Рубикон - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 18

— Давай я схожу за фонариком, — предложила Лариса, имея в виду оставленные в лесу вещмешки.

Был у них с собой небольшой, легкий и довольно мощный фонарик. Вообще у них было три фонаря — один большой и мощный, тоже диодный, это Дмитрия, специально покупал для работы, его луч бил более чем на сотню метров. Два других — карманные и тоже диодные, но у одного из них заряд уже ослаб, а вот второй, тот, которым они не пользовались, все еще был полон сил, и они взяли его с собой. Был еще светильник, стилизованный под «летучую мышь».

— Вместе сходим.

Фонарик был все еще в силе, только при осмотре в ночное время пользы от него было бы куда больше, чем сейчас, так как со света было видно очень плохо, а световое пятно выглядело блеклым и практически ничего не освещало. Но тем не менее так было несколько лучше видно, чем без него. Это смешно, но Дмитрий вооружился еще и биноклем, заглядывая вовнутрь.

Ну, кто еще может охотиться на людей — не орки же, в самом-то деле. Хозяевами этой вымершей стоянки были люди. Останки сильно потрачены добравшимися до них падальщиками, но в целом скелеты и гниющие останки, которыми побрезговали даже поедатели падали, сохранили свою форму. Обычный скелет обычного человека. Из тех остатков одежды, что предстала их взору, было понятно, что она вся сплошь из выделанной кожи, причем без шерсти. Это говорило об умении незнакомцев хорошо выделывать добываемые шкуры. А вот на какую-либо ткань не было даже намека.

На крючьях справа от входа — по-видимому, мужская половина — висит головной убор из перьев. У Дмитрия даже мелькнула мысль об индейцах. А о чем еще ему было думать? Также имеется пояс с кожаными ножнами и торчащей из него костяной рукояткой. Провозившись некоторое время, ему удалось-таки при помощи своей палки подцепить и уронить этот нож. Весь выполнен из кости, с прикрепленными к ней пластинами кремния. Виден каменный топор. Обработанный камень вставлен врасщеп и примотан то ли тонкой полоской кожи, то ли жилами. А вот на существование лука нет даже намека.

Обход лагеря не принес больше ничего интересного, всюду было одно и то же, с некими незначительными вариациями. Интересно девки пляшут. Никакого намека на использование металла. Как есть каменный век.

В одной из палаток, прямо при входе, они обнаружили плетеную ивовую корзину, в которой обнаружилось белое комковатое вещество. Опознать в нем соль не составило труда даже визуально. Это что же получается, поблизости все же имеются залежи соли? Причем ее не выпаривают, потому что куски выглядели именно как отколотые.

Дмитрий разочарованно вздохнул. Им нужна соль, да только как бы вместе с нею не прихватить целой кучи проблем. Теперь, когда они знали о существовании людей, их положение не казалось столь безнадежным. Ну да, дикари, каменный век, но ведь люди. Оно конечно, поди с ними договорись, но кто сказал, что это невозможно?

Лариса все время, пока они исследовали лагерь, ходила нахмуренная и задумчивая, что-то бубня себе под нос и усиленно морща лоб. Дмитрий даже начал волноваться за нее. После памятных событий он постоянно за ней наблюдал, в особенности когда они лазили по горам. Конечно, ее состояние резко изменилось после того, как они начали свое путешествие, но кто знает, когда эти клятые тараканы вновь зашевелятся в ее головке. Когда вокруг хватает скал, с которых можно просто сигануть вниз головой, без предварительной подготовки, поневоле будешь думать о плохом.

— Как думаешь, что тут произошло?

— Не знаю, Дима. Если бы останки были свежими, то по признакам можно было бы определить, а так… тут нужны лабораторные исследования, что нам недоступно. Может, банальная корь или оспа, тогда нам ничто не угрожает, у нас прививки, да и погиб уже вирус, потому как во внешней среде он не живет, быстро погибает.

— А если чума?

— Я с самого начала об этом думаю. Да нет же, все верно.

— Что верно?

— Нам ничто не угрожает. — Сказав это, она направилась было в шатер, но Дмитрий тут же вцепился в нее, препятствуя дальнейшему продвижению:

— Ты куда собралась, Ларчик?

— За солью.

— А ну осади. Тоже мне придумала.

— Да ничего страшного, Дим. Понимаешь, даже если это чума, то ее возбудитель при положительных температурах живет вне живого организма максимум три месяца. Блохи, переносчики заразы, подыхают уже через пару недель. Так что тут не осталось ни одной блохи, как и самих бактерий.

