Бесконечное лето (СИ) - Ефимов Константин - Страница 26

— Чего-о?!! Я тебя сейчас съем, подлый заяц!!!

Но я уже предусмотрительно стоял у дверей Штаба.

Не знаю, какой вывод Сашка сделал из этого разговора, но, по-моему, он совсем рехнулся и воспринял всё всерьёз. Вот уж поистине — чувство сносит все башни. Во всяком случае я-то думал, что конфликт уже исчерпан, но на следующий день случайно заметил у Андрея здоровенный синяк на груди.

Блин…

И опять мне пришлось, уединившись с Сашкой, вправлять ему мозги. К тому времени я уже достаточно хорошо изучил его, — как говорится, всесторонне, — так что, по окончании долгих разговоров, он снова лез обниматься:

— Всех-то тебе жалко, Зайчонок мой.

— Нет, ну ты можешь мне пообещать, Сань?! Я тебя прошу, как человека — не трогай ты их, ни Андрея, ни Славку!.. Ты же только мне хуже делаешь. Неужели не понимаешь?! Меня же, из-за твоего буйного темперамента, могут в один день выпихнуть из Штаба ко всем чертям! Тебе это надо?!

Я был зол. Зол на то, что Сашка увиливал от ответа, и на то, что он называл меня «зайчонком» чуть ли не при всех. В конце концов Сашка всё-таки подчинился моим просьбам. Во всяком случае я больше ничего подобного в отношении Андрея не замечал.

Что и говорить — Сашка тоже во многом влиял на меня положительно. Моё «рацио» хорошо взаимодополнялось его «эмоцио». Он старался воспитать во мне человека сильного духом и абсолютно непреклонного перед проявлениями хамства и гадливости, особенно со стороны своих же. Я тоже, конечно, во многом старался учиться у Сашки — знал, что по характеру робковат, нерешителен и жалостлив, только тщательно маскирую это от других.

…На второй неделе моего пребывания в армии нас, несколько молодых «душков», направили в наряд по столовой. Всё было как обычно: работа, работа, работа. Там — подзатыльник от «деда», тут — пинок от «черпака»… В общем — как всегда. Где-то уже вечером, часов в десять, один из поваров, «азер», поймал меня, пробегающего мимо, и приказал:

— Возьмёшь вот эти ящики из-под хлеба, отнесёшь в подвал и поставишь к остальным.

«Надо — так надо».

Когда я уже спускался в темноту подвала, нащупывая ступени сапогом, то подумал: как-то странно это всё. Почему именно два ящика? Их ведь наверху целый штабель.

До этого я никогда не бывал в подвале столовой. Вот уж действительно — катакомбы. За дверью, в самом подвале, в углу горела одна тусклая лампочка, под которой за маленьким столом расположились трое солдат.

— Тебе чего надо? — довольно неласково поинтересовался у меня один из них.

— Да вот, принёс… — и с удивлением воззрился на штабель ящиков, от пола до потолка, братьев-близнецов тех, что я держал в руках.

— А-а… Ну, кинь куда-нибудь, — равнодушно махнул рукой другой боец.

Поставив ящики, я уж было собрался идти. Тот, который поинтересовался, что мне здесь надо, вдруг неожиданно позвал:

— Эй, постой-ка. Ты из наряда?

— Угу.

— Дух? Сколько отслужил?

«Ну вот, блин! И чего им всегда так важна точная цифра?! Вот козлина!» — подумал про себя, а вслух ответил:

— Две недели.

— Молодняк! Из учебки? Так это ваши сегодня по столовой скачут?

— Наши. Ну, я пойду?

— Куда торопишься-то? Садись с нами, чаю попей, отдохни.

Я даже растерялся от неожиданности. Кто они были, в смысле армейской иерархии, — я тогда в этом плохо разбирался. Для меня они все были «дедами». Первые дни в армии очень остро чувствуешь разницу в возрасте. Это на гражданке — один год больше, один меньше — мало что меняет, а там… В армии всё по-другому: вот мальчик и вот, через год, уже мужчина.

— Ноги-то, поди, устали с непривычки? — продолжал боец, улыбаясь.

Присесть, отдохнуть, напиться чаю — о чём ещё можно было мечтать? Да и ноги действительно гудели жутко.

Кто-то из троицы поставил на стол пустую кружку и кивнул на табуретку: садись, мол. Я уже так и хотел сделать, когда у меня в голове неожиданно зазвенели колокольчики: «Внимание! Опасность! Внимание!»

— Не. Спасибо, конечно, но… некогда. Наверху ещё столько работы, ребятам и так тяжело. Спасибо за приглашение.

— Ну ты, блин, ответственный! Да справятся они и без тебя!

