Информационные войны. Основы военно-коммуникативных исследований - Почепцов Георгий Георгиевич - Страница 3

Получается, что стойкость авторитарных режимов базируется как на цензурировании информации, так и на нашей информационной «физиологии», когда сознание не готово воспринимать информацию, которая противоречит уже усвоенному. Поэтому вполне понятной для России можно признать акцию борьбы с врагами, которых называют то национал-патриотами, то пятой колонной, то шестой, а то и просто либералами.

Последней «креативной» акцией этой борьбы стала следующая[8]: «Сообщество «Главплакат» продолжает акцию «Чужие среди нас», внушая гражданам России, что оппозиционные политики, журналисты и деятели культуры сродни отвратительным чудовищам-захватчикам. Спустя два месяца после вывешивания огромного баннера на «Доме книги» на Новом Арбате с изображением пяти оппозиционеров в виде инопланетных существ, люди в масках пришельцев раздавали прохожим на Пушкинской из огромных муляжей яиц почтовые открытки серии «Чужие среди нас» с изображением 49 оппозиционных политиков, журналистов и деятелей культуры. Экземпляры таких открыток были отправлены главным редакторам ведущих СМИ, включая тех, кто сам вошел в список «чужих». Судя по реакции сотрудников полиции, акция была согласована на высоком уровне». И это вновь информационное решение, которое, несомненно, является более мягким, чем у товарища Сталина: оппозиционеров всего лишь объявили инопланетными существами.

Информация способна не только отражать реальность, она столь же активно может создавать новую реальность, которой до этого не было. Информация становится катализатором появления этой новой реальности. И информация более легко управляема, чем реальность, поскольку обладает меньшей инерционностью, ведь она меняется ежеминутно и ежечасно.

Антропологические революции и их информационный и виртуальный инструментарий

Под антропологическими революциями мы будем понимать принципиальные изменения в поведении людей, которые рассматриваются как отдельные этапы в развитии человечества. Наиболее известными из них являются неолитическая и промышленные революции. Неолитическая революция из охотника сделала крестьянина, а промышленная из крестьянина – рабочего. В результате возникли принципиально отличные типы поведения. Это был нелинейный переход.

Сегодня наука уже не столь категорична в понимании, почему это произошло. Оказалось, например, что сельское хозяйство более «затратное», требует больше килокалорий, чем простая охота. А что касается промышленной революции Г. Кларк (его сайт – Gregory Clark // www.econ.ucdavis.edu/faculty/gclark) установил, изучая английские завещания того времени, изменения в головах людей произошли до, а не после промышленной революции. Люди стали больше внимания уделять, например, образованию и гигиене. Их дети учились и выживали гораздо лучше, чем до этого. И промышленная революция была уже следствием, а не началом процесса (Clark G. A farewell to alms. A brief economic history of the world. – Princeton, 2007).

В одном из своих интервью Кларк отмечает, что до 1800 г. англичане вообще не купались. В промышленным мире в семье выживали в среднем не более двух детей. Но среди богатых выживали больше, среди бедных меньше. Таким образом богатые берут верх в обществе биологически. А промышленную революцию исследователь выводит из изменений в культуре, а не наоборот, как нас учили в школе.

Еще один его вывод таков: общества охотников-собирателей не могут адаптироваться к современной капиталистической экономике. Как пример он приводит австралийских аборигенов, где в результате такого внезапного перехода возрос уровень бедности, алкоголизма, наркотической зависимости. То есть они совсем не вписались в новый общественный строй.

Мы можем экстраполировать эту ситуацию на нашу страну, которая тоже не может нормально функционировать при капитализме, который внезапно появился. Можно также вспомнить, что такие умения появились только у людей, которые были в стороне от нормальной тогдашней работы (типа Р. Абрамовича, который имел на себе уже и уголовное дело). То есть комсомольские кооперативы и теневики не только создали финансовые интересы, которые толкали систему в новое состояние легализации этих доходов, они породили типажи людей, оказавшихся впереди, на следующем этапе развития. И только им удалось выиграть в этой новой ситуации. То есть теневая экономика и теоретики (Гайдар – Чубайс) породили новый строй. Идеология теневой экономики объединилась с идеологией антикоммунизма.

