Человек с железного острова - Свиридов Алексей Викторович - Страница 20

Дрон после рассказа загорелся и утаскивает Чисимета на ЦП, компоновать историческую карту и этой Единой Власти, а уж заодно и всего Востока. Чисимета это мало радует, но он не противится – то ли важность дела осознает, то ли вежливость соблюдает. За рычаги теперь я сажусь, пробегаюсь по экранам – вокруг чисто, фон нормальный, и вокруг на два километра единственное стоящее внимания живое существо – степная птица по принципу курицы, но размером с хорошего гуся, сидит и на нас внимания не обращает. Скорость у нас не галопная, но к часам четырем выйдем к Пещерной реке – хотя какая она тут пещерная, скорее Степная – затем перевалим второй левый приток, и тогда до холма, где вертолет сидит, останется дня на два ходу, не более. Серчо в башню переноску утащил, все с базой поговорить неймется, а на ЦП Дрон Чисимета допрашивает – до меня доносятся обрывки, в которых смысл уловить трудно. Я прислушиваюсь – имена, названия городов и стран сыплются ливнем, и я себя чувствую студентом, который полгода не писал лекций, а теперь вот взялся за ум и никак не может понять, про что же ему толкуют. Тем более, что каждые два десятка лет там бывшие враги объединяются на веки вечные (до первой ссоры) и напускаются на бывшего нейтрала; но я все равно слушаю, потому что по степи и автопилот неплохо ведет, и слишком много чести – еще и здесь ему помогать. Так под разговоры да под бесконечную Серчину морзянку «кью-эс-эй – вопрос» мы добираемся до реки. Я бы даже сказал, до Реки. Широка, величава, красива – слов нет. По берегу растут на уважительном расстоянии могучие деревья, а вот противоположный берег при всей своей красе удовольствия не вызывает. Там кустарник в воду полупогруженный, и переться через него даже нашему бегемоту будет весьма затруднительно. Серчо дно пощупал лобовым локатором и решил не вязнуть.

– Амгама, Сергей, понтоны ставьте! – говорит.

Однако Амгама куда как сноровисто работает – приучился, обвык, способный мужик. За десять минут они понтоны установили, и я в них весь воздух, что в системе был, стравливаю – а компрессор может и потом потрудиться. Подождал я, пока они обратно залезут, и с крутого бережку, корму вверх задрав, скатываюсь в воду – туча брызг и штормовые волны. Чисимет в люк лезет – не может сидеть в четырех стенах, даже ядовитые следы на крыше его не пугают; впрочем, я же ее заново красил, а краска наша радиацию глушит – ладно, пусть сидит. Сергей туда же – на боковом понтоне с удочкой пристроился и синтетическую муху закинул. Небо понемножечку хмурится, дождик крапает, клев, наверное, будет. Точно – когда мы движемся вдоль кустарника, прямо подряд тягать начал, некрупная рыбешка, но для запаха в уху пойдет. Хорошего выхода я так и не нашел, сдул понтоны, прогнал с крыши пассажиров и пошел кусты таранить. На траву выехал – на крыше мусор, обломки ветвей, а между ними ошалелая змея мечется, потом храбрости набралась и на землю шлепается. Опять равнина, часа через два – еще одна речка, последняя на нашем пути, ее по дну перейти можно было. Солнце все никак не может уйти за горизонт – на западе хмарь разошлась – а когда все же уходит, то там остается еще надолго желтая полоса, а потом и звезды над нами засверкали. Вокруг – тишина и раздолье, степь, над высохшими озерцами темнеют громады деревьев. У танка собралась вся команда, жадно обступили костерок, а над ним в жестянке юшка дымится. Как сварилась – прямо на горячую набросились: вкусно же! Чисимет для полного удовольствия предлагает сходить на охоту – Серчо согласен и предлагает нашарить живность при помощи наших приборов, но Чисимет это отвергает – сам хочет. С ним идти вызываюсь я и Амгама: я – больше для того, чтоб пройтись после девяти часов за рычагами. Чисимет берет свой верный меч, я – винтовку, а Амгама – небольшой арбалет, у нас в комплекте всего-то один и есть; ну, и наушник с микрофоном один на всех у меня. Мы пассажиров, конечно, пытались обучить работе с рацией, но пока что окончательного успеха нет, и для одной красивости надевать уоки-токи на них не стоит. Идем мы достаточно долго, никакой дичи даже на слух не заметно, Чисимет с Амгамой озабочены, а я даже рад.

Наконец дорогу нам пересекает небольшой ручеек, и Чисимет предлагает сесть в засаду – мы с ним у одного вероятного места водопоя, а Амгама выше по течению пошел. Ночь теплая и звездная. Изредка вопит что-то ночное, ему отвечают сверчки да цикады. Я лежу, гляжу на чуть рябоватую воду ручейка, мечтаю о том, что скоро потопаем обратно, чайку попьем, а повезет, так подстреленного кого зажарим, и тут все летит к черту. Меня хватают сразу три пары рук, и, видимо, то же самое происходит с Чисиметом – судя по возне и шороху травы. У меня из рук очень невежливо выхватывают винтовку и этак небрежно кидают на песок. Я пытаюсь распихаться, но вскоре оказываюсь на земле в распятом положении, руки в стороны и ноги тоже. Кто-то сноровисто вяжет мне руки, вбивает в рот кляп, затем повязка на глаза, и затем ноги – враскоряку – привязывают к деревяшке, которую я помню – лежала себе невдалеке и ни о чем подобном не думала. После этого меня поднимают на воздух и, судя по тряске, бегом волокут куда-то. Мотаю головой, пытаясь сбросить повязку, но за это у похитителей полагается пинок в под ребра, и я эксперименты прекращаю. Бег быстрый и какой-то неутомимый, хоть бы дыхание у мужиков потяжелело! Я теряю всякую ориентировку, и кажется, что времени проходит весьма много – это если учесть неудобство позы и затекающие руки. Похитители обмениваются короткими фразами, и я с удивлением узнаю все тот же прибрежный-общий язык, во докуда он распространен, оказывается! Наконец путешествие окончено, и мое тело небрежно валится наземь, а душа давно в упавшем состоянии. Ноги мне распутывают и под связаны белы ручки ставят вертикально, а затем – слава богу – снимают повязку и вытаскивают кляп изо рта. В глаза сразу бьет пламя костра, после него плавают пятна, а когда пятна отплавали, я вижу все ту же ночную степь и все те же звезды. В степи стоят юрты – или шатры, можно сказать, в общем, кожами крытые и явно мобильные конструкции, а между ними горят костры. Около нашего – где я и Чисимет стоим, из него кляп еще только вытаскивают – стоит толпа народу, и народу, надо сказать, на вид неплохого. Не будь у меня руки связаны, я бы их симпатичными даже назвал. Высокие, стройные, лица одухотворенные, глаза поблескивают, женщины так вообще – не оторви глаз; словом – симпатяги. Только уж больно умело эти симпатяги руки вяжут да кляпы вбивают, мне это не нравится. Постояла-постояла толпа и рассасывается. Чисимет рядом стоит, на сторожей смотрит, и по его лицу видно, что он наших гостеприимных хозяев симпатичными отнюдь не считает. Переговорку у меня с головы еще у ручья сдернули, и если у симпатяг намерения серьезные, то надеяться особо не на что. Это же надо такое удумать! В степь пойти, ночью, без предварительного просмотра, без маяка – вот это дурость так дурость – и моя, и Серчина, и Чисиметовская. Влипли.

Пока я себя чешу во все корки, ко мне подходит один из стражи и извещает:

– Сейчас ты войдешь вон в тот шатер, и друг твой тоже.

«Войдешь» он сказал – это что, намек на то, что, может быть, и не выйдешь? Я спрашиваю:

– Что вы за народ и что вам от нас нужно?

– Мы великие и первые из эльфов – степные, а что надо – об этом ты скоро узнаешь.

Эльфы – еще одно слово из легенд приозерных, правда, они вроде бы в степях не живут. Рассказывают как про таинственный народ, мудрый и благородный по своей сути, и в людские дела не мешающийся. Правда, в таком вот заявлении как сейчас особого благородства не заметно, но – век живи, век учись. Итак, шатер, сооружение еще то, хлипкий и тонкий. Нас с Чисиметом вводят внутрь, а там на земле безо всякой подстилки сидит по всем признакам местный князь, а может, и император всея степи. Одежда белая, лицо чистое, на голове массивная корона желтого металла и камни на ней.

Начинает разговор хозяин юрты:

– Здравствуй, Чисимет. Честно скажу, не ждал я тебя здесь, но раз уж пришел – не гнать же! И ты, Керит, – князь кивает мне приветливо, – тоже здравствуй.