— Не, я не могу. Спасибо, но надо идти.

— Вот, блин, молодняк какой пошёл! Ну чё, отпустить его, что ли?

— Ладно, пусть идёт. Видишь, пацан толковый, с понятием.

Когда я поднимался наверх, то всё ещё пребывал в недоумении: вот же, бывают и нормальные люди в армии. И чего я так завибрировал?

Но стоило только вновь вкатиться по жирному полу в ярко освещённую кухню — я уже забыл обо всём, вклинившись в работу. Работа, работа, работа…

В какой-то момент я заметил краем глаза — мой напарник по кухне прошёл к выходу с двумя другими ящиками. Ну, прошёл себе и прошёл… Через какое-то время я вдруг остро почувствовал, что не успеваю. Огляделся по сторонам в поисках своего напарника, но не заметил его нигде. Пришлось крутиться самому.

Он появился уже где-то около часа ночи, и я тут же набросился на него:

— Где тебя черти носили, мать-перемать?!

— Где надо… — огрызнулся он, не глядя на меня.

Тут я вспомнил, что видел его с ящиками. Разозлился ужасно!.. Тут — как белка в колесе, а он там, гад паршивый, чаи распивал! Ругнувшись ещё, махнул рукой: и так уже устал, как последняя шавка, ещё и ругаться… Лучше закончим по быстрому и — спать.

Взяв носилки с остатками ужина, мы потащились с ним в сторону свинофермы.

Возвращаясь назад, я вдруг заметил, что пацан идёт как-то странно: широко и неуклюже расставляя ноги, то и дело запинаясь.

Тогда я не придал этому значения: решил, что он просто устал.

С тех пор мы так и не виделись.

Я встретил его в тот самый день Спартакиады. Озадаченный тем, какое жалкое зрелище он из себя представлял, подошёл и попробовал поговорить. Но пацан был совсем не склонен к беседе.

Потом, уже в штабе, Сашка спросил меня: чего это я хотел от складского пидора?

У меня челюсть от удивления отвисла:

— Что ты имеешь в виду, Саш? Что значит «складской пидор»?

— Да то и значит. Его все пацаны со складов уже перетрахали. Я слышал, что ребята из батальона хотят поменяться со складскими. Своего на ихнего. Ну чего ты глаза-то выпучил?

«О, господи… Бедный парень».

Вот тогда-то я и вспомнил о той подозрительной «троице»… У меня внутри всё похолодело. Я ведь тоже был там, в том подвале. Я и не подозревал, как близко был сам к…

— Ты что, знал его раньше?

— Знал, мы ведь с ним одного призыва… И что, все в части об этом знают?

— Ну да, почти…

Я стоял, тупо уставившись в окно: вот так-то, оказывается, оно и случается… Начало-то примерно одинаковое: пожалели, приласкали — и… В памяти невольно возникло лицо Лёшки… Его округлённые от ужаса глаза — тогда, в столовой. Что-то теперь с ним? Во что его превратили?..

В жизни всё зависит от случая. Надо постоянно быть начеку. Наверное, в тот момент, когда Сашка рассказал мне про того пацана, назвав его «складским пидором», я почувствовал: как хорошо, что Сашка сейчас рядом со мной! Что бы я без него делал со своей добротой и жалостью?..

Как истинный «царь зверей», Сашка учил меня быть непреклонным — и я учился. Делая при всём этом, однако, свои выводы.

Один из таких выводов — не такой уж я, на самом деле, жалостливый и добренький. Во всяком случае, те слова Андрея я не забыл и не простил. Во-первых, это оскорбляло не только моё, но и Сашкино достоинство. Это раз. Во-вторых, памятуя о том, что «кто имеет уши, да слышит», я сделал в последующие дни именно так, как говорил Сева. И вот приказы на Славку и Андрея были готовы и подписаны в строевой, как полагается.

Когда пришлось выбирать место, то для Андрея всё было предопределено — «Пикет-11». Об этом «чёрном месте» мне как-то рассказал Сашка.

За точкой под названием «Пикет-11» ходила дурная слава. Сопоставив рассказы Сашки и покопавшись в документах, я убедился — не напрасно. Самая удалённая станция слежения в нашем округе располагалась где-то в высокогорье. Как про неё говорили — двести километров до ближайшей юрты. Даже вода там была привозная. Раз в месяц вертолёт доставлял туда продукты — и это была вся связь с миром, не считая, конечно, радиосигналов. Но дурная же слава точки «Пикет-11» была не в этом. Судя по тем же фактам и бумажкам, которые предпочиталось класть подальше и забывать о них как можно быстрее — однополая любовь там сильно практиковалась.