Страна Рутамята - Сэндберг Карл Август - Страница 13

«О-то-то. Назад, туда, откуда пришли», – они завертели головами, отчего конечно завертелись и воздушные шарики, потому что они держались за чудесные косички, а косички – за головы девочек.

«А куда вы шли до того, как повернули назад, чтобы вернуться туда, откуда пришли?» – спросил он просто для того, чтобы спросить.

«О-то-то, мы пошли и шли все прямо и прямо и смотрели во все глаза», – отвечали они просто для того, чтобы что-то ответить, и так кивали и так крутили головами, что все шарики тут же закивали и закрутились тоже.

Они продолжали разговаривать, он спрашивал просто для того, чтобы спросить, а шесть девочек с шариками отвечали просто для того, чтобы ответить.

Наконец на его грустном лице появилась улыбка, а глаза вспыхнули как утреннее солнце над полем спелой пшеницы, и он попросил: «Расскажите мне о шариках, вот о чем мне хочется услышать – о шариках».

Первая малышка подперла подбородок большим пальцем и бросила взгляд на шесть шариков, качающихся в легком ветерке у нее над головой: «Шарики – это мечты, которые приносит ветер. Красные шарики приносит западный ветер, голубые – южный. А желтые и зеленые – восточный и северный».

Вторая девочка приставила палец к носу, взглянула на шесть кивающих над ее головой шариков, похожих на цветы на холме, обдуваемые легким ветерком, и сказала:

«Когда-то шарики были цветочками, а потом устали и превратились в шарики. Однажды я слышала, что сказал один шарик. Он говорил сам с собой, ну прямо как человек: „Когда-то я был желтым цветком тыквы, торчащим прямо у земли, а сейчас я желтый шарик, летаю высоко в небе, и никто не может на меня наступить. А мне всех с высоты видно“.

Третья малышка схватилась за оба уха, как будто боялась, что они закачаются, когда она будет прыгать, быстро крутанулась, и посмотрев на шарики, произнесла такие слова:

«Шарики – это пена. Они берутся оттуда же, откуда мыльные пузыри. Давным-давно они просто скользили по воде в реках, океанах и водопадах, летели вниз в каменистых каскадах, в любой, какой хочешь воде. Ветер замечал пузыри, подхватывал их и уносил прочь, приговаривая: „Теперь вы воздушные шарики, летите, поглядите мир“.

Четвертая маленькая девочка высоко подпрыгнула, и все ее шарики подпрыгнули вместе с ней, как будто хотели оторваться и улететь прямо в небо, а когда девочка приземлилась и встала на ножки, она повернула голову так, чтобы видеть свои шарики и дала самый короткий ответ:

«Шарики помогают глядеть вверх, они держат шею прямо».

Пятая девочка постояла на одной ноге, постояла на другой, наклонила голову к коленкам, поглядела на кончики пальцев ног, потом резко выпрямилась, взглянула на парящие шарики с желтыми, красными и зелеными пятнышками и сказала:

«Шарики убежали из сада. Посмотри на эти деревья, на них растут апельсины вперемежку с оранжевыми шариками. Посмотри на яблони, на них вперемежку красный пипин и красные шарики. Посмотри на арбузы. Длинные зеленые шарики с белыми и желтыми полосками – это душа арбуза. Она убежала от него, распрощалась с ним».

Шестая и последняя девочка постучала левой пяткой о правый носок, заложила большие пальцы за уши, помахала остальными в воздухе, потом прекратила ерзать и дрыгаться, застыла, глядя на свои шарики – шарики тоже совершенно успокоились, потому что исчез ветер – и промурлыкала, как будто самой себе под нос:

«Шарики убежали от шутих. У каждого шарика – своя шутиха. Все шутихи разрываются о страшным треском, а когда они разрываются о страшным треском, шарики становятся легкими и могут убежать от этого страшного треска и ускользнуть от огня. Без этого они не могут стать шариками. Они становятся легкими, потому что убегают от огня».

Серый Всадник слушал девочек, а лицо его озарилось надеждой, глаза засияли, и он дважды улыбнулся. А распрощавшись с ними, он запрокинул голову к небу и разразился громким, долгим, раскатистым смехом.

Покидая городок, он обернулся и последнее, что увидал, были девочки, каждая с шестью шариками, привязанными к шести косичкам, торчащим за спиной.

Одна из девочек постучала левой пяткой по правому носку и сказала: «Что за милый человек, наверно он наш дядюшка. Если он вернется снова, мы его спросим, что он думает о том, откуда берутся воздушные шарики».

Остальные пятеро ответили хором: «Да» или «Да, да» или даже «Да, да, да» – так быстро, как это делает шарик, когда убегает от огненной шутихи.

Иногда в январе идешь по проселочной дороге, поднимешь глаза к небу и вдруг видишь, что оно близко-близко.

Иногда в такие январские ночи звезды похожи на цифры, накорябанные школьницей, делающей уроки и только-только начавшей учить арифметику.

Вот в такую ночь Сенди Спорщикморщик шел по проселочной дороге туда, куда собирался идти – к дому Винни Вертихвостик, дочери мятного короля, живущего неподалеку от Печенка-с-луком-сити. Когда Сенди поднял глаза к небу, ему показалось, что небо вот тут прямо у него на носу, а на нем звездная надпись, как будто школьница решала арифметические примеры, вот цифра 4, а вот 7, и снова 4, и снова 7, и так по всему небу.

«Что за дикий холод?» – спросил сам себя Сенди Спорщикморщик. – Самая дикая дичь не такая дикая, как этот холод и ледяной ветер».

«Дорогие мои варежки, грейте мои пальцы», – время от времени повторял он своим вязаным шерстяным варежкам.

Дул страшный ветер, он как будто схватил Сенди за нос холодными ледяными мокрыми тисками, и они крепко держали нос и кололи его как булавками. Сенди стал тереть нос вязаными шерстяными варежками, тер-тер, пока холодные ледяные мокрые тиски не разжались. Нос снова стал теплым, а Сенди сказал: «Спасибо вам, варежки, за то, что вы согрели мой нос».

Он разговаривал с вязаными шерстяными варежками, как будто они два котенка или щеночка, два маленьких медвежонка или крошки-пони. «Вы мои приятели, вы мои спутники», – говорил он варежкам.

«А вы знаете, что у меня тут под левым локтем? – спросил он у варежек. – Сейчас я вам расскажу, что у меня тут, под левым локтем».

«Это не мандолина и не губная гармошка, не аккордеон, не органчик и не скрипка. Это гитара, особая испанская, исструнская, иззвонская гитара».

«Да-да, мои варежки, говорят, что такой здоровяк молодой, как я, должен иметь пианино. Когда играешь на пианино слышно всем в доме, к тому же на него удобно класть шляпу, пальто, книгу или цветы».

«Чихал я на это, варежки. Я им сказал, что видел в витрине скобяной лавки особую испанскую, исструнскую, иззвонскую гитару за восемь с половиной долларов».

«Так вот, варежки – вы меня слушаете, варежки? – после того, как была вылущена вся кукуруза, вымолочен весь овес и выкопана вся брюква, я положил восемь с половиной долларов в жилетный кармашек и отправился в скобяную лавку».

«Большие пальцы я засунул в жилетные кармашки, а остальными помахивал в воздухе как настоящий мужчина, гордый тем, что он собирается предпринять. Я сказал продавцу в скобяной лавке: „Сэр, товар, который мне желательно купить этим вечером, мне, одному из ваших лучших клиентов, товар, который мне желательно иметь, когда я его себе куплю, этот товар на витрине, сэр. Испанская, исструнская, иззвонская гитара“.

«А теперь, варежки – если вы меня слушаете – теперь я взял эту испанскую, исструнскую, иззвонскую гитару, чтобы спеть серенаду у дома Винни Вертихвостик, дочери мятного короля, живущего неподалеку от Печенка-с-луком-сити».

Холодный ветер жутко холодной ночи дул и дул, пытаясь выдуть гитару из-под локтя Сенди Спорщикморщика. И чем сильнее ветер дул, тем крепче Сенди прижимал гитару локтем, чтобы она никуда не делась.

Он шел и шел, шагая широким шагом, пока наконец не остановился, не выставил нос и не принюхался.

«Унюхал я что-нибудь или нет?» – спросил он, растирая нос вязаной шерстяной варежкой, пока тот снова не согрелся, а затем опять принюхался.