Тайна стоит жизни - Фаткудинов Зуфар Максумович - Страница 36

Внутри у Тренькова все оборвалось. Он понял — это конец; за трусость в подобных случаях с треском вышибают из органов НКВД. Трусость и подлость здесь выжигают каленым железом.

Он не помнил, как оправдывался, пытался предъявить происшедшее иначе, изворачивался, юлил. Но это не помогло. Его прижали фактами, и он сдался. А в заключение полковник Нурбанов с волнением сказал:

— У вас, лейтенант, не хватило смелости даже для признания своей ошибки. У вас нет элементарной самокритичности и порядочности человека советского общества.

После этого разговора руководство отдела поставило вопрос об увольнении Тренькова из органов НКВД. Но чья-то рука притормозила выполнение требования отдела. В отделе кадров заявили, дескать, молод, исправится и надо вести с молодежью воспитательную работу.

Полковник Нурбанов, принципиальный и требовательный, настаивал на своем. И чаша весов — оставить или уволить Тренькова — заколебалась.

Тем временем после длительного лечения приступил к работе Александр Жуков. И сам того не зная, он помог перетянуть эту чашу в сторону Нурбанова. Расследуя события, происшедшие вокруг Метелевой Марии Петровны, Жуков установил, что Нигматуллин, сосед ее, не приезжал из командировки и, естественно, передачи Метелевой в больницу не носил. Кто принес продукты, никто не знал. А сестра Метелевой категорически отрицала, что она якобы говорила Тренькову о продуктах, которые носил в больницу Нигматуллин. Она и в глаза не видела в тот день следователя. И Нигматуллина не видела. Ложь Тренькова обнаружилась.

Вскоре приказом наркома он был уволен из органов НКВД.

При очередном допросе Фролова спросили, каким образом он так хорошо ориентировался в квартире Древцова? Тот, криво усмехнувшись, сказал, что при современной оптической аппаратуре вовсе не обязательно бывать в квартире. Это можно компенсировать, без вреда для собственного здоровья, биноклем или трубой. Он без колебаний заявил, что в этом смысле они независимо друг от друга пришли к одному «открытию» с горбоносым стариканом.

— Я рассматривал свою фатерку со двора, вернее, с чердака крыши, а он — квартиру Ахматова — с другой стороны улицы. Так что шейте, начальник, поплотнее шторы, — посоветовал Космач, — и не пренебрегайте техникой безопасности. А то, взгромоздившись на верхние этажи, как петухи на насест, думаете, что там вас не узреют, не положат глаз на ваши шмотки? Ошибаетесь. Такие, как я...

— Такие, как вы, — перебил его Жуков, — у нас единицы. И то, судя по вашей биографии, вы бывший беспризорник. Жертва войн. К тому же вы на определенном этапе жизни не раскинули умом, поддались соблазну легкой наживы. Бежав из детдома, где была и ваша сестра, вы начали промышлять на железной дороге. В конце концов попали сюда. Теперь вас ожидает суровое наказание за тяжкие перед народом преступления.

Фролов безразлично махнул рукой:

— То, что меня шлепнут, я и без тебя знаю. Какая разница: раньше, позже — все равно умирать. А мертвому все равно.

Затем Фролов начал сокрушаться, что вовремя не скрылся.

— Говорил Чмо тогда, когда разыскал меня, что НКВД на хвосте висит, я не поверил. — Он схватился обеими руками за голову. — Мне казалось, что это он с понту, чтобы я кому-то в этом поселке не мозолил глаза или нечаянно не навел ваших охотников на след какого-то зверя.

— Почему вы так подумали? — насторожился полковник Нурбанов.

Фролов поднял голову, прислонился к стенке, произнес с тоской:

— Однажды я случайно увидел Муратова — тот чего-то, как шакал, поджав хвост, шнырял у монастыря, а потом кинулся на кладбище. В тот день он ко мне вообще не приходил. Потом... на следующий день, он мне предлагал стыриться в Светловолжске. Это была не просьба, а скорее требование. Вряд ли он тогда думал обо мне... Тут что-то другое было. Вот тогда я и подумал, что кому-то, видно, мешаю. Это и притупило мою осторожность.

— Не боялись, что Чмо и его хозяин, использовав ваши руки, могли прихлопнуть вас? — спросил Нурбанов.

