Тайна стоит жизни - Фаткудинов Зуфар Максумович - Страница 27

Что касается его жены, Нины Васильевны, то она сама работала с засекреченной информацией и умела держать язык за зубами. Ну, а маленький трехлетний Альбертик не в счет.

При посторонних конструктор, по его словам, никогда сейфа не открывал.

Сейф находился напротив окна. Дверца сейфа была оклеена обоями и ничем не отличалась от стены. К тому же сейф прикрывала солидная картина. Ну, а найти ключ от сейфа было совсем уж нелегким делом.

Закиров был спокоен. Это какое-то глубинное, внутреннее спокойствие придавало уверенность в разгадке тайны. Хотя никаких оснований, как он сам мысленно отмечал, для спокойствия не было. Напротив, совершено тяжкое преступление, сходное с делом Древцова, которое до сих пор оставалось нераскрытым. Предшествующее дело печально предвещало, что и данное преступление может повиснуть в воздухе. Почерк преступления был схож: преступники проникли в квартиру без взлома замков, в квартире никого не было. Около 18-00 мать Ахматова отправилась в детский сад за внуком вместе со своей подругой-соседкой. По дороге зашли в магазин, но у Ахматовой не оказалось денег. Вернувшись в квартиру (магазин располагался на первом этаже), застала там посторонних мужчин. От испуга у нее произошел разрыв сердца. К такому заключению пришли медики после вскрытия трупа.

Обеспокоенная долгим отсутствием Ахматовой, вернулась соседка. Дверь квартиры оказалась незапертой. В прихожей она увидела неподвижно лежащую подругу. В передней было натоптано обувью большого размера (в подъезде шел ремонт). Она позвонила в «Скорую помощь» и в милицию.

Вначале это происшествие расценили как попытку ограбления квартиры. Но, когда домой прибыл Ахматов и проверил сейф, оказалось, что его вскрывали: бумаги в нем лежали в ином порядке. И это дело получило совсем иную окраску. На место преступления вызвали чекистов.

Измерили отпечатки обуви — они оказались сорок третьего размера. «Странное совпадение, — задумался Закиров. — Горошкину Василию Чмо наказывал купить калоши такого же размера. Может, именно для этого случая? Но где доказательства, что здесь побывал этот матерый преступник?» Таких доказательств не было.

Криминалисты обратили внимание, что кожаные домашние тапочки хозяина квартиры внутри выпачканы известью, словно кто-то надевал их, не снимая обуви. Так оно и оказалось: их надевали, чтобы не оставалось следов на полу. Тапочки тщательно обследовали с точки зрения дактилоскопии. Уже через несколько часов при идентификации отпечатков пальцев на них обнаружили кроме пальцев хозяина квартиры, отпечаток указательного пальца... Фролова Валерия. Это была большая и неожиданная удача. Этот отпечаток пальца во многом прояснил не только конкретную обстановку, но и позволял построить целое теоретическое здание, в которое можно было в качестве ее кирпичиков уложить и содержание перехваченных шифровок.

Закиров решил, что одна из причин поиска преступниками Фролова — использовать его для проникновения в квартиру конструктора Ахматова и вскрытия сейфа. А почему нужно считать, что они воспользовались ключом?

Он подошел к Ахматову:

— Вагиз Ахмерович, а где вы нашли ключ от сейфа?

Тот поднял голову:

— Как где? На месте, в лапке филина.

Закиров подошел к шкафу, начал рассматривать чучело филина. Филин с расправленными крыльями, словно собиравшийся взлететь, смотрел на него большими желто-зелеными глазами.

Лапы филина ничем не отличались друг от друга. «Если не знаешь, что ключ прячется здесь, не догадаешься, — решил он. — Видимо, о месте хранения ключа не знала и иностранная агентура. Не поэтому ли, главным образом, они искали Космача как специалиста по замкам».

И тут ему показалось, что он совсем близок к разгадке тайны: каким образом узнали преступники о существовании сейфа? Он пытался сосредоточиться, но желанного озарения, догадки не было.

