Математические досуги - Свет Жанна Леонидовна - Страница 21

Я назвала себя и впервые посмотрела в глаза отчиму Сережи. Он серьезно смотрел на меня, и я вдруг успокоилась. Этот взгляд не выискивал во мне изъяна, он, скорее спрашивал, тот ли я человек, каким кажусь. Но у меня пока не было ответа на этот вопрос. Я не знала, кем я кажусь, я не знала, какая я, я даже не знала, соответсвую ли я сама себе. Поэтому я просто посмотрела ему в глаза, он улыбнулся, забрал у меня Мишку, и мы вошли в подъезд. На руки к Дмитрию Андреичу Мишка пошел с удовольствием и сразу подкупил его, сказав:

— Деда?

У деды повлажнели глаза, а Сергей засмеялся и сказал:

— Все, Андреич, сосчитали тебя. Прощай, молодость — дедом назвали.

Лифт Мишку поразил. Он вертел головенкой и спрашивал:

— Де? Де? — интересовался, куда это он попал.

Дальше все смешалось. В квартире нас ждали три женщины: мама, бабушка и прабабушка Сережи. Весь день прошел суматошно в одеваниях и переодеваниях, мытье, застолье, непрерывных разговорах, осмотре квартиры — большой, просторной, со старинной мебелью и красивыми вещами — вазами, статуэтками, лампами.

Нам с Мишкой выделили отдельную комнату, в которой уже стояли кроватка, прогулочная коляска, маленький стол, расписанный под хохлому, и такой же стульчик, лежали игрушки — в их числе большой плюшевый медведь, неосуществленная мечта моего детства, кукла, кубики.

Мишка в медведя тут же влюбился и из рук его уже не выпускал, а во время еды сажал рядом с собой и пытался кормить своей ложкой.

Присутствие ребенка, во многом, разрядило атмосферу. Его нужно было то кормить, то мыть, то укладывать спать. Он всюду топал и спрашивал, то и дело: «Цё?» — это означало: «Что это?» Новоявленные бабки и дед ходили за ним и отвечали на его вопросы, то и дело спохватываясь, что нужно то и то сделать на кухне, что пора за стол, что пирожки чуть не подгорели, а молоко почти сбежало. Прабабку он подкупил тем, что, ни слова не говоря и страшно пыхтя, стал карабкаться к ней на колени. Она была горда таким проявлением доверия и с заносчивым видом посматривала на окружающих. В общем, пока Мишка бодрствовал, мне бояться было нечего — он все внимание отвлекал на себя.

Я со страхом ждала вечера — думала, что меня ждет разговор о будущем, когда я уложу сына. Но эта семья, видно, твердо решила меня удивить и изменить мое представление об отношениях людей: за ужином разговаривали о чем угодно, но не о наших планах.

Спать я легла рано, заснула быстро, и вот теперь меня разбудил в незнакомой комнате незнакомый звук, оказавшийся при повторении трамвайным звонком. Это означало, что уже наступило утро и пора вставать. Я попыталась припомнить, где в комнате окно, подошла к нему наощупь, отодвинула плотную непроницаемую штору и увидела только темноту, фонари, снег и пустой двор — было еще очень рано, была суббота, Мишка спал, а потому я снова улеглась в теплую постель и тут же заснула опять.

Проснулась я поздно. Мишкина кроватка была пуста, в квартире было тихо, но это была живая тишина — были слышны приглушенная музыка и негромкие голоса: пищал Мишка и спокойно отвечали ему взрослые. Это было впервые за долгое время, что старшие встали раньше меня, и я почувствовала неудобство и вину — еще решат, что я лентяйка, плохая мать.

Поэтому я быстро вскочила, заправила постели — свою и Мишкину — умылась и пошла на голоса. Все клубились на кухне. Бабушка была у плиты, мать кормила Мишку кашей, Дмитрий Андреич чинил какой-то электроприбор, Сережа читал газету, а прабабушка смотрела, как ест Мишка. Увидев меня, все загалдели, приветственно, и попросили помочь Сереже накрыть стол в гостиной к завтраку.

Так началась моя жизнь в этом доме. Разговор, которого я ждала и боялась, так и не случился. Меня быстро вовлекли в круг семейной жизни, как будто я всегда в ней участвовала, как будто всегда у меня была в ней своя ниша, и сейчас я просто снова ее заняла. Еще пару дней я напрягалась, когда кто-нибудь из сережиных близких обращался ко мне, а потом это чувство незаметно прошло, и я успокоилась, поняв, что никто ничего спрашивать не будет.

