Рубикон - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 25

— Нормально.

— Дим, так ведь если понесет, то мы породнимся, понимаешь, тогда они нас будут воспринимать не как чужаков, а почти как своих. Нам ведь жить по соседству.

А что тут скажешь, права Лариса. Только такой ее прагматизм отчего-то резанул по нутру. Это что же — обида на нее за то, как она легко от него открестилась? Хм. Похоже на то. Но делать нечего, сейчас нужно действовать, исходя из сложившихся обстоятельств.

— Хоть не из малолеток?

— Размечтался. Те девочки пока чистые, так что им выйти замуж можно будет только на арухе, это что-то типа…

— Я знаю, что это, — перебил ее Дмитрий.

— Тем лучше. Так, по-семейному, можно окрутить только ту, что уже была замужем. Кстати, не такие уж они и маленькие: как вошла в детородный возраст, так и невеста.

— Нормально.

— И я о том же. Знаешь, сколько тут женщин умирает? Ладно, потом поговорим. Вон вождь уже на тебя пялится, и костер почти прогорел.

Прогорающий костер в центре поселка означал окончание праздника, а также говорил о том, что пора отправляться на боковую. Дальше оставался только небольшой костерок, который поддерживает остающийся в карауле охотник. Да-а, нелегкая им досталась доля, поди возроди род до былого могущества. Можно и за поколение управиться, если работать над этим вопросом по-стахановски, да только здесь очень высокая смертность, так что быстро не получится.

Как оказалось, Дмитрию все же повезло. Нет, не с той, кто разделит с ним ложе, хотя она и была хороша. Лариса позаботилась о том, чтобы ему выделили отдельную палатку. А может, все же интим и тут был сугубо личным, и этими делами тут занимались в отсутствие других. Мало они еще знают о них. Очень мало.

Одно из двух: либо ему попалась нимфоманка — страсти у нее было столько, что он очень сильно засомневался в своих силах, хотя его пассия оказалась довольно искусна в играх, так что процесс реанимации всегда был успешным, — либо она хотела во что бы то ни стало понести от него. И то и другое имело право на существование, — ему же оставалось только стойко исполнять долг желанного гостя. Именно что долг: об удовольствии тут уже не могло быть и речи.

…Утро встретило его радостно светящимся на небосводе солнышком и ухмылками обитателей поселка, занятых своими делами. Как видно, радость, обломившаяся их соплеменнице, не осталась незамеченной. С другой стороны, не мудрено: девушка не сдерживалась и наслаждалась от души. Поди не услышь такого, когда вокруг стены не капитальные, а из кожи. Лариса, паразитка такая, тоже присоединилась к своим новым товаркам, о чем-то там беседуя. Вообще-то Дмитрию был понятен практически весь разговор, несмотря на то что слов он не слышал. Еще бы, ведь беседа происходила на языке жестов. В общем, там всесторонне обсуждались достоинства ее мужа, и, судя по всему, он не подкачал. Вот и ладушки. Не хватало еще опозориться.

В одеяниях местных произошли некоторые изменения. Девушки все так же продолжали щеголять в платьях, только качество выделки кожи было значительно выше — не такое, как на праздничных одеяниях вчера, но все же. Мужчины и вовсе обходились набедренными повязками, но опять же не такими, какие были вчера в лесу, а куда как проще — просто две широкие полоски кожи спереди и сзади, — как они умудрялись носить их и при этом не отсвечивать хозяйством, Дмитрию было решительно непонятно.

Вероятно, более грубая одежда предназначена для шастанья по лесам, чтобы и тело уберечь от различных царапин, и одежду не изодрать. Кстати, их одежде все же досталось: и у него, и у Ларисы образовались некоторые прорехи, незначительные, но все же иголку с ниткой пускать в дело пришлось.

А ничего так, зажиточно живут, если судить по обилию одежды и всего остального в шатрах. Хватало там различных шкур, которые использовались и как полы, и на устройство постелей, и в качестве одеял. Имелось в достатке и зимней одежды, которая была изготовлена из шкур, сохранивших мех. Столь же разнообразна была и обувь. Имелись домашние мокасины, предназначенные для ношения в пределах лагеря, походные — это для выхода в лес, зимние, отличающиеся наличием голенищ на шнуровке спереди, также в двух вариантах: для дома и для похода. Принципиальные отличия были только в выделке кожи.

Наскоро переговорив с Ларисой, Соловьев понял, что слегка попал. Девушка не особо горела желанием расставаться с новыми товарками, тем более что начала делать успехи и не просто общалась жестами, но и вставляла кое-какие слова. Впрочем, у него была та же песня. С другой стороны, слова ее звучали довольно убедительно: вождя рода нужно было поставить на ноги, потому как если после их помощи он все же окочурится, то очень даже можно получить обратный эффект. Поэтому, пока не начнется процесс заживления, ходу им отсюда нет. Логично в общем-то. Только время терялось безвозвратно. На помощь местных рассчитывать не приходилось — те сами были в очень тяжелом положении, — дел же было невпроворот. Он сильно сомневался, что Лариса предпочтет проживанию в нормальном, хотя и тесном доме обитание в таком вигваме, с выложенным по центру из камней очагом, а точнее, простым кострищем. Но пока так будет правильнее.

Рохта он нашел на шкуре возле его палатки, в тени от устроенного навеса все из той же кожи. Хм. Вообще-то он думал, что тот будет выглядеть гораздо хуже. Но, как видно, утверждение, что на людей, не испорченных цивилизацией, лекарства оказывают прямо-таки волшебное воздействие, небезосновательно, или у того просто невероятное здоровье. Ага. Лариса, похоже, уже побывала здесь: повязку сменили. Конечно, жалко бинтов, но тут ничего не поделаешь: не использовать же их кожу, — раз уж решили поставить его на ноги, нужно доводить дело до конца.

Так как вождь был обездвижен — Лариса категорически запретила ему вставать — и откровенно скучал, он с радостью вернулся к прерванному вчера разговору. С одной стороны, какое-никакое занятие, с другой — с развлечениями здесь было так себе, плохо, одним словом. Он с готовностью отвечал на вопросы Дмитрия, при этом не забывая задавать и свои, — так сказать, «ты мне, я тебе». Еще вчера Дмитрий с Ларисой выработали версию, которой должны были придерживаться.

Если коротко, то она звучала следующим образом. Прибыли они сюда из далеких земель по воле великого духа, замысел которого им непонятен. Очень хотелось бы знать по этому поводу мнение местных шаманов. Он охотно рассказывал о своем мире, о чудных повозках, об оружии, которое послушно только в руках его владельца, а посягнувшего на него непременно покарает. Лучше немного подпустить неуверенности. Рассказывал о том, что его народ во многом достиг больших высот, но многое и утратил.

Вообще Дмитрий старался поменьше говорить и побольше слушать, а Рохт оказался сколь любопытен, столь и словоохотлив. Скорее даже он предпочитал рассказывать сам, чем слушать. Такое положение Соловьева полностью устраивало. Тем более что в общении с вождем он получал двойную выгоду: узнавал об укладе и обычаях племени и практиковался в языке. Кстати, он уже понимал некоторые слова и даже фразы, да и сам начинал вставлять их в разговоре.

В округе, известной Рохту, обитало четыре племени, но дальше были и другие. Сосуществовали они вполне мирно. Нет, вражда присутствовала, но войн не было в принципе. Земли и угодий хватало всем, чего делить. Случались столкновения на большой охоте, так как у всех основным промысловым животным были туры, Дмитрий предпочитал их называть пока именно так, хотя местные называли их зобами. Эта скотина во время миграций придерживалась одного направления, но не одного и того же маршрута, все время отклоняясь то в одну, то в другую сторону. Вот во время охоты на них и случались стычки за право охотиться. Правда, не всегда: зачастую договаривались.

Другим камнем преткновения были женщины. Девочек гораздо больше доживало до полового созревания, мальчишки все же более склонны к рискованным предприятиям, что, впрочем, всячески поощрялось. Охотник никогда не станет настоящим добытчиком, если не будет достаточно подвижным и бесстрашным с детства. В этих забавах многие гибли, принося горе в жилища родителей, но, несмотря на это, подобное поведение следующих детей продолжало поощряться.