— Ты-то откуда знаешь? Ты не вирусолог, а фармацевт.

— Дим, если ты хочешь знать, мой отец едва перебивался от заработка к заработку, мать работала на почте. Если я и могла учиться, то только на бюджете и только за счет своих знаний, платить за экзамены мне было нечем. А учиться мне нравилось, и еще я очень любопытна в том, что меня интересует, а медицина мне нравится. Я просто не была уверена, пыталась выдавить все, что знаю и читала об этом. А теперь точно вспомнила. Говорю тебе, опасности никакой.

— А если какая мыша здесь крутится с этими блохами?

— Да они уже давно передохли.

— А если это еще какая бактерия или вирус? Вон я читал, как вскрывали гробницы и выпускали на свет какие-то болезни, вирусы которых спокойно прожили сотни и тысячи лет.

— Это в гробницах, там они, считай, законсервированы. А тут какая может быть консервация? Полог из шкуры, который очень даже ветром шевелит, и имеется приток воздуха. Нормально все, Дим.

— Я сказал — нет. Без соли мы как-нибудь обойдемся, а вот если подцепим какую заразу… Ну его рисковать.

— Дима. Шкуры эти нам нужны, ты сам сказал. Соль тоже необходима, элементарно приготовить запасы на зиму. Может, еще чего полезного найдем. Вон лодки готовые стоят. Тоже бросим?

— Ну лодки. Их еще нужно дотащить до нашего озера.

— Нет ничего проще. Речка из этого озера впадает в ту большую реку, а та — в наше озеро. Я внимательно все осмотрела, в отличие от некоторых.

— Ларчик, пойми, нет смысла так рисковать. Я вообще думаю — а не спалить ли нам тут все, к чертям собачьим?..

— Зачем?

— Затем, чтобы гарантированно избавиться от заразы. Если есть это стойбище, то найдется и другое. Ты права, жить в одиночку — это верная гибель, а вот если мы подружимся с другими, то тут уже совсем другая картина, тут уже смысл появляется. Не хотелось бы, чтобы мор вмешался не вовремя.

— Какой смысл? Решил стать для них светочем знаний и вытянуть из глубин каменного века? О! Как раз уже и железную руду начал искать, — не удержавшись, разулыбалась девушка.

— Смейся, смейся. А в чем смысл у жизни вообще? В том, чтобы ходить по магазинам, пить пиво или кока-колу, ездить на курорты? Вот если бы мы были здесь единственными людьми, тогда смысла никакого, потому что после нас никого не осталось бы. А так… Есть для чего жить, когда знаешь, что после тебя ничего не закончится.

— Все еще думаешь, что полезу в петлю?

— Скажем так — я не исключаю этого.

— Ладно, почти убедил. Но соль все же давай возьмем, ее тут килограммов десять, если не больше. Подцепим палками, опрокинем вон в ту большую посудину и взгромоздим на костер. Пусть прокалится — гарантирую, никакой микроб там не выживет.

— Ну тут убедила.

— А поджигать лагерь я бы не стала. Ты представляешь, как это все будет дымить? Подружиться с местными — идея, конечно, хорошая, только лучше бы это делать на наших условиях, а не нарваться внезапно для себя, да еще если они окажутся в засаде.

— Вот тут с тобой согласен, насчет тотального уничтожения — это я погорячился. Давай разводить костер.

После того как глиняный котел с солью взгромоздили на огонь, решили осмотреть плавсредства. Уж больно ладно они выглядели. На берегу озера располагалось около полутора десятков лодок или, скорее, пирог. Они имели высоко задранные нос и корму, ну просто один в один с тем, что ему приходилось видеть в фильмах про индейцев. Наверное, схожие задачи приводили и к схожим решениям. Судя по сильному течению, изобилующему перекатами, такие оконечности были предназначены для того, чтобы лодку меньше заливало водой при их прохождении. Они были абсолютно симметричны, поэтому где нос, а где корма, было не понять, что, наверное, было и не особенно важно. Каркас набран из жердей, которым придана определенная форма, — скорее всего, жерди запаривали и выгибали, как то требовалось, а затем просушивали и увязывали между собой сухожилиями. А может, использовались сырые жерди, которые увязывались с приданием им формы, а потом в таком виде и просушивались. Потом все теми же сухожилиями крепили большие куски коры, все просмаливали и наносили рисунки.