Бесконечное лето (СИ) - Ефимов Константин - Страница 30

День ото дня Сева стал как-то странно смотреть на нас и время от времени делать кое-какие намёки. Оно и понятно: не заметить всего этого, наверное, мог только слепой. Но это ещё не всё. Когда же Сева начал стучаться в дверь помещения, где мы находились — я решился…

Через «пятые руки», совсем издалека, начал двигать нужные документы, манипулировать со справками и списками личных составов. Сложная, тонкая работа и главное — достаточно опасная. Но для Сашки я сделал бы и не такое. Так, постепенно стали достигаться и кое-какие результаты — было освобождено одно «тёплое место» в санатории для высших командных чинов на озере Балхаш. Это далось мне совсем не просто. Надо было сделать так, чтобы местное начальство тоже оставалось в неведенье. И самое главное — чтобы обо всём этом не догадался Сашка. Я старался, я очень старался…

До сих пор мне непонятно, отчего офицеры так сильно полагаются на своих подопечных. Ведь ответственность нуждается в постоянном контроле. Но тогда я был так благодарен им за это доверие! Благодарен потому, что мои манипуляции остались незамеченными. Я знал, что при желании мои «дёрганья за верёвочки» можно было без труда отследить — но всё обошлось. Отчего они так полагались на нас — тех, которые менялись каждые два года?

…Мы с Сашкой прощались бурно, давая друг другу заведомо невыполнимые обещания. Строили планы на будущее, которым никогда не суждено было воплотиться. Что греха таить — мы оба знали и понимали это, но всё равно продолжали говорить, говорить и говорить.

Спасибо и Севе, что он не дёргал нас в этот последний момент. Я с какой-то внутренней беспомощностью видел, что Сева уже давно всё понял, и я был так благодарен ему, что в этой ситуации он решил вести себя достойно, по-мужски…

Проводив Сашку до самого вагона поезда, я с трудом сдерживал себя — расставание тяжёлым камнем давило грудь. В тот момент, когда мы уже подошли к поезду и остановились на перроне, я вдруг отчетливо осознал, что провожаю вместе с ним самую заветную частичку самого себя. Ибо дороже Сашки у меня никого в жизни ещё не было… я это понимал день ото дня всё острее и глубже, до боли в сердце… Я даже боялся подумать, что чувствует сейчас Сашка… Блестя влажными глазами, он хмуро курил одну сигарету за другой и смотрел куда-то в сторону. Я видел — он боялся, что не сможет сдержать себя, если посмотрит сейчас в мои глаза… На перроне мы по-дурацки долго жали друг другу руки, словно хотели навсегда запомнить эти последние прикосновения… Все слова были уже сказаны раньше, да и не нужны нам были сейчас никакие слова…

Когда поезд тронулся, Сашка быстро чмокнул меня в щёку.

— Прошу, не забывай меня, зайчонок… — и, не дожидаясь ответа, прыгнул на подножку вагона.

Я ещё долго стоял на опустевшем перроне, по-детски прижав ладонь к своей щеке, на которой остался его поцелуй, и глядел вдаль — туда, где скрылся последний вагон поезда, увозившего моего родного львёнка от меня. Навсегда.

…Иногда я думаю, что счастье даётся в долг. Потом приходит Судьба, открывает свою записную книжку, где точно и аккуратно записано всё по пунктам, и требует заплатить по счетам.

И какова порой бывает эта расплата?!…

Первые дни после отъезда Сашки — это была тихая, изнуряющая пытка. Точнее — новое тяжёлое испытание на выживание. С его отъездом из меня словно вынули что-то. Всё сделалось до тошноты однообразным, скучным и серым. Последовавшие почти один за другим приказы о присвоении мне очередных званий уже не были столь радостны и желанны. Самая большая радость была ещё то­гда, летом, когда я взял в руки новые погоны ефрейтора — тогда они казались мне чем-то невозможным…

А теперь было всё равно…

«Король умер. Да здравствует Король!» — вспомнил я…

Боже мой, ведь это было ещё совсем недавно…

…Уже через три недели после его отъезда я стоял и смотрел в окно. Тот же пейзаж, тот же опустевший турник… На чёрных погонах красовались лычки старшего сержанта. Но это новшество вовсе не радовало, так как совсем ничего не стоило, никаких усилий. Всего-то и надо было — вовремя положить приказ на стол генерала. Таким образом я через неделю могу стать старшиной, но зачем мне это? Спортивный интерес? Так, развлечение, и «в пику» Севе. Всё это были затянувшиеся детские игры…

Сева, конечно, это понимал. И вообще, он тоже ходил какой-то скучный, унылый. Мы много работали, большей частью молча. Общаться стали всё меньше и меньше. Я благодарен Севе за то, что он оказался настоящим другом — и мне, и Сашке.

