Дом в глухом лесу - Барлоу Джеффри - Страница 9

– А мне послышалось, ты его испанцем назвал, – буркнул Марк, супя брови.

– Может быть, мистер Лэнгли прочтет нам нынче вечером отрывок-другой из своих переводов? – предложила миссис Филдинг. – Ручаюсь, с ритмом и метром он управляется так же легко, как Маргарет – с цветочными клумбами у нас в саду.

– Ага! – воскликнул Оливер, запуская руку в карман сюртука. – У меня как раз завалялось то, что нужно… мое последнее достижение. Честно говоря, я втайне надеялся, что кто-нибудь меня попросит.

– Ох, черт побери, Нолл! – вздохнул Марк. – Простите мне это крепкое выражение, тетушка, но я-то от души уповал на то, что мистер Лэнгли повременит – повременит, сэр! – похваляться своим пропыленным испанским другом хотя бы до тех пор, пока мы не переварим ужин.

– Марк, а ну замолчите! – приказала мисс Моубрей. – Читайте, пожалуйста, мистер Лэнгли, мы все вас просим. И не беспокойтесь, большинство – за вас. – Она откинулась в кресле и скрестила руки, готовая наслаждаться тем, что услышит. – Тетушка, начинать?

– О да, вне всякого сомнения, – отвечала миссис Филдинг.

– Данная эпиграмма написана в подражание одному из опусов Марциала, – начал Оливер.

– Иными словами, парень ее стибрил, – отозвался Марк, лениво разглядывая кончик сигары. – Воровство. Грабеж. Плагиат. Ха!

– Скорее дань великому мастеру, – невозмутимо парировал Оливер. И, откашлявшись, прочел следующее:

Марк болен? Кличет докторов?

Лжецу не верьте, право слово!

Притворщик весел и здоров,

А гости – страждут без жаркого!

– Ну что ж, сэр, благодарю вас, – промолвил Марк, вежливо поаплодировав. – Как это злободневно, как показательно. Вот теперь, дамы, вы сами видите, какое мнение наш городской гость составил себе о здешнем хозяине!

– Я нарочно выбрал ту, в которой говорится о снеди и трапезе; подумал, она окажется к месту, – объяснил Оливер.

– Она и впрямь уместна, мистер Лэнгли, и весьма остроумна, – похвалила мисс Моубрей в противовес не слишком-то восторженному отклику своего кузена. – Вы со мной согласны, тетушка?

И верно, эпиграмма оказалась весьма к месту, поскольку в этот самый момент объявили, что ужин подан, и все уселись за трапезу. В отличие от злополучных гостей в эпиграмме Силлы эта компания ни в чем нужды не испытывала, ибо стол ломился от яств: был тут и черепаховый суп, и сухое печенье, и добрый талботширский сыр; горячая голова речной форели, блюдо из оленины, сладкие пирожки с начинкой из изюма, всевозможные овощные блюда; почки с картофелем, приправленные соусом с каперсами и диким сельдереем; хлеб с маслом; оливки и засахаренные фрукты, сушеные вишни, листвянниковый пудинг, абрикосовое повидло, бисквитное пирожное и бланманже; и все это запивалось щедрым количеством хереса, лимонада и мятного чая. Оливер отпускал сквайру комплимент за комплиментом по поводу роскошных яств, что, впрочем, проделывал за каждой трапезой с момента своего приезда; и хотя Марк неизменно принимал похвалы с напускным цинизмом, втайне он весьма радовался, о чем гость отлично знал. Оливер видел: под нерасполагающей внешностью бьется сердце талботширского Тренча, гордого своим фамильным гнездом. Что бы уж там Марк ни думал про себя по поводу сгинувшего без вести отца, об отчем доме он со всей очевидностью радел всей душой.

За трапезой беседа текла в двух направлениях: обсуждались воспоминания о студенческой жизни в Солтхеде и новые обитатели Скайлингдена. Промозглые солтхедские туманы, ветра на Свистящем холме, прогулки по Сноуфилдз и вокруг Биржи, цепной мост, развеселые ночи в «Крылатом коне» на Тауэр-стрит – вот что давало джентльменам пищу – духовную картошку с мясом, так сказать, – для разговора. Больше двенадцати лет минуло с тех пор, как Марк с Оливером в последний раз бродили по крутым и узким улочкам Солтхеда, в последний раз глядели на его мысы и холмы, на головокружительные утесы и взмывающие к небесам пики скал, ибо, окончив колледж, ни один из джентльменов в Солтхед уже не возвращался. Оба гадали, что за перемены произошли в городе за это время, и как там дела в Антробусе, их бывшей альма-матер, и как поживает кое-кто из бывших сотоварищей.

