Оренбургский пуховый платок - Уханов Иван Сергеевич - Страница 2

— Я всегда, всю жизнь чесал… И дедушка чесал, — скупо сказал Габдрашид как о прописной истине. Потом на его лице появилась виноватая улыбка, в глазах — живой интерес:

— Хм… Правда, а кто первым догадался?

Об этом я справлялся потом у многих чабанов, но ответить они не сумели, потому что и деды их и прадеды коз чесали с той привычкой и необходимостью, с какой пили кумыс и пасли отары.

Существует предание, что много веков пас чабан коз, брал от них молоко, шерсть, мясо… Как-то пришли к чабанам-казахам русоволосые усатые казаки, поглядели на отары и говорят: очень уж у вас козы грязные, лохматые, давайте мы их почешем. Чабаны подивились бескорыстию казаков-добродетелей, разрешили им почесать и увезти с собой очески. На другую весну казаки снова пришли на пастбища с той же просьбой. Козоводы догадались, что неспроста русские к ним ходят. В обмен на пух стали просить табак, ткани… Потом чабаны сами научились чесать пух и стали возить его в города и станицы. Казаки же собственных коз развели.

Раньше бытовало меткое выражение: «Коза — корова бедняка». Действительно, в маленьком хозяйстве коза — самое удобное и доходное животное: она устойчива к инфекционным заболеваниям, непривередлива к еде и в год дает около 500 килограммов молока, которое по химическому составу намного богаче коровьего. Ученые уверяют, что во времена седой древности коза являлась первым молочным животным, которое приручил человек.

На страницах старинных книг по зоологии и ветеринарии встречаются рисунки, где коза изображена как кормилица младенцев. И по сей день в некоторых провинциях Греции, Египта и Африки коза нередко продолжает исполнять эту святую обязанность. И, видимо, не случайно понятие «коза» у библейских племен рождало религиозное чувство. Желание почтить козу у древних египтян, например, проявлялось в том, что они приносили ее, как редкую драгоценность, в жертву богам.

Коза не всегда, однако, пользовалась у людей покровительством. По словам знаменитого французского зоолога Ж. Крепена, козу дискредитировало главным образом «ее особое пристрастие к древесным растениям. Вред, причиняемый ею плодовым деревьям, ее потравы в лесах — все это вооружило против козы лесников и земледельцев… Но можно ли винить козу за совершенные ею опустошения, если она, подчиняясь покорно желанию человека, бродит по полям, отыскивая себе пропитание?» — с благородной страстью адвоката вопрошал Ж. Крепен в своем труде «Коза», опубликованном на русском языке в 1912 году в Москве.

В защиту козы в те же годы выступили русские ветеринарные врачи А. Базарянинов, В. Бойков, ученые В. Попов, Л. Штрандат, Э. Перье и другие. Э. Перье, например, так выразил свои симпатии к этому, по его словам, слишком заброшенному животному:

«Среди наших домашних животных различают две группы: так называемые «аристократы» и «плебеи». Лошадь и овца принадлежат к первым, осел и коза — ко вторым. Почему? Основание этому крайне просто: лошадь и овца обладают менее надежным здоровьем, чем осел и коза, они нуждаются в более тщательном уходе, который могут им предоставить лишь зажиточные хозяева. Осел и коза приспосабливаются ко всему. Они довольствуются самым скудным помещением, обходятся почти без ухода и в то же время предназначены быть слугами тех, кто не может иметь ничего другого. Находясь в таком пренебрежении, они утратили первоначальную красоту, но сохранили взамен этого вошедшую в поговорку независимость нрава. Говорят: «Упрям, как осел, и капризен, как коза».

