Артист лопаты - Шаламов Варлам Тихонович - Страница 55

– Да, фельдшер здесь – сучара хорошая. Я здесь больше года – никто еще здесь лепилу не похвалил. Но мы обманем его. В больницу здесь отправляют каждый день. А списки пишу я. – И бывший начальник улыбнулся.

Вечером Криста вызвали на вахту. Там уже стояли двое заключенных – в руках одного был маленький фанерный чемоданчик.

– Конвоя нет отправить вас, – на крыльцо вышел дежурный. – Завтра отправим.

Для Криста это было смертью – завтра все разоблачится. Фельдшер загонит Криста в какой-нибудь ад. Крист не знал, как называется этот ад, куда он может попасть, что будет хуже того, что Крист уже видел. Но Крист не сомневался, что такие места, где еще хуже, – есть. Оставалось ждать и молчать.

Снова вышел дежурный.

– Идите в барак. Не будет конвоя.

Но вышел вперед арестант с чемоданчиком:

– Давайте мне направление, гражданин дежурный.

И я всех доведу. Лучше всякого бойца. Ведь вы же знаете меня? Так делали не один раз. Я – бесконвойный, а те – куда они убегут. В ночь, в мороз…

Дежурный ушел внутрь вахты, сейчас же вернулся и подал человеку с чемоданчиком конверт из газетной бумаги.

– Вещи с вами?

– Какие вещи…

– Ну, айда!

Железная щеколда открылась и выпустила трех арестантов в белую морозную мглу.

Бесконвойный шел впереди, бежал, по мнению Криста. Туман кое-где раздвигался, пропуская желтый свет уличных электрических фонарей.

Прошло бесконечно много времени. Капли горячего пота ползли по впалому животу Криста, по костлявой его спине. Сердце Криста стучало, стучало. А Крист все бежал, бежал за своими ускользающими во мглу товарищами. На углу поселка начиналось большое шоссе.

– Ждать тебя!..

Крист испугался, что его бросят, оставят.

– Слышь, ты, – сказал бесконвойный. – Знаешь, где больница?

– Знаю.

– Мы пойдем вперед. А у больницы подождем.

Арестанты исчезли в темноте, и Крист, отдышавшись, пополз вдоль кювета, поминутно останавливаясь и снова бросаясь вперед. Рукавицы Крист потерял, но не замечал, что царапает снег, лед и камень голыми своими ладонями. Крист рычал, сопел, скреб землю. Впереди ничего не было видно, кроме белой мглы. Из этой белой мглы, яростно гудя, выскакивали огромные грузовики и сейчас же скрывались в тумане. Но Крист не останавливался, чтобы пропустить мимо себя машину и снова ползти к больнице. Крист держался руками за кювет, за валик кювета – как огромный канат был протянут через ледяную бездну – к теплу и спасению. Крист полз, полз, полз.

Мгла слегка поредела, и Крист увидел поворот к больнице и крошечные домики больничного поселка. Шагов триста, не больше. И, снова зарычав, Крист пополз.

– Мы уже думали, подох ты, – равнодушно и незло сказал бесконвойный, стоявший на крыльце больничного барака. – Нас без тебя не принимают тут.

Но Крист не слушал и не отвечал. Теперь наступило самое главное, самое трудное – положат его в больницу или не положат.

Пришел врач, молодой чистый человек в неправдоподобно белом халате, записал всех в книгу.

– Раздевайтесь.

Кожа Криста шелушилась, слетала с тела легкими пластинками, как дактилоскопические оттиски в личном деле.

– Пеллагра называется, – сказал бесконвойный.

– У меня тоже такое было, – сказал третий, и это были первые слова его, которые услышал Крист. – Перчатки с обеих рук снимали. В Магадан послали, в музей.

– В музей? – презрительно сказал бесконвойный. – Мало таких перчаток в Магадане.

Но третий арестант не слушал бесконвойного.

– Ты, – дергал он за руку Криста. – Слушай сюда! С этой болезнью тебе горячие уколы назначат, обязательно. Мне назначали, я их за хлебушек променял блатарям. Так и поправился.

Вот из шкафа достали и бланки историй болезни. Три бланка. Всех положат. Вошел санитар.

– Пока во вторую.

Обливание теплой водой, белье без вшей. Коридор, где на столике дежурного еще не погашен фитиль коптилки с рыбьим жиром, налитым на блюдце из донышка консервной банки. Дверь в пустую палату, откуда пахнуло морозом, улицей, льдом. Санитар пошел за дровами – растапливать погасшую железную печь.

– Вот что, – сказал бесконвойный, – давайте-ка ляжем вместе, а то мы тут нарежем дуба.

Все легли на одну койку, обняв друг друга. Потом бесконвойный выскользнул из-под трех одеял, собрал все матрасы, все одеяла, какие были в палате, навалил все горой на койку, где легли арестанты, и сам нырнул в костлявые объятья Криста. Больные заснули.

1964