…Сашка обещал писать — и писал, почти каждый день. Он писал мне длинные письма, хотя я и знал о его нелюбви к написанию чего-либо. Эти письма я не мог читать спокойно, они разрывали мне сердце, потому что в каждом из них было всё время одно и то же: «Скучаю по тебе. Не могу без тебя. Всё время думаю только о том, когда вновь смогу тебя увидеть, услышать, обнять. Зайчонок, я скучаю, скучаю, скучаю…» Сжигая его письма после прочтения, я долго смотрел — сквозь пелену навернувшихся слёз — на весёлое пламя, жаром и искрами охватывающее тетрадные листки, и шептал один и тот же глупый вопрос:

— Зачем… Зачем?.. Зачем?!

Как странно может распоряжаться жизнью Судьба!.. Никогда не знавший, что такое любовь и нежность женщины, я, не совсем по своей воле, но со всей силой чувств узнал, что такое любовь мужчины. И хотя гордиться тут нечем — но я и не стыжусь этого, нет…

«Царю зверей — привет! Здравствуй, Саша!

Прошло две недели как ты уехал, а кажется — целый год. Как странно может идти время…

Не знаю, как у вас на Балхаше, но у нас осень. Похоже, лето последовало вслед за тобой, прицепившись за подножку вагона, оставив меня одного в ожидании зимы. Хотя, что я жалуюсь? Наше лето и осень похожи на скорый поезд. Дни, словно проносящиеся мимо вагоны: яркие вспышки солнечных бликов, чьи-то лица за пыльными стёклами…Так, мелькая на полном ходу, этот скорый поезд «Лето-Осень» проносится мимо, оставляя лишь чувство удивления — как всё быстро…

Ты пишешь, что у тебя всё хорошо — я рад этому. Тёплое озеро, пляж, песок, работы мало, а то и совсем нет. Как после этого не позавидовать? Даже не сыр в масле, а малина в шоколаде. Иные безбожно врут, когда утверждают, что служба в Штабе округа — халява. Оказывается, есть места куда лучше, и в этом я убеждаюсь с каждым твоим письмом. Мы же, бедные чернушки, — я да Сева, — пашем с утра до вечера, в поте лица своего, поспевая как можем. Тяжеловато вдвоём с Севой тащить то, что делали когда-то все вместе.

Можешь меня поздравить — кажется, я достиг предела. Вчера получил из строевой приказ на присвоение мне «старшины». Хотя, глупости это. Ребята из строевой прямо рты раззявили, когда я за приказ расписывался: «Ну ты даёшь, Косэ, через полгода — старшина! Широко шагаешь». А Севу прямо-таки всего скрючило, когда я примерял свои новые погоны. Говорит, что не удивится, если меня ещё через полгода на место нашего генерала назначат. Похоже, это мой самый большой прикол. Носить такие погоны я конечно не буду, т.к. предел есть всему и моему бесстыдству тоже.

Сева, кстати, передаёт тебе привет. Странно, что через меня. Я знаю, он пишет тебе, но почему-то делает вид, что нет. Вы часом не поссорились? Он всё-таки хороший парень. После твоего отъезда у нас состоялся разговор — ну, сам знаешь, как он умеет это делать — очень двусмысленный, витиеватый. Насколько я понял, Сева предложил мне забыть всё и начать как бы с чистого листа. До сих пор ломаю себе голову, что это могло значить? То ли он предлагает мне забыть всю историю с Андреем и Славкой — а у меня есть причина предполагать такое — то ли речь идёт о чем-то другом…

Всё остальное по старому. Да и как ещё может тут быть? Это у тебя сейчас всё новое: ребята, место, окрестности, даже вид из окна.

Да, Саш, ты прав… Я упорно избегаю темы о нас. Если честно, то — я не знаю, что отвечать на все твои пылкие слова. Тебе, конечно, есть с чем сравнивать, и ты пишешь мне об этом. Единственное, что я могу ответить совершенно искренне — я тоже скучаю по тебе… Очень скучаю…