Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения и поэмы

Саянов Виссарион Михайлович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения и поэмы - Саянов Виссарион Михайлович - Страница 68

Изменить размер шрифта:

ГЛАВА ШЕСТАЯ

РАССТАВАНЬЕ С ДАВЫДОВЫМ

Наступила весна. Вскрылся лед на заливе.

Разливаются реки. Тает снег на горах.

Враг еще не сдается в последнем надрыве,

И заставы таятся в дремучих лесах.

Но конец уже близится схватки кровавой.

Сладко плачет труба. День победы настал.

Кульнев — в списке героев, увенчанных славой.

За последний поход — он уже генерал.

Воевали на севере — нынче ж на юге

Неспокойно, и Кульнев отчислен на юг…

«Что ж, не грустно ль, Денис? Будешь помнить о друге?

Приходи посидеть… Разлучаемся, друг…»

Беспокоен Давыдов:

«Неужто разлуку

Мне с тобою теперь суждено перенесть?

Знаешь, буду я счастлив: жал Кульневу руку,

Вместе с ним завоевывал славу и честь.

Я влюблен до безумия…» — «Что же, приятно,

Позавидовать только могу я тебе».

— «Нет, потеряна вовсе она, безвозвратно,

Нет ей места в моей бесприютной судьбе…»

— «Я на двадцать один год постарше… Ты мальчик.

Позабудешь любовь — прилетишь в Петербург…»

— «Как, ты сильно любил?»

— «Только, может быть, жальче

Мне о ней вспоминать, чем тебе, милый друг…

Я за двадцать семь лет всё в строю неизменно,

Ни единого дня не бывал в отпуску,

В Петербурге — случайно, как шли мы на смену,

Лишь однажды, проездом, увидел Москву…

Это было давно. Я гусарским майором

В захолустье попал, в город старых оград.

Там водил эскадрон по пустынным просторам,

В одиночестве жил, обучая солдат…

Скучно в тихой глуши.

Тосковал я без фронта,

Без огня, без опасности.

Только порой

Отводил себе душу, когда вдруг с ремонта

Конь негаданно мне попадался лихой.

Я скакал на нем в степь. Отводил себе душу.

Край там тихий. Повсюду печать старины.

И в усадьбах гаданья ничто не нарушит…

Однодворцы толкуют про вещие сны…

Время было такое: все празднуют свадьбы.

Балы всюду. Знакомства. Волненье в крови.

Вот однажды под липами старой усадьбы

Повстречался я с ней… Объясненье в любви…

Молчалив я, задумчив, ты знаешь, а с нею

Разговорчивым стал. Всё рассказывал ей.

Как мальчишка, бывало, встречая, краснею,

Разлучусь хоть на час — и дышать тяжелей.

Обручились. Готовили свадьбу. Но барский

Погубил меня вздор. Захотела она,

Чтоб я бросил свой полк захолустный гусарский

И в отставку ушел навсегда…

А война?

Честь и слава моя — лишь солдатская жатва,

Никогда не бросать боевую страду

В дни похода дана мной Суворову клятва:

Лишь тогда разлучусь, если мертвым паду…

Если так… Ведь загадано жить мне сурово…

Что же? Кульневу бросить родные полки?

Возвратил я немедля ей данное слово,

Вновь остался один — чуть не запил с тоски.

Может статься, труднее забыть про печаль бы…

Да однажды мне почту подносят к столу…

Из депеш узнаю о походе чрез Альпы.

Что ж, на Альпах отец наш… А я где? В тылу…

Да к чему вспоминать…

Только кликнет: „Ударьте,

Дети, вместе со мной на врага…“ —

почитай,

Все поскачут за ним на рысях в авангарде —

Победить иль погибнуть за отческий край…

На ночь лягу и саблю кладу к изголовью,

И оседланный конь вечно ждет у костра.

На войне ли еще жить былою любовью?

Для меня навсегда отошла та пора…»

— «Я тебя узнаю, — тут Давыдов промолвил.—

Вот такой, без упрека, без страха, борец

Снился смолоду нам… Будешь в сказочной нови,

Как Суворов, святыней для наших сердец…

Нынче время такое, великие войны

Приближаются к нашим родным рубежам.

Если Кульневы есть среди нас — мы спокойны,

Значит, солнце победы завещано нам».

И по-юношески, говоря про разлуку,

Резко дернув плечом и заплакав навзрыд,

Вдруг, нагнувшись, целует он Кульневу руку.

«Это я, как отцу… — тихо он говорит. —

Если б все могли жить так, как ты…

Всё — отчизне,

Ничего для себя, ею — жить, ей — гореть,

Не хватило б тогда и Гомеровой жизни,

Чтоб героев таких в Илиаде воспеть…»

Вздрогнув, Кульнев смутился:

«К чему это, право?

И сравненья излишни. Ты проще гляди…

Ведь в боях сообща вырубали мы славу…»

В дверь стучат…

«Кто пришел? Ерофеев?

Входи».

Входит старый фланкер. Взгляд его озабочен.

«Как вы жили одни? Кто за вами ходил?»

— «Да скучал без тебя, если молвить короче.

Я на ленте медаль для тебя получил.

Славно ты там скакал да рубил ротозеев,—

А подлекарь-молодчик фланкера сберег.

Только что ты нарядный такой, Ерофеев?

Что еще у тебя? Вот ведь… вроде серег».

— «Их мне друг подарил — вроде как покрасивше.

Подарил, говорