Сны богов и монстров - Тейлор Лэйни - Страница 58

Кот вывалился из мешка. Трупы – из ямы. Кэроу почему-то даже не рассматривала такую возможность. Это казалось вторжением в частную жизнь, будто кто-то насильно влез в ее дом.

Дом в некотором смысле. Здесь она была глубоко несчастна. Эту главу своей жизни она ни за что не хотела бы вспоминать – но, однако, почему-то все кружила и кружила над касбой, вглядываясь в фигурки людей внизу. Солнце пылало за спиной, и с такого расстояния ее тень казалась крошечной, парила и порхала, как мотылек среди суетящегося на земле народа. Невидимостью можно укрыть себя, но не свою тень, и кто-то – молодая чернокожая женщина – что-то заметила и подняла глаза к небу. Кэроу метнулась прочь, унося с собой тень-мотылек.

Запах разложения доносился даже сюда. Плохо. План избежать столкновения, которое бросит «демонов» против «ангелов», растаял как дым. Глупо, но дыма как раз и не хватило.

– Мне следовало их сжечь, – сказала она Акиве, чье присутствие ощущала теплой волной сбоку и взмахами крыльев. – О чем я только думала?

– Могу сжечь их прямо сейчас, – предложил он.

– Нет, – отказалась она, подумав. – Будет только хуже.

Если все трупы вдруг возьмут и займутся пламенем? Не имеет значения, кто их испепелил. Пусть даже и серафим. Все равно это будет выглядеть… инфернально.

– Что вышло, то вышло. Разберемся.

Он ответил не сразу, и его молчание было тяжелым. Хорошо, что они не видели друг друга: Кэроу боялась той боли, которую могла обнаружить в его глазах. Они двигались вперед, к цели, подчиняясь рассудку, а не сердцу. Они вернутся в Эрец, когда выполнят здесь то, что должны, не раньше. И что найдут по возвращении?

Странное чувство: между жизнью и смертью. Надежды почти не осталось. Даже если они добьются успеха и выдворят Иаила обратно в Эрец без человеческого оружия. А что потом? Неизвестно, есть ли у них вообще будущее, хоть какое-то. Жизнь балансирует на краю, и сможет ли ее подсластить вкус украденного «тортика»? Тортик на потом, тортик как образ жизни. Все растаяло, исчезло, когда небо стало падать на них и в огне метались тени: просто враг оказался слишком силен.

Так на что им надеяться?

Акива. Он ее убедил. Один его взгляд, – и она поверила в невозможное. Хорошо, что сейчас она его не видит. Если его вера так жарко воспламенила ее собственную, что сделает с ней его скорбь? Она вспомнила всплеск отчаяния, который пронесся тогда по пещере, и подумала: неужели оно принадлежало самому Акиве? Неужели внутри его души существует такая тьма?

– Как? – спросил он. – Как мы найдем Иаила?

Как? Это как раз самое легкое. Боже, благослови Землю за телекоммуникации. Все, что им требовалось, – доступ к Интернету и розетка, чтобы зарядить телефон. И тогда она сделает несколько звонков. Мик и Зузана, вероятно, не отказались бы передать семьям, что у них все в порядке. Они вместе с Вирко сейчас ждут на земле милях в двух отсюда, укрывшись под скалой. Даже в тени здесь невозможно жарко. Смертельно жарко. Им обязательно нужна вода. Пища. На чем спать.

У Кэроу заныло сердце. Даже выполнение простейших запросов казалось сейчас невероятной роскошью, но заботиться о своих близких – совсем не то же, что заботиться о себе, поэтому сейчас она займется поиском воды и остального. Зузана не произнесла ни слова с тех пор, как они прошли портал. Первое столкновение «со всей этой военной ерундой» произвело на нее шоковое впечатление; другие их спутники были не в лучшем состоянии.

– Есть одно место, – сказала Кэроу Акиве. – Полетели за остальными.

46

Пирог и одуванчик

– Как вы могли подумать… как вы могли подумать, что я на такое способна?

Элиза была ошеломлена. Все еще хуже, чем она опасалась. Она предполагала, что доктор Чодри узнал, кто она такая, и он, да, узнал, но помимо этого… ох!

Сотворить подобное мог только этот хорек, Морган. Хорек – это еще слабо сказано.

