Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Профессионалы - Шакилов Александр - Страница 25


25
Изменить размер шрифта:

— Я!

— Вы ассоциируете себя с Марксом?

— Никак нет!

— И в корне неверно делаете, стажёр Арисава! Чем закончилось недоразумение между Бакуниным и Марксом? А?!

— Маркс вызов не принял…

— Совершенно верно! А почему?

— Трус потому что…

— Трус?! Ай-я-яй, дорогой мой Масами, вы меня разочаровываете! Вам что? неизвестно, что Маркс был известным дуэлянтом?! Что он гордился шрамами на своём лице?! Шрамами от шпаг боннских студентов, с которыми он имел честь драться?!

А?!

— Возможно, я не прав.

— Вы именно не правы. А хотите, поясню? — почему Карл Маркс отказался?

— Будьте добры, Ник Юсупович-сан.

— А потому что у него цель в жизни была! Потому что он мечтать умел! И знал, что способствует достижению цели, а что может свести в ноль все усилия! Понимаете, к чему я клоню, а?

— К тому, что долгая, кропотливая и трудная учёба в академии может пойти слону под хвост из-за одного неверного шага?

— Так точно, дорогой мой Масами! Всё-таки интеллектом вас Будда не обидел… — Спитфайр закурил. — Кстати, насчёт последней пары: Волошин выстрелил в воздух…

— …а Гумилев промахнулся.

— Нехорошо, Масами, перебивать старших по званию. Но ответ засчитывается. Ибо верен… Всех жду в депо через час. Большая просьба: не опаздывать. А с вами, господа… — Ник Юсупович повернулся к Джамалу и Акире. — С вами будет отдельный, крайне неприятный разговор.

…и разговор был действительно неприятным.

11. УАМАБУШИ

— Чужие, они, знаешь, вообще. Не наши какие-то. Больно наглые. Чо кривишься? Наглые-наглые. Кафе свои понастроили, травят народ дрянью всяческой. Разной. Лягушками этими паскудными. Вот ты, Орестовна, пробовала лягушек? Ужас какая дрянь — жрёшь её, а она из-под майонеза кетчупом квакает, жалостливо так: ква, ква.

— Ты, Петровна, свисти, да не пересвистывай. Нормальные хлопцы, Чужие-то. Моя онучка, Марьяшка, за Чужого-то выскочила и довольна и не нарадуется: не гулящий, не курить, не пьёть, в карты не играеть — совсем! — религия у них, понимаешь, хвилосохвия не позволяеть — в карты-то. Вот помню, мой Васыль-Васылёк частенько бывало умантюлит в прехверанс да на всю ночку — и аванса как не было. И вдрободан. До синих веников. Лыка не вяжет. А ему на первую смену, за верстак, болты на звездолёты резать. Уразумела, да? А там строго, о-о, как строго. Так что ты, Петровна, свисти, да не пересвистывай.

Вот ведь заладили бабки — и не спиться им? Дал же Будда соседок, да квартиру на первом этаже не пожалел, да лавочку под окном единственной комнаты вкопал — очевидно, чтоб смирять гордыню и ради ниспослания душевных испытаний и адских мук…

Вот только о муках адских не надо — свежи воспоминанья…

— Орестовна, ты мне очи не отваживай, я знаю, о чём балакаю. Жабы ихние квакают, факт. А что не гулящий, так это ты, Орестовна, надвое сказала. У них, у Чужих, у чинджеров этих окаянных, по два кобелька с кожного боку — под скафандрами, в трусах из фольги — и всегда торчком. А Марьяшка, онука твоя — как есть хворая на передок, всегда доверчиво подол до ух задирала. И моего Мартынчика под себя лагодила, кровинушку мою, единственного внучка. Да только Мартынчик ей фитиля вкрутил, а жениться не пожелал. Ай, молодец какой. Кто ж на такой лярве-то жениться? Она ж со всем городом кувыркалась?! А зятёк твой инопланетный по незнанию окрутился, иммигрант чёртов, нехристь живородящая.

Акира завалил череп поролоновой подушкой и уплотнил щели одеялом. Не помогло: громче кричать принялись. Как на зло! Вот ведь социологи выискались, с политическим душком! Ну, ёлы, что ж делается в этом лучшем из миров?! — если почётные пенсионерки Вавилона обсуждают проблемы межгалактических отношений?!

— Сама ты, Петровна, на передок с гнильцой. Помню-помню твоих ласунчиков. В окошко лазали, да по трубе и пожарной лестнице. Ещё скажи, что неправда. А сама ты по молодости всегда в раскорячку хромала — ноги свести не могла…

— Я?!

— Ты!! Ты — кошка марсианская!! Ещё, небось, до сих пор течка случается?! А?!

— Я?! А ты… а ты…

И вознеслись души, жгутом древнего знакомства скрученные, полетели в рай поношений и гадостного словоизлияния. Всё припомнили: кто ещё в ремесленном ПТУ пряху подруге-сопернице в лапоть совал, а какая стервозина на бабку-кудесницу трёхмесячную стипендию потратила, чтоб чужого парня отворотить да к себе под бочок замаслить. Кто, а?

Всё помянули, должки старинные наковыряли, по залеченным мозолям протоптались — чудно время провели: разругались до колик в боках, едва в седые космы друг дружке не вцепились. Заодно весь дом перебудили, да и Акиру на копыта вскинули — феникс щёлкнул шпингалетами, открыл окно:

— Орестовна? Петровна? Ну, имейте ж совесть, не рассвело ещё, ну дайте ж поспать трудовому народу?!

— Тише, Акирчик, тише. Чо кричишь-то? Соседей на ноги подымешь. Тише, милай, спал бы ешё, рано, поди, на работу-то собираться. — Орестовна сковырнула сухонькой лапкой верхний слой платков, скрывающий от постороннего любопытства содержимое плетёной из оптолозы кошёлки. Сумочку эту дамскую бабулька таскала с собой всегда и везде.

Петровна громко харкнула и высморкалась в носовичок и с закосом под прогрессирующий маразм прогнусавила:

— Акирчик, это ты-то — трудовой народ?

— Ну… я. А что?

— А ты, пся крев, на инкубаторах горбатился? Эмбрионы высиживал? Когда все как один перед Второй Войной популяцию восстанавливал?! — Орестовна извлекла из кошёлки литровую бутыль. Содержимое — по цвету — явная брага. Оптимально выдержанная.

Акира непроизвольно сглотнул:

— Так я ж маленький… ещё не родился…

— А в гидропонные колхозы тебя высылали? на рис? трудодни копить? А гражданство и пищевые карточки ты в солдатских борделях отрабатывал? Или по наследству достались? — Орестовна хлюпнула муть в самоутилит-стаканы.

Акира махнул рукой и закрыл окно.

Кое-как заснул…

Давно известно, утро — на редкость паскудное время суток. Впрочем, день тоже, вечер — подавно, а ночью всё равно не спится.

Утро.

Акиру, хмурого и злого, Спитфайр — в наказание — отправил с глаз долой: записал на патрулирование в составе группы любителей: прокатись-ка ты, мальчик, займись, типа, делом. Позор джунглям — с дилетантами в одной упряжке!! На сленге начальства это называется «обмен опытом между подразделениями»…