Халиф на час - "Шахразада" - Страница 11

«Теперь осталось только уговорить упрямца Абу», – думала Заира по дороге домой. Она опасалась, что здесь ей придется потратить куда больше усилий, но, как видно, призрак бедности столь сильно напугал ее сына, что он готов был согласиться на любое предложение матери.

И вот сейчас, провожая Абу-ль-Хасана к порогу дома и поправляя самый нарядный из его кафтанов, она молила Аллаха всесильного только о том, чтобы сын повел себя перед невестой самым разумным образом.

Сам же Абу-ль-Хасан давно уже смирился с тем, что ему придется во всем слушаться матери. И потому шел к Фатьме без трепета и предвкушения радостей. Он ясно понимал, что это будет настоящий брак по расчету. И уже был готов к тому, что станет искать на стороне те радости, которые не сможет ему дать жена – старая и богатая.

Словно в тумане прошли первые минуты беседы Фатьмы и Абу-ль-Хасана. Чтобы сделать беседу более приятной, хозяйка дома усердно потчевала гостя и яствами и напитками.

Вино ударило в голову Абу-ль-Хасана, и он почувствовал себя совсем другим человеком. Не смиренным, послушным сыном, пришедшим к будущей невесте, а утонченным соблазнителем, что познакомился с молодой красавицей, которая не прочь порадоваться вместе с ним всему, что предлагает такая щедрая жизнь.

– О прекраснейшая, – проговорил он чуть заплетающимся языком. – Никогда я не встречал еще такой невероятной красы! Клянусь добрым своим именем, что ты не пожалеешь ни об одном миге, что проведем мы в тиши объятий… Поверь, нам будет хорошо вместе… Позволь мне дать тебе несколько мгновений истинного наслаждения!

Вино замутило и обычно холодный разум Фатьмы. Она позволила себе расслабиться, ненадолго забыть о том, что и этот молодой мужчина может не искать ее любви, а мечтать завладеть ее немалыми деньгами. «Ну и пусть, – подумала Фатьма. – Я устала… Я так устала быть одна… Пусть завтра все будет иначе. Но сегодня я буду не одна. И моя ночь больше не будет полна безмолвных кошмаров…» Она впервые за долгие дни наслаждалась сильными мужскими объятиями и не жалела ни об одном миге.

Ее ноги подкосились, и в этот момент она почувствовала, что ее поднимают. Абу-ль-Хасан осторожно положил Фатьму на ложе и опустился рядом. Несколько невероятно долгих минут он, внезапно отрезвев, пристально смотрел на Фатьму. Как она прекрасна! Ее кожа! О Аллах милосердный, она безупречна, совершенна! Более прекрасной кожи, должно быть, не найти ни у одной женщины! Абу-ль-Хасан нерешительно протянул руку и коснулся ее. Осмелев, он позволил себе провести пальцами по ее лицу, шее и плечу. Он благоговейно ласкал ее округлое плечо, восхищаясь его дивной формой. Казалось, рука двигалась сама собой. Она скользнула вниз, миновала вырез сиреневой шелковой рубахи Фатьмы и охватила теплую полную грудь.

Абу-ль-Хасан едва не вскрикнул во весь голос от той приятной муки, которую испытал при этом, и отдернул руку прочь, словно наткнулся на раскаленные угли.

Фатьма нежно улыбалась ему, и Абу-ль-Хасану показалось, что она едва ли понимает, что с ней происходит и кто он такой. Но сейчас для него это не имело значения. Ибо он был ее избранником. А кем была она? Возлюбленной? Или все же вдовой?

Неужели желание лишило его разума? Он закрыл лицо руками и застонал от стыда. Потом до его ушей донесся ее голос:

– Абу-ль-Хасан, что все это значит?

Он медленно поднял голову, и тут его карие глаза встретились с ее глазами – горящими желанием, угольно-черными, прекрасными.

Долго-долго они пристально смотрели друг на друга, пронзая взглядами. Потом он наклонил голову, и его губы встретились с ее губами в глубоком и жгучем поцелуе, в поцелуе, которого он так давно жаждал.

Только одна простая мысль пришла в голову Фатьме: случилось то, чему суждено случиться. И когда его жадные губы приникли к ее губам, а ее губы ответили на его поцелуи столь же пламенно, ей вдруг, о чудо, показалось, что именно этого мужчину она ждала всю свою жизнь.

«Как же это могло случиться, – думала она с удивлением. – Как?»

