Звирьмариллион - Свиридов Алексей Викторович - Страница 1

Эру Единственный, кого в Арда называли «Илюватар», был всегда. Нам неизвестно, чем он там занимался в одиночестве это долгое время, но можно предположить, что для него тогда не было ничего святого, потому что аинур, первых святых он сотворил, когда еще ничего другого не было. Повисшим в пустоте аинур было предложено что-нибудь спеть – единственное, чем можно было заняться, и они пели сначала неумело и путаясь в словах, но потом хор наладился и собрался было затянуть «Ой, мороз, мороз», но случилось так, что Илюватор не любил русских народных песен. Он сказал им: «Я желаю, чтобы все вместе вы заделали что-нибудь этакое, чтоб душа развернулась и назад свернулась, из „Технологии“ чего-нибудь, или вот „Естурдей“ тоже песенка неплохая.»

И вот голос аинур, подобно флейтам и лютням, арфам и гуслям, гитарам «Фендер» и синтезаторам «Ямаха», подобно бесчисленным хорам имени Пятницкого начали петь. Никогда с тех пор не повторялся этот сейшн, хотя говорят, что еще круче можно будет оторваться на фестивале «Монстры рока-92», и тогда настанет конец света.

Пока же Илюватор сидел и радовался, долгое время не находя к чему придраться, но вот Мелькор начал вплетать в музыку свои образы – пока хор со слезой упрашивал поручика Голицына не падать духом, он с присвистом орал про «Глеб Жеглов да Володя Шарапов».

Мелькору из всех Аинур были даны самые мощные усилитель и колонки, и те, кто плавали в пространстве рядом, невольно тоже подхватили истошные вопли: «Атас! Веселей, рабочий класс!». Уловив лажу, Илюватор поднялся и с отеческой улыбкой завел новую песню, и в ней была новая сила и новая красота. Но прекрасные звуки темы про белые розы в злые морозы вновь были заглушены криками: «Танцуйте мальчики, любите девочек!» – и хотя среди аинур не было ни мальчиков, ни девочек, Мелькор вновь стал побеждать.

Тогда опять поднялся Илюватор, и лицо его было суровым. И он поднял правую руку, и возложил ее на клавиши резервного секвестора «Корг-01-МХ», и среди смятения зазвучала третья тема, и ультразвук ей вторил: «В шуме дискотек слышу я твой смех…» – и печаль и любовь была в этой песне. Но Мелькор уже добрался до последнего куплета своей песни, и теперь, как заведенный, повторял: «Атас! Атас! Атас!» – и было в этом мало благополучия, но много шуму и грубой мужской силы. Илюватор встал в третий раз, и лицо его было ужасно. Он поднял обе руки, и со словами: «Испортил песню, дурак!», дернул рубильник, и вырубил все электричество на сцене. И тогда Илюватор сказал: «Знаете что? Была у меня мысль к вашему музону цветуху присобачить и кордебалет созвать, но раз я какой-никакой бог, то вместо этого нате вам планету, и творите на ней то же самое, что сейчас сыграли. И знайте, что поскольку я ваш в некотором смысле папа, то и все, что вы будете делать, сиречь моих рук дело. И даже то, что кто-то будет пытаться мне нагадить – не будем говорить кто, хотя это это будешь ты, Мелькор, – так вот, даже это будет исключительно мне на пользу. Вот вам билеты, вот подъемные. На лиц, не отправившихся к месту работы в течение двадцати четырех часов, будет наложено взыскание. Списки вывешены. За работу, товарищи!. Эта речь ошарашила всех, а больше всего Мелькора. „Вот так, – подумал Мелькор, – стараешься, стараешься, а старикан берет, и заявляет, что все к его вящей славе. Прямо руки опускаются.“ Но по зрелому размышлению он понял, какую великолепную индульгенцию вручил ему Эру, и с тех пор творил зло, не иначе как приговаривая „Во славу Илюватора на веки вечные – Аминь!“.

Так начался великий труд валар в пустынных, в несчитанных и забытых эпохах, причем Мелькор работал тоже, и в редкие дни он перевыполнял план меньше чем на десять процентов. Но делал это он исключительно в корыстных интересах, за что и был изобличен как рвач, вредитель и карьерист. После показательного суда и торжественной порки Мелькора бросили на периферию с понижением в должности. Он это поначалу стерпел, хотя и затаил в душе некую грубость, но как-то раз, заглянув через забор на стройплощадку, увидел, как валар ходят по земле в образе мужчин и женщин красивые и величественные, и что земля стала для них садом наслаждений (в легендах не говорится – каких именно). И он напал на Арда во всем своем блеске и величии, пламя его глаз пронизывало смертельным холодом – сами думайте, как это у него получалось, а общий вид Мелькора был схож с извергающимся вулканом Толбачик. Эльфам мало что известно о тех временах, а то, что известно, рассказывали сами валар, да и то весьма скупо и неохотно, из чего можно сделать вывод, что в этом конфликте у Мелькоровых братьев было больше поражений, о которых лучше промолчать, чем побед, о которых стоит рассказывать. Война шла на планетарном уровне, а действия противников были выдержаны в стиле воспитанников подготовительной группы детского сада, не поделивших песочницу.

Величайших среди духов эльфы знают как Валар, а более грубые народы (например, люди) запросто зовут их богами. Их семеро, и семеро же валиер, королев валар, но разница между валаром и валаршей иная, чем между мужчиной и женщиной, и поэтому многочисленные похабные анекдоты из валарской жизни мы отметаем как несуразные. Мелькор числился в валар недолго, и поэтому в кратком курсе истории Валар, Которые Пели Бытие (ВКП(б)) его имя обычно опускают.

Манве и Мелькор были близнецами, но Манве в более хороших отношениях с папой. Он общий правитель, повелитель, а в качестве хобби – покровитель служб воздушного движения. Пока сеть авиалиний недостаточно густа, управляет для практики полетами птичьих стай.

Его жена Варда в свое время отшила Мелькора, и теперь старается не отходить далеко от мужа, опасаясь мести. Считается, что если они на пару стоят на горе, то он видит, а она слышит, что творится во всех, что ни есть, местностях. Жалко только, что чем дальше, тем реже выбираются они на горку, и многие из грядущих бед могли бы не произойти, если б эта супружеская чета почаще слушала и смотрела.