Взгляд его упал на Ахматова. Тот сидел на диване, закрыв лицо руками, плечи его вздрагивали. «Видимо, жалеет мать, — подумал Закиров. — Интересно, при жизни он так же ее жалел?» В памяти всплыл недавний эпизод на похоронах Геннадия Севчука. Когда жена покойного, рыдая, положила на могилу мужа охапку цветов, Рафкат Измайлов, хорошо знавший, как она относилась к Геннадию, сказал о ней: «Людей при жизни надо чтить, не после смерти».

Закиров перевел взгляд с Ахматова на окно. «Позволь, — сказал он себе, — ключ от сейфа хранится в спальне, а сам сейф находится в кабинете. Так. Если допустить, что преступники наблюдали в окно кабинета, они, естественно, не могли знать, куда прячут ключ. Со стороны двора, видимо, нельзя было организовать наблюдения. Предположим. Далее. Если бы здесь орудовал человек, вхожий в эту семью, он знал бы не только о сейфе, но и где хранится ключ от него. Но коль человек знает о месте нахождения ключа, ему не нужен специалист по замкам. К чему тогда Космач? Ведь дверь в квартиру могли осилить и другие „домушники“. Следовательно, здесь действовал посторонний человек, который тщательно вел наблюдение за этой квартирой снаружи».

Закиров вернулся в кабинет конструктора, и взгляд его снова уперся в густую листву за окном — непреодолимое препятствие, о которое вдребезги разбивались его мысли.

Не на дереве же они сидели?! Их тут же заметили бы. Тем более, что внизу магазин, всегда много народу.

«Хотя, стой! — напрягал он изо всех сил память. — Они ведь следили не день и не два, надо полагать, а месяцы... Точно! Они начали наблюдать, когда на деревьях не было листвы! Как же я об этом пустяке сразу не догадался?!»

Сейчас начало июля. Значит, следить за Ахматовыми и его квартирой начали в апреле — мае. А может, и раньше.

«А откуда следили? — задал он себе вопрос. — С противоположной стороны улицы? Но оттуда не видно, что делается в квартире. Можно рассматривать лишь с расстояния пятнадцати — двадцати метров, причем через тюль. — Радость ему показалась преждевременной. — Значит, все-таки надо взобраться на дерево? Но это невозможно. Тогда как же?»

И снова догадка, как луч, осветила сознание. «Применялся бинокль! Ну, конечно же! Или труба! А учитывая, что использовать оптику на улице при народе для подобных целей нельзя, стало быть, наблюдение велось из окна какой-нибудь квартиры или с чердака дома напротив».

Он отступил к стене, встал рядом с сейфом и пытался таким образом определить сектор видимости из противоположного дома, но мешали деревья.

В комнату вошел Треньков, недоуменно посмотрев на Закирова:

— Ты чего это принял позу стрелка, прицелившегося в десятку?

— Ты, Эдик, отгадал: хочу попасть в десятку. Только вот деревья мешают взглянуть на мишень — дом напротив.

— А-а, — понимающе протянул тот. — Я уже обмозговывал эту идею. Но она, как горох, отскакивает вон от той зеленой стены, — кивнул Треньков на деревья.

— Вот и надо им верхушки обкорнать, чтобы не мешали прицеливаться в тот дом.

— Ты думаешь, это делали и шпионы? — ухмыльнулся Треньков.

— Им незачем это было делать.

— Не понял.

— Наблюдение они вели весной, а может, и зимой. Кто их знает.

— А это, слушай, идея! — встрепенулся Треньков. — Ну, конечно же, они вели длительную подготовительную работу. А раз так, не исключена возможность, что они в эту фатерку заглядывали не впервой. Или собирались заглянуть еще разок. Для чего тогда им было запирать снова сейф, время тратить? Опять-таки лишний риск.

Ход мыслей Тренькова был несколько неожиданным для Закирова. И он задумчиво произнес:

— Пожалуй, ты прав, Эдик. Надо это проверить. Займись.

По просьбе Закирова из райотдела НКВД позвонили в домоуправление, в ведении которого находился этот дом, и вскоре верхушки деревьев перед домом были срезаны.

На глаз определили: из противоположного дома можно было обнаружить сейф, пользуясь оптическими приборами, со второго по четвертый этажи, примем из крайних шести окон.

Закиров позвонил майору Галямову, изложил свое предположение и попросил поручить кому-нибудь из сотрудников проверить квартиры, к которым относятся эти восемнадцать окон.