Существовало даже мнение, что капризы козы передаются с ее молоком, и поэтому относились с недоверием к особенно подходящей ей роли кормилицы… Как в древности приписывали сатирам рога и копыта, считавшиеся атрибутами дьявола, так и до сих пор существует поверье, что всякая ветвь, до которой коснулись зубы козы, должна засохнуть. Истинного тут только то, что коза за недостатком травы и листьев довольствуется корою, деревья же, лишенные коры, сохнут…»

На земле много коз различных пород, и живут они почти на всех материках, за исключением северных. Белая безрогая швейцарская, маленькая аспидно-черная африканская, крупная, грациозная с белоснежной шерстью ангорская, горбоносая грубошерстная нильская, приносящая за один окот до пяти козлят и по восьми литров молока в день, безрогая с белой длинной шерстью альпийская, молочная немецкая… Но все эти козы лишены одного из замечательных достоинств козы оренбургской: у них нет такого пуха, как у нее.

Оренбургская пуховая коза… Когда появилась она в здешних краях?

Вопрос оставался без ответа, хотя задавал я его и специалистам областного объединения совхозов, и сотрудникам Всесоюзного научно-исследовательского института мясного скотоводства, и местным журналистам, и чабанам. Высказывались предположения, догадки…

Поиск подвел меня к трудам Петра Ивановича Рычкова.

В Москве, в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина, они представлены в более полном объеме, нежели в Оренбурге. Самый ценный из них — «Топография Оренбургской губернии» — был при содействии М. В. Ломоносова опубликован в 1762 году в учено-литературном журнале «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие». Появление этого труда в свете явилось заметным событием того времени. Из него в первый раз узнали важнейшие подробности об Оренбургском крае, который мало был известен не только обычной публике, но и самому правительству. По словам академика Миллера, такое «подробное описание России возможно будет только тогда, когда во всякой губернии будет человек, прилежанием и искусством подобный Рычкову».

Сколько верст было наезжено и нахожено П. И. Рычковым за сорок лет жизни на оренбургской земле! Именно здесь он, выдающийся географ России, написал десятки своих трудов, отличающихся, по отзыву А. С. Пушкина, «истинной ученостью и добросовестностью».

От наблюдательного взгляда Рычкова не ускользали самые мельчайшие детали жизни оренбургской степи. Он любовно описал всех ее обитателей, а также растительность, состав почв. Одним из первых он серьезно заинтересовался козами, их шерстью и пухом. Поначалу его привлекли не домашние, а дикие козы, которые «около Яика, а особливо на Заяицкой степи табунами случаются, и так резвы, что никакой собаке угнать невозможно, разве по насту — когда собака может скакать, а они для острых копыт снег проламывают, и чрез то ноги себе обрезывают. Но казаки и киргизы умеют искусно к ним подкрадываться и бьют их из ружей…»

Рычков побывал у многих пастухов, изучил достоинства диких коз и домашних, встретил в быту козоводов примитивные образцы изделий из шерсти и пуха. Вскоре в специальном докладе Академии наук он высказал предложение «извлекать еще новую выгоду из коз» — вычесывать пух и вязать из него предметы одежды.

Во второй части «Трудов Вольного Экономического общества» за 1766 год Рычков опубликовал исследование «Опыт о козьей шерсти». Он предлагал организовать в крае пуховязальный промысел, который даст населению многие блага. Но к его голосу не пожелали прислушаться.

В царской России разведение коз велось беспорядочно. Зато еще в начале прошлого столетия к оренбургской козе проявили жадный интерес деловые люди за рубежом. Дороговизна изделий из козьего пуха побудила их создать по примеру оренбургского промысла свою пуховязальную промышленность.

Например, в 1824 году козий пух, закупленный в Оренбургском крае, направляется для переработки во Францию, где фирма «Боднер» выпускала красивые шали под названием «каша». Фирма получала баснословную прибыль.

Почти в эти же годы английская фирма «Липнер» организовала крупное предприятие по выработке пуховых платков «имитация под Оренбург».

Заготовка и перевозка пуха за тысячи километров обходились заморским бизнесменам дороговато. И они нашли выход: зачем возить пух, лучше привезти коз, то есть приблизить к себе сырьевую базу.

Оренбургских коз начинают скупать и увозить в Англию, Францию, Южную Америку, Австралию…

Особую разворотливость в этом деле проявили французы.