Несколько дней мы с Сергеем мотались по магазинам — покупали теплую одежду мне и Мишке. Сережа посоветовал мне купить только самое необходимое, а дальше он намеревался возить нам вещи из-за границы. Мы так и сделали, но даже этого необходимого было столько, сколько мне никогда и никто не покупал. Какое это было странное и незнакомое чувство: зайти в магазин, походить, поглазеть на вещи, что-то выбрать, примерить, взять из рук продавщицы пакет… Как это было странно, проголодавшись, не покупать на улице пирожок с невнятной начинкой, не ходить голодной, потому что и на этот пирожок денег нет, а зайти в кафе, или даже — ресторан, сесть за столик и выбрать любое блюдо и напиток, даже мороженое…

Дома все вещи рассматривались еще раз, уже при участии бабок и дедки, обсуждались их качество и фасон, все ахали, какой у меня прекрасный вкус и как все на мне замечательно сидит, а я тихо таяла от этих похвал и чуть не плакала от благодарности.

В понедельник мы пошли в ЗАГС и подали заявление. Эта, уже знакомая мне процедура, вызвала у меня такие воспоминания, что всю неделю до бракосочетания меня трясло, как во время гриппа, и ничего с этой трясучкой я сделать не могла.

День свадьбы слился в моем мозгу в одно пестрое и шумное пятно: мы расписались, вернувшись домой, застали там толпу родственников и друзей, меня знакомили со всеми, я никого не запомнила, все время старалась не выпускать из виду Сережу, он тоже держал меня в поле зрения и ободряюще кивал мне и подмигивал, я успокаивалась на мгновение, но потом все опять начинало кружиться, и озноб не проходил.

Шумное застолье закончилось поздно ночью. Я даже не знала, кто укладывал Мишку спать и вообще, кто им занимался в этот день. Люся с Романом уехали раньше всех: ей нужно было держать режим, она тоже волновалась за меня, в ЗАГСе даже не сразу смогла расписаться — рука тряслась. Мы обнялись с нею в прихожей, Роман сказал мне, чтобы я ничего не боялась, что Сергей мужик настоящий и в обиду меня не даст, да и родители у него такие, что обид не будет. Тут Сережа вышел в прихожую, и разговор прервался.

Когда все гости разошлись, бабушка и мать ушли в кухню мыть посуду, Дмитрий Андреич стал убирать в гостиной, а Сергей повел меня в свою комнату. Там он усадил меня в кресло и какое-то время молчал, что-то обдумывая. Потом заговорил:

— Мы поженились, но тебя это ни к чему не обязывает, я буду ждать, сколько нужно. Имей в виду: кашу заварил я, если ничего не выйдет, виноват буду я один. Я очень хочу, чтобы все у нас было хорошо, но я хочу, чтобы это получилось потому, что и ты так хочешь. Не из-за твоей благодарности — ты мне ничем не обязана, имей это в виду — не потому, что есть супружеский долг, какой только идиот это придумал, а потому что мы хотим быть вместе и нам вместе хорошо, понимаешь?

Он смотрел на меня серьезными блестящими глазами, взрослый взволнованный мужчина, красивый и порядочный, я смотрела на него и впервые в моей душе зашевелилось что-то большее, чем благодарность и уважение. Я поняла, что тоже хочу, чтобы у нас вышло что-то, я хотела полюбить его и хотела, чтобы и он тоже любил меня, хотя и помнила, что до сих пор любовь приносила мне только горе и разочарование. Может быть, есть какой-то вид любви, особенный, делающий людей счастливыми, и это только мне другая все время доставалась? Этого я не знала, но очень надеялась, что нам удастся стать счастливыми людьми, что мы поможем в этом друг другу. Я уже поняла за последние десять дней, что в Сергее тоже есть какой-то надлом, что-то было в его прошлом, оставило в душе горечь и исчезло. Но спрашивать я его ни о чем не стала — сам расскажет, если придет время, а если не расскажет, что ж, у меня тоже есть прошлое, и я тоже ему ничего пока не рассказывала.

Я кивнула, а он сказал, что время позднее, пора ложиться спать, и я пошла к себе. Мишка спал, стоя на четвереньках, как это часто бывало, я уложила его на бок, легла в постель и заснула. В этом доме я засыпала очень быстро, спала крепко и просыпалась легко. А ведь мне полагалось нервничать, страдать от бессонницы… То ли я очерствела, то ли спокойная, без нервозности, обстановка действовала умиротворяюще — не знаю, но та усталость, которую я испытывала с момента рождения ребенка, меня отпускала потихоньку: я стала реже чувствовать слабость во всем теле, перестала болеть спина — больше не было нужды самой таскать коляску и тяжелые сумки вверх-вниз по лестнице — у меня стало появляться желание выйти и просто погулять, сонливость уменьшилась. В первые дни после приезда, когда вдруг оказалось, что больше не нужно целыми днями колотиться по хозяйству, и есть масса свободного времени, я засыпала всякий раз, как садилась на диван или в кресло. Проснувшись, я сконфуженно обнаруживала, что кто-то укрыл меня пледом и подложил под голову подушку, а я и не почувствовала.