- Но никто не обратил внимания.

   В углу несколько ребят разрабатывали на брусьях; брусья все время выскакивали из гнезд и стойки шатались. Кожаные матрацы были свалены беспорядочной грудой, и от каждого прыжка из них поднималась столбом пыль.

   "Разломали, черти!.. Все неорганизованно, без присмотра... Никому и дела нету..." -- подумал Свистунов, отворачиваясь в сторону.

   В другом углу несколько девчат напевали "Цыганочку"; две девчины, стоя друг против друга, изображали цыганскую пляску: отчаянно тряся плечами и прищелкивая пальцами, они как-то странно выворачивали ноги одна перед другой.

   "Вот она, стабилизация" -- мелькнуло в голове у Свистунова. Он решительно подошел к девчатам, схватил одну из них за плечо:

   -- Это что же -- клуб или кабак?

   -- Да что ты, Васька, в чем дело? -- и потанцевать нельзя?

   -- Чего хватаешь? Тоже, нашелся распорядитель!

   -- Генерал -- его превосходительство! Слушаем-с ваших приказаний, только не можем исполнять!

   И, забывая, что девчата и год, и два, и три тому назад, тогда, когда, казалось, работа шла на полных парах, отругивались точно так же и в тех же самых выражениях, -- Свистунов внезапно ощутил в выкриках девчат то самое разложение, которое он так остро чувствовал за последнее время. Мало того, отойдя от девчат, Васька почувствовал, что внутри у него что-то упало, что какой-то холод входит в сознание, и что, пожалуй, он, активист Васька Свистунов, и не нужен больше этому клубу, который он с такой охотой и с таким революционным напором строил четыре года тому назад.