Гиена. Пожиратель падали; совершил подлость – и ухмыляется.

Она не понимала, как он разнюхал ее прошлое – люди с секретами, вспомнила она с содроганием, не должны иметь врагов, – но точно знала, что только он мог распотрошить закодированные файлы с фотографиями. Понимал ли он, что делает, раскрывая всему свету место захоронения? Правильный вопрос формулировался иначе: волновало ли его это? Хотя ума, чтобы не подставляться самому, у него хватило. Элиза ясно представила, как он откидывает челку со слишком высокого лба, затевая всю эту гнусность.

Доктор Чодри снял очки и потер переносицу. Жест растерянности, желание потянуть время. Они сидели в палатке у подножия холма, вокруг витал запах разложения, не спасал даже холодный воздух из кондиционера. Доктор Амхали включил ноутбук и показал ей запись программы новостей, и сейчас Элиза пыталась осмыслить увиденное. Руки дрожали. Снимки. Ее снимки, показанные сами по себе, без нужных комментариев. Они были кошмарны. Как отреагировал мир? Она вспомнила панику двое суток назад. Насколько все плохо сейчас?

Доктор Чодри убрал руку от переносицы, и его взгляд, слегка несфокусированный без очков, был направлен прямо на Элизу.

– Вы утверждаете, что не делали этого?

– Конечно, не делала! Я бы никогда…

Доктор Амхали перебил:

– Вы отрицаете, что это ваши фотографии?

Она повернулась в его сторону.

– Мои. Но это не означает, что…

– И они были отправлены с вашего ящика.

– Ящик взломали, – сказала она, едва сдерживаясь.

Ей все было так ясно, так очевидно, но марокканец слушал только голос собственной ярости – и собственной вины, поскольку именно он привез их сюда, тем самым втянув свою страну в разразившийся скандал.

– Это не я писала, – твердо сказала Элиза.

Она снова повернулась к доктору Чодри.

– Разве это похоже на меня? «Нечестивое и постыдное деяние»? Это не… Я не…

Она сбилась. Посмотрела на мертвых сфинксов за спиной наставника. Они никогда не казались ей нечестивыми, как и ангелы никогда не казались священными. Все не так.

– Я говорила вам вчера, что вообще не верю в бога.

Тут она увидела подозрительный прищур его глаз и запоздало поняла, что напоминать ему о прошлой ночи хуже чем глупо. Доктор смотрел на нее, как на незнакомку. На Элизу напало отчаяние. Если бы ее просто обвинили в организации утечки, он, возможно, поверил бы в ее невиновность и был бы готов поддержать. Если бы… если бы не та тягостная сцена на крыше и поток слез, которого хватило бы затопить пустыню. Если бы в ней не опознали погибшую маленькую пророчицу. Если если если…

– Это правда, то, что они сказали? – спросил доктор Чодри. – Вы… тот ребенок?

Она хотела мотнуть головой. Та замызганная девчонка с потупленными глазами – разве это она? Она не Элазаэль. Когда она сбежала, то вместе с жизнью решительно изменила имя. Хотя в каком-то смысле, именно «Элиза» – ее настоящее имя. Имя тайного бунта, «нормальное» имя, за которое она в детстве крепко держалась, совершая побег из реальности хотя бы мысленно. Элазаэль молилась, стоя на коленях, пока те не белели и не начинали гореть огнем; Элазаэль пела псалмы, пока голос не становился грубым и шершавым, как кошачий язычок. Элазаэль можно было заставить делать множество вещей, которые она не хотела делать. А Элизу?

О, она в это время просто играла снаружи. Обычная, как пирог, и вольная, как одуванчик. В мечтах так и было.

Поэтому она сохранила это имя и старалась жить именно так: пирог и одуванчик. Обычная и вольная, хотя, по правде говоря, всегда чувствовала, что это игра. С тех пор как ей исполнилось семнадцать, глубоко внутри была запрятана Элазаэль, а Элиза жила открыто – как в истории про принца и нищего. И сейчас ей напомнили, что пора меняться обратно. Но ей это не подходит. Она больше никогда не станет Элазаэль.

Однако она знала, что имеет в виду доктор Чодри, и неохотно кивнула.

– Была, – поправила она. – Я ушла. Сбежала. Я ненавидела все это. Я ненавидела их.