Было это рождением любви, или просто молодая, полная сил женщина позволила своему телу взять верх над требованиями долга, традиций…

Этот вопрос быстро промелькнул у нее в голове, и она отдалась чуду его объятий. Поцелуи становились все более пламенными, и она почувствовала, как он дрожит от подавляемой страсти. Она крепче прижала его к себе.

Ее грациозные, сильные руки ласкали его шею, перебирали густые темные волосы. Она скользила пальцами сквозь их мягкий шелк, ощущала на своих губах его язык. Он нежно побуждал ее позволить ему это первое, самое интимное объятие, и без всяких колебаний она покорно согласилась. Бархатный огонь наполнил ее рот. Он исследовал, изучал и ласкал с бесконечной нежностью. Первая волна тепла разлилась по ее телу, и она задрожала от восторга.

Остановившись и позволив ей глотнуть воздуха, Абу-ль-Хасан поцеловал уголки ее рта. Потом его губы двинулись к нежному местечку у нее под ухом и дальше, вниз, к ямочке на границе между плечом и шеей. Там Абу-ль-Хасан на мгновение задержался, вдыхая необыкновенный запах ее тела, смешивавшийся с гиацинтовым ароматом благовоний.

Наконец он вздохнул, поднял голову и заглянул ей в глаза.

– Я хочу большего! – просто сказал он, оставляя решение за ней.

Фатьма не сказала ни слова и встала с ложа. Ее взгляд ни на минуту не отрывался от его лица, пока она развязывала кушак. Длинная стола соскользнула на прохладный каменный пол. За ней последовала и тонкая сиреневая рубашка, которая мельком позволяла увидеть те прелести, которые скрывались под ней. Фатьма подняла руки и вытащила из своих черных как полночь волос украшенные драгоценными камнями шпильки.

Волосы свободно рассыпались. Ее открытый, пронизывающий взгляд говорил яснее всяких слов.

Он встал и быстро разделся. Все это время его глаза не отрывались от Фатьмы. «О Аллах, как же она прекрасна, эта женщина! Если бы сама богиня любви сошла на землю, в мир простых смертных, – подумал он, – то она, должно быть, была бы похожа на Фатьму». Ее тело околдовывало его. Это самое прекрасное тело, какое ему когда-либо приходилось видеть.

Теперь, уже обнаженный, он протянул руку и обнял ее за тонкую талию. Фатьма была на полголовы ниже его. Он привлек ее к себе и почувствовал небольшую округлость ее живота, прижавшегося к нему. Она протянула руку и погладила его по щеке. Они не испытывали ни стыда, ни застенчивости.

Он приподнял ее лицо, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Я желаю тебя, – тихо сказал он. – Я всегда желал такой женщины. Я жажду насладиться тобой и дать тебе наслаждение, какого ты заслуживаешь.

Он поднял ее на руки, уложил на ложе и лег рядом.

Несколько минут они не двигались. Потом она произнесла голосом, тихим от смущения:

– Я не могу этого понять, Абу-ль-Хасан, но все же я желаю тебя. Я хочу, чтобы ты любил меня. Почему?

– Ты сама должна найти ответ, прекраснейшая. Но я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. Если таково твое желание, я сейчас встану и уйду.

– Нет!

При этих словах он снова обхватил ее сильными руками и поцеловал с такой страстью, что она не смогла удержаться и ответила ему. Она возвращала ему поцелуй за поцелуем, словно пробуя его на вкус. Она опаляла его своим огнем, пока пламя внутри него не начало взметаться вверх. Это было пламя, которое могло бы когда-нибудь перерасти и в великую любовь. Оно горело и плясало в нем, и его желание обладать ею становилось все горячее и горячее.

Он развел ее ноги в стороны, сел на корточки, протянул руки и коснулся ее грудей. Он смотрел и восхищался ими.

Ее глаза были закрыты, и, пристально глядя сверху вниз на ее веки, покрытые пурпурными тенями, он задавал себе вопрос, осознает ли она вообще его присутствие.

– Фатьма! – произнес он.

Ее глаза открылись, и она улыбнулась ему.

– Я здесь! – Она легко коснулась губами его губ.

Они снова стали целоваться, и их страсть разгоралась все сильнее. Теперь он дал своим рукам ту свободу, которой они так жаждали – свободу ласкать ее. Он гладил ее спину, доходя до прекрасных полных бедер. Потом перевернул ее лицом вниз и начал свое восторженное поклонение ее телу. Он медленно и жадно целовал ее, двигаясь по той же самой дорожке, по которой до этого скользила его рука. Однако он не остановился на ягодицах, а продолжал свое движение дальше, по ее ногам и узким ступням.