Сентрал-парк - Мюссо Гийом - Страница 10

– Если память мне не изменяет, ростовщик живет чуть подальше, вниз по улице, – уточнил Гэбриэл, хлопнув дверцей «Хонды».

Алиса заперла машину и двинулась вслед за ним.

Они спешили и шли очень быстро по главной артерии квартала. Мотт-стрит – узкая улица, всегда оживленная, всегда бурлящая народом. Она похожа на коридор между жилыми домами из темного кирпича с пожарными лестницами и пересекает весь китайский квартал с севера на юг.

Для пешеходов – это бесконечная череда лавчонок с самыми разнообразными витринами и вывесками, тут и салон тату и акупунктуры, тут и украшения, тут и фальшивые предметы роскоши, бакалейные магазинчики, кулинарии с выставленными черепаховыми панцирями и связками уток лаке на шестах.

Довольно скоро Алиса с Гэбриэлом добрались до дома с серым фасадом, на котором красовался гигантский неоновый дракон. Вывеска «Ломбард. Купля. Продажа. Кредит» мигала в сером утреннем свете.

Гэбриэл толкнул дверь и вошел. Алиса за ним. Сумрачный коридор привел их в довольно большую комнату без окон, освещенную тусклым светом. Прогоркло пахло затхлостью.

На металлических полках стеллажа вдоль стены теснились самые неожиданные вещи. Телевизор с плоским экраном соседствовал с дорогой дамской сумочкой, музыкальные инструменты – с чучелами зверей и абстрактными картинами.

– Ваши часы, – проговорил Гэбриэл и протянул руку.

Алиса застыла у стены, охваченная сомнениями. После смерти мужа она поспешно избавилась от всех вещей, которые напоминали о том, кого она так любила. Рассталась с его одеждой, книгами, даже с мебелью. Теперь у нее остались только его часы, «Патек Филипп», червонного золота с календарем, показывающим фазы луны. Полю они достались от дедушки.

Мало-помалу часы стали ее талисманом, зримой связью с ушедшим мужем. Алиса надевала их каждый день, повторяя движения, которые каждое утро делал Поль, – надевала на запястье кожаный браслет, подтягивала его, застегивала, заводила часы, протирала циферблат.

Часы действовали на Алису успокаивающе, приносили ощущение, пускай обманчивое, что Поль все еще с ней, что он где-то рядом…

– Прошу вас, – настойчиво напомнил Гэбриэл.

Они двинулись к стойке-витрине, защищенной армированным стеклом, за которой стоял молодой китаец, очень ухоженный, с внешностью андрогина: модельная стрижка, гиковские очки, джинсы в обтяжку, распахнутая узкая куртка и футболка с флуоресцентным рисунком Кита Харинга.

– Чем могу быть полезен? – осведомился китаец, заправляя длинную прядь за ухо.

Стильный, холеный, он словно бы подчеркивал грязь и убогость окружающей обстановки. Алиса скрепя сердце сняла часы и положила на стойку.

– Сколько?

Ростовщик взял бесценные часы и внимательнейшим образом их осмотрел.

– У вас есть документ, подтверждающий их подлинность? Сертификат фирмы? – осведомился он.

– Не при себе, – отозвалась молодая женщина, не глядя на него.

Китаец продолжил знакомство с хронометром, подвигал стрелки, покрутил колесико завода.

– Осторожнее, часы очень хрупкие! – вскинулась молодая женщина.

– Я исправил дату и время, – ответил китаец, подняв голову.

– Исправили? Ну и оставьте их в покое! Говорите, берете или нет?

– Я могу предложить вам за них пятьсот долларов, – сказал китаец.

– Вы что, больной?! – взорвалась Алиса, забирая часы со стойки. – Они коллекционные! Стоят в тысячу раз больше!

Она уже пошла к выходу, но Гэбриэл удержал ее за рукав.

– Прошу вас, давайте поспокойнее, – попросил он, отводя Алису в сторону. – Вы же не продаете часы вашего мужа, понимаете? Просто-напросто отдаете их в залог. Мы их сразу же выкупим, как только все у нас наладится.

Алиса, не соглашаясь, покачала головой.

– Не может быть и речи. Будем искать другое решение.

– У нас нет другого решения, и вы это прекрасно знаете, – отчеканил Гэбриэл, повысив голос. – Послушайте! Время не ждет. Нам нужно хоть что-то поесть, чтобы восстановить силы. Мы ничего не сможем предпринять без единого цента в кармане. Подождите меня здесь и дайте мне возможность поторговаться с этим типом.

С неизъяснимой горечью в душе Алиса протянула Гэбриэлу часы-браслет и вышла из лавочки.

Стоило ей выйти на улицу, как у нее перехватило дух от острого запаха пряностей, копченой рыбы, тушеных грибов. А еще несколько минут назад она ничего этого не замечала. Внутренности у нее резко скрутило, и она вынуждена была наклониться над урной и опять выплюнуть едкую горькую желчь, которую выделил пустой желудок. Выпрямившись, Алиса прислонилась к стене, пытаясь справиться с головокружением.

Гэбриэл прав. Необходимо хоть как-то подкрепить силы.

Алиса протерла глаза и с удивлением обнаружила, что по щекам у нее текут слезы. Ноги ослабли, колени подламывались. Ей было очень плохо на этой ароматной улице, того и гляди потеряешь сознание. Сейчас она начала расплачиваться за сверхусилия этого утра. Распухшее запястье горело как в огне, мышцы руки болели.

Но главным было не это. Одиночество, неприкаянность – вот что больше всего угнетало молодую женщину. Она была одна – и в отчаянии.

Ослепительные вспышки воспоминаний загорались у нее в мозгу. Расставание с часами оживило мучительное для нее прошлое. Оно вернуло ей Поля. Их первую встречу. Ее безоглядную влюбленность. Ее ослепление. Счастье. Неистовую любовь, дававшую ей силы преодолевать любые страхи.

Воспоминания потекли потоком. Забили гейзером.

Воспоминания о счастливых днях, которые никогда не вернутся.

Три года назад

Париж

Ноябрь 2010

Потоки воды, дождь льет как из ведра.

– Поворачивай направо, Сеймур, это и есть улица Святого Фомы Аквинского.

Дворники работали изо всех сил, стараясь справиться с ливнем, который обрушился на Париж. Несмотря на работу резиновых лап, полупрозрачный занавес почти тотчас же снова опускался на ветровое стекло.

Наша машина свернула с бульвара Сен-Жермен на узкую улицу, которая привела к площади с церковью.

Черные тучи затянули небо. Со вчерашнего вечера бушевала гроза, заливая Париж дождем. Казалось, что заодно размылось и все, что мы видели вокруг. Фасад церкви тонул в тумане. Серая пелена скрыла барельефы, спрятала каменную резьбу. Меж водяных струй виднелись лишь каменные ангелы по углам.

Сеймур объехал маленькую площадь и припарковался возле магазина прямо напротив гинекологического кабинета.

– Как думаешь, это надолго? – спросил он меня.

– Минут на двадцать, не больше. Врач подтвердила мне время приема по электронке. А я ее заранее предупредила, что заеду во время работы.

Сеймур взглянул на экран телефона, выясняя, какие получил сообщения.

– Слушай, тут неподалеку есть пивной бар. Я съезжу туда и куплю себе сэндвич, пока буду тебя ждать. Заодно позвоню на работу и узнаю, как дела у Савиньона и Крюши. Может, появилось что-то новенькое после допроса.

– О’кей. Сбрось мне эсэмэску, если будут новости. До скорого и спасибо, что проводил, – сказала я и вылезла из машины.

И сразу на меня обрушились потоки воды. Я натянула на голову куртку, стараясь хоть как-то защититься от дождя, и бегом пробежала десять метров, которые отделяли машину от гинекологического кабинета. Впустили меня сразу, и секунды ждать не пришлось. Войдя в холл, я увидела, что секретарша болтает по телефону. Полуулыбкой она извинилась передо мной и указала на дверь приемной. Я вошла и уселась в кожаное кресло.

С самого утра я жила в полном кошмаре – замучил цистит. И, надо сказать, острейший. Беда да и только. Больно, противно, каждые пять минут тянет в туалет, а писать-то как больно! И страшно становится, когда видишь кровь в моче.

Между нами говоря, только цистита мне сейчас и не хватало! Его одного, голубчика! Последние сутки моя группа работала на разрыв. Мы потели на допросах убийцы, добиваясь от него чистосердечного признания, потому что улик явно не хватало. А тут свалилось еще одно убийство.