Новый строй тоже надо уметь легитимизировать. Перестройка была создана, но важным элементом таких искусственных переходов становится невозможность вернуться в исходное состояние. Именно поэтому считается необходимым, например, вводить шоковые методы (Klein N. The shock doctrine. – New York, 2007). Поэтому шоковая терапия была применена во всем мире при переходе к либеральному капитализму.

А. Проханов отмечал, что ГКЧП была нужна для легитимной передачи власти от Горбачева к Ельцину. Другого варианта просто не было. Тогда и вариант оранжевой революции в виде третьего тура голосования тоже можно рассматривать как вариант легитимной передачи власти по разрыву «наследственности». И Ельцин, и Ющенко, получив власть, довольно активно пытались выполнить функцию разрушения предыдущего этапа.

Мы имеем каждый раз однотипную ситуацию с такими компонентами:

– новая идеология (новое видение),

– группа адептов, которые работают, в частности, властных позиций,

– расширение этой идеологии на все общество.

Это не только перестройка, но и, скажем, события 1917 г. и введение христианства. В период своего распространения христианство также воспользовалось организационным ресурсом власти при императоре Константине.

Такую же модель мы можем увидеть во влиянии на общество со стороны известного сатаниста А. Кроули, который, как считается, подтолкнул на Западе как эру рок-н-ролла, так и все движение New Age (см. Spence RB Secret agent 666. Aleister Crawley, British intelligence and the occult. – Post Townsend, 2008). Кстати, хотя в то время он уже был мертв, это не помешало ему попасть на обложку пластинки «Битлз» и стать вдохновителем многих других известных музыкантов.

Возможно, здесь сошлись два протестных движения. Кроули был представителем контркультуры, как и музыканты. Вообще считается, что протестные музыкальные движения того периода создавались специально: они позволили отвести политическое напряжение в культурную плоскость. Как ни парадоксально, такую же функцию выполнили зеленые накануне распада СССР. Как констатируют исследователи: «В 1960—80-х было нашествие подобных проектов: от экологов и защитников памятников к активистам «новой педагогики» и бардовской песни. В то время власть была вынуждена пойти на «раскручивание гаек» в области общественных движений, чтобы помешать потенциальному ухода недовольных и энергичных в реальное протестное движение (не только диссидентство, но и терроризм)». (Советские «зеленые»: волонтерство под крылом партии и КГБ // ttolk.ru/?p=15495)

Интересно, что был еще один путь «деактивации» протестности. В 1950—60-е главным по количеству было рабочее протестное движение. Но диссиденты-интеллигенты «приватизировали историю протестного движения в СССР». Ведь все внимание было приковано именно к ним, поскольку они несли политические требования, а все остальные протестные движения – нет.

Кстати, не только диссиденты интересовали чужие спецслужбы. Например, главный эксперт ЦРУ Ф. Ермарт говорит, что антиалкогольная кампания времен Горбачева была такой же интересной, как и проблема количества баллистических ракет (Эрмарт Ф. Антиалкогольная кампания в СССР нас интересовала не меньше, чем ваши ракеты. Интервью // Известия. – 2004. – 12 марта). И с некоторых глав этого доклада о развитии советского общества до сих пор не снят гриф секретности.

Сегодня интенсивные изменения вводятся исключительно при помощи создания новой картины в мозге человека. Например, известный политтехнолог А. Ситников вспоминает рассказ бывшего директора ЦРУ Д. Геттингера. (Ситников А. Я учил Наину Иосифовну, как не стать Раисой Максимовной. Интервью // www.sitnikov.com/sitnikov/publication/?id=203). Еще в 60-е годы американцы стали искать эмоции и ассоциации для слов «мать», «родина», «деньги», «США» у советских людей. Это было нужно, чтобы найти пути, которыми можно было изменить негативную реакцию на США на позитивную.