– Пишет ли тебе Тиммонз? – спрашивал Оливер. – Славный был парень, что и говорить.

– Ни строчки, – качал головой Марк.

– А от Массингберда слышно что-нибудь? Помнишь, он еще в адвокаты метил?

– Вообще ничего.

– А от Хауэллза? Ну, органиста? Или от Марстона?

– Ни слова.

– Вот и я ничегошеньки про них не знаю. До чего странно. Словно все они взяли да и сиганули разом с края света.

– Будь это Марстон – так я бы и бровью не повел. Наглец меня однажды проигнорировал: прошел мимо – и сделал вид, что в упор меня не видит. Ты разве не знал? Так что прыгни Марстон с края света – я только порадуюсь. Хотя что до Тиммонза – тут я полностью с тобой согласен: на редкость славный парень.

– О да. Должен признаться, я и сам ни строчки не черкнул Тиммонзу, так что, наверное, у него нет ни мотивов, ни желания переписываться. Возможно, этим и объясняется его молчание. Да и прочим я не писал. А ты, кстати, с Тиммонзом не связывался ли?

– Ни разу.

– А с Хауэллзом? Или с Массингбердом?

Сквайр вновь отрицательно покачал головой. Бывшие колледжеры переглянулись.

– Хм-м… – протянул Оливер. – Стало быть, ни у кого из наших приятелей нет никаких причин писать в Далройд,так?

– Равно как и в Бакет-Корт, как я понимаю.

– Хм-м…

Последовала исполненная задумчивости пауза.

– Мы тут и впрямь почитай что отрезаны от внешнего мира, мистер Лэнгли, невзирая на каретный тракт, – промолвила мисс Моубрей, изо всех сил стараясь не рассмеяться над нежданным открытием джентльменов. – Шильстон-Апкот – совсем крохотная деревушка в весьма обширном графстве. Почти у всех, кто проезжает этим путем, дела в иных краях. Но, сдается мне, кузена это вполне устраивает: он привык жить затворником. Ему нравится думать, будто он тут как на необитаемом острове – оторван от цивилизации и от жизни.

– А как насчет вас, кузина? – парировал Марк. – Ведь и вы тоже находитесь на том самом необитаемом острове, не так ли? Равно как и все жители деревни. Что до меня, мне на нем чертовски комфортно, о чем с гордостью сообщаю. Спрашивается, где еще мне и жить, как не в Далройде?

– Вот мистер Лэнгли, пожалуй, смотрит на вещи правильнее вас. Он считает, что после тягот городской жизни нагорья дарят исцеление и покой, хотя порою чуточку и устрашают. Ему отрадно находиться здесь, среди наших живописных холмов, долин и сосновых лесов. Вороний Край – что за бессчетные скопища людей! Какое движение, сколько шуму, сколько суеты! А ведь Солтхед вовсе не держит монополию на туман; в Вороньем Крае туманы такие же и даже погуще, не правда ли, мистер Лэнгли? У местечка вроде Шильстон-Апкота немало вполне осязаемых преимуществ: преимуществ, что зачастую представляются более очевидными, если посмотреть со стороны.

– Не далее как сегодня Марк задал мне вопрос: зачем человеку здравомыслящему сюда перебираться. Кстати, о ваших новых соседях, – промолвил Оливер.

– О да, загадочный они народ, – улыбнулась мисс Моубрей. – Сам особняк, как вы знаете, мистер Лэнгли, давно сдается внаем. Собственно говоря, там уже много лет никто не жил. Последние жильцы – семейство Давиджей, верно, тетя? – там не задержались.

– Полагаю, сейчас дом в ужасном состоянии, – промолвила миссис Филдинг. – Скайлингден, стало быть. Даже само название звучит печально и дико… во всяком случае, мне всегда так казалось.

– Напротив, тетя, по-моему, очень звучное и изящное название. Словно перезвон льдинок в горном ручье… ведь усадьба как раз и стоит среди гор, а вокруг, точно облако, сомкнулся густой лес.

– Какова история усадьбы? – полюбопытствовал Оливер. В его больших, ясных глазах светился живой интерес. – Особнякам вроде Скайлингдена без истории никак нельзя. В таких всегда что-нибудь да происходит.