— Не надо, начальник, не считай меня придурком. Я все-таки этим местом кумекаю. — Фролов постучал пальцем по лбу. — Я знал: им пока без меня, как телеге без колеса, далеко не уехать. А через недельку хотел смотаться отсюда совсем.

Нурбанов вытащил из папки листок и показал его Фролову:

— Эту анонимку с угрозой прислали из Каримова. Вы там были. Ваша рука?

— Чего нет, того нет, гражданин начальник. Лишнего не хочу на себя брать. И вообще не имею моды такие трактаты сочинять.

Когда Фролова уводили, он в дверях остановился и спросил Жукова:

— Где-то я тебя видел, начальник. А вот где — никак не припомню. Сидел вот и гадал.

Ответил Нурбанов:

— Что-то вы забывчивы стали. Вашими стараниями старший лейтенант чуть на тот свет не угодил.

Фролов удивленно уставился на Жукова.

— Не ломайте голову, Фролов, — заметил Жуков. — Вы, видимо, забыли майский вечер, ресторан, проходной двор и... полено.

Преступник сделал жест рукой, означавший: «Не надо — вспомнил».

— Этот эпизод вам тоже вменят в вину, — спокойно пояснил Нурбанов.

Фролов, не сказав ни слова, повернулся и устало шагнул через порог.

Нурбанов тотчас же распорядился, чтобы работающие в Святовском поселке два сотрудника уделили теперь внимание монастырю. В бывшем доме настоятеля монастыря и в монастырских кельях проживало несколько сот человек. В основном это были приезжие, поселившиеся там после гражданской войны.

Потом он заявил, что, поскольку Закиров, кажется, верно угадал, каким образом преступники обнаружили сейф в квартире конструктора Ахматова, подозрительные события в доме, откуда могли наблюдать за квартирой Ахматова, необходимо досконально изучить. Нужно просеять как через решето всех, кто живет и кто жил со второго по четвертый этажи. И, уже обращаясь к своему заместителю майору Галямову, Нурбанов отдал приказ:

— Марс Ахметович, выделите двух-трех человек для этого. Нужно срочно выяснить, что за человек этот геолог Нигматуллин. Проверьте, чем дышал бывший квартирант Метелевой снабженец Постнов. Сплошной туман и с отравлением гражданки Тараткиной продуктами, предназначенными для Метелевой. Словом, дел хоть лопатой разгребай.

Жуков решил сам съездить в Магнитогорск: нужно было разузнать все об умершем Постнове. Туда он намеревался выехать через три дня, а до этого нужно было завершить срочные дела. Сегодня, в субботу, Александр хотел заглянуть в городскую библиотеку, просмотреть литературу о пищевых ядах, в частности, о биологических процессах образования колбасных ядов. Он полагал, что эти сведения могут помочь в какой-то степени понять случай с пищевым отравлением в больнице.

Когда, наконец, вечером он оказался в библиотеке, выяснилось: нужная книга была на руках.

Огорченный и погруженный в размышления, не замечая никого, Жуков направился к выходу. Он не обратил внимания на белокурую девушку, которая, кажется, поздоровалась с ним и остановилась, очевидно, в надежде, что и он остановится.

— Извините, пожалуйста... — донеслось до него сзади.

Александр медленно обернулся.

— Извините еще раз... — пролепетала блондинка. — Я, кажется, не ошибаюсь... ведь это вы были тогда... на лыжах?

И оттого, что на сумрачном лице молодого человека появилась улыбка, сомнение ее исчезло.

— Я тогда не сумела вас поблагодарить за помощь... Я очень вам признательна...

Он уже не вникал в ее слова, а тонул в ее больших голубых глазах, обрамленных длинными темными ресницами, которые излучали проникающее в душу тепло.

Когда она кончила говорить, Александр не нашелся, что ей сказать.

— А катаетесь вы на лыжах великолепно. Я всегда мечтала научиться, но, видимо, бестолковая...

Девушка сказала, что ей частенько приходится бывать в библиотеке и она предпочитает ходить по субботам...

«Приду тоже как-нибудь в субботу», — решил Жуков и посмотрел на часы.

— Я вас задерживаю, да? О, извините...

— Ничего, ничего, — махнул рукой он. — Всего вам доброго. — И Жуков решительно направился к выходу.