Красный Петушок - Сэблетт М. - Страница 1

М. Сэблетт

Красный Петушок

Глава I

Я получаю прозвище

Прежде чем покинуть в одно ясное февральское утро гостиницу «Храбрый рыцарь», я спросил хозяина, каков кратчайший путь к дому адмирала де Колиньи, и получил от этого почтенного человека столько указаний, что, пройдя очень короткое расстояние, почувствовал, что потерял дорогу. Но я расспрашивал встречных и поэтому не терял надежды, что со временем достигну своей цели.

Я недавно приехал из Гаскони, и после небольших гасконских городов суета и шум Парижа с его бесконечными улицами, переулками и толпами народа, занятого своими делами, пугали и в то же время интересовали меня. Кончина моего отца, последовавшая месяц тому назад, бесконечно огорчила меня, и я — последний из нашего бедного рода — чувствовал себя одиноким. Все, что мне осталось, — это шпага и маленькое именьице в Брео.

Я видел перед собой худое лицо отца, страдающего от старых ран, полученных им в войнах; вспоминал, как мы ходили или ездили с ним по крутым холмам нашей родины и он поучал меня законам войны и рыцарскому поведению, необходимому для дворянина. Я считал его лучшим рыцарем Франции, и мне все больше и больше недоставало его. Я рос в Брео одиноким, если не считать Бартоломе — нашего старого слуги, и до возвращения — три года тому назад — моего отца у меня не было ни родни, ни друзей, ни врагов во всем мире. Эти мысли занимали меня всю дорогу.

На одном из перекрестков мне встретился толстый человек с черной повязкой на левом глазу. Я спросил у него дорогу к дому де Колиньи.

Он ответил не сразу, спокойно осмотрел меня своим единственным глазом с головы до ног — от черного петушиного пера на моем берете и нового ярко-красного шелкового платья до кожаных сапог того же оттенка и, пристально разглядев художественную рукоятку шпаги моего отца, висевшей на поясе, поднял свой маленький черный глаз: в нем был слабый отблеск иронии, и еле заметная улыбка скользила на его толстых губах. Он низко, слишком низко поклонился мне и сказал:

— Если ваша светлость соблаговолит немного повернуть назад, я буду иметь честь указать нужный вам дом.

Я пристально посмотрел на него, подозрительно отнесясь к его преувеличенной вежливости, но в ней не было ничего оскорбительного. Он говорил мягким, вкрадчивым голосом; его громадное тело в вылинявшем синем платье неуклюже склонялось; очевидно, он хотел угодить. Но во всем этом сквозила какая-то неискренность, и я нетерпеливо отвернулся от него.

— Серый каменный дом, — продолжал он, взглянув на меня своим беспокойным взглядом, — у которого конюх держит оседланных лошадей, и есть дом адмирала де Колиньи; и он скоро удостоится посещения мсье де Брео.

Услыхав свое имя, я, изумленный, резко обернулся, но успел только мельком увидеть его широкую спину и женственно-покатые плечи, исчезающие за углом. Несмотря на тучность, он по-кошачьи легко двигался. Я стоял и смотрел на место, с которого он исчез.

Идя дальше, я ломал голову, откуда этот толстяк знает мое имя, так как был уверен, что никогда его не видел. Однако, как только я стал подниматься по ступеням лестницы каменного дома, все это вылетело у меня из головы. Обширная зала была полна пестрой толпой: роскошно одетые придворные ходили под руку или разговаривали группами; несколько провинциалов — их легко было узнать по виду — жались у стен: блестящее собрание стесняло их. Тут и там расхаживали несколько беспокойных, надменных дворян в поношенных дублетах; — они двигались среди толпы, дерзкие, нетерпеливые, седые, со свирепыми взглядами, с длинными шпагами, ударявшимися по их худым икрам, — голодные, вечно ворчащие псы войны. Франция была полна ими.

Один из лакеев, стоявший у дверей, подошел и спросил, что мне нужно. Я ответил, что желаю видеть адмирала де Колиньи.

— Мсье имеет приглашение? — спросил лакей. — Монсеньор принимает только тех, кому он заранее назначает.

Я отрицательно покачал головой.

— Тем не менее, — сказал я, — если вы доложите, что Блэз де Брео из Гаскони просит аудиенции, я надеюсь, адмирал согласится принять меня.

Когда я назвал свое имя, господин, стоявший в нескольких шагах, обернулся и внимательно посмотрел на меня. Лакей сделал мне знак подождать, поднялся по

широкой лестнице и исчез. Господин, так внимательно смотревший на меня, приблизился и поклонился. Это был высокий худой человек, весь в черном, с длинной шпагой в поношенных черных ножнах. Серьезное выражение его лица оживлялось искрящимися серо-стальными глазами, странно блестевшими на его темном лице.

— Не родственник ли вы Жервэ де Брео, который сражался во всех итальянских войнах под командой адмирала? — спросил он любезно, глубоким и приятным голосом.

— Его сын, мсье, — ответил я.

Его серьезное лицо сразу озарилось очаровательной, открытой улыбкой.

— Тогда, быть может, вы слышали обо мне? — сказал он. — Я Мартин Белькастель. Ваш отец…

— О да, мсье, — прервал я его, — мой отец на своем смертном одре завещал мне разыскать вас. Он называл вас своим лучшим другом и лучшим воином Франции.

— Итак, мой старый товарищ умер? Очень жаль! Он был храбрым человеком, отлично владел шпагой и был хорошим товарищем.

Он вздохнул.

— Где вы остановились, юный Блэз? Я назвал гостиницу «Храбрый Рыцарь», по улице Бюсси.

— Я там часто ужинаю, — сказал Белькастель. — У них хорошее испанское вино, и там готовят превосходные паштеты. Встретимся там сегодня вечером, там нашей беседе никто не помешает. Быть может, я сумею быть вам чем-нибудь полезным.

Я поблагодарил его, и он направился навстречу невысокому, плотному бородатому человеку, все движения которого изобличали в нем моряка.

В это время вернулся лакей и сообщил, что адмирал извиняется, но сегодня никак не может принять меня, так как он занят с мсье Рибо, который сегодня же покидает Париж; но он назначает мне свидание на послезавтра в десять часов утра; тут же он прибавил, что его господин просил уверить меня в своем сожалении по поводу того, что свидание откладывается, хотя и на короткое время, так как он прекрасно помнит моего отца и всегда чувствовал к нему большое расположение.

Я обещал явиться к адмиралу де Колиньи в назначенное время, не подозревая, что даю обещание, которое мне не суждено будет исполнить.

Проходя по комнате, я опять услыхал имя Рибо и увидел шедшего по широкой лестнице вслед за лакеем черноволосого бородатого человека — знакомого Белькастеля, которого я принял за моряка. Тогда я вспомнил, что Жан Рибо стоял во главе экспедиции, которая должна была на будущей неделе отплыть с гугенотами в Новый Свет.

Остаток дня я посвятил осмотру города, его особенностям и своеобразию; его громадные размеры так увлекли меня, что я и не заметил, как наступила темнота. Поздно вечером я возвратился в гостиницу.

Общая комната в гостинице была переполнена, слышался шум голосов. За длинным столом в центре помещения, тесно придвинувшись друг к другу, сидели трое. Они тихо разговаривали. Слуги были заняты посетителями. За маленькими столиками вдоль стен сидело много народу; за одним из них я увидел Мартина Белькастеля, удобно расположившегося на скамейке, прислоненной к стене. Я подошел к нему, и мы стали разговаривать. Во время беседы я заметил, что глаза Белькастеля, теперь холодные и пронзительные, были напряженно устремлены на группу из трех, сидевших в центре комнаты, и что некоторые из посетителей за другими столиками смеялись на неслышные нам замечания этой группы, в то время как другие бросали на них мрачные, хмурые взгляды. Как раз в это время новое лицо появилось на сцене, и, к своему удивлению, я увидел того самого толстяка, которого встретил сегодня утром. Он прошел комнату тем быстрым и легким шагом, который так изумил меня при утренней встрече, и я могу поклясться, что он тихонько сказал что-то сидевшим за центральным столом, проходя мимо них в кухню. Я вскочил с намерением спросить его, откуда он знает мое имя, но он уже исчез в дверях, и я сел, продолжая недоумевать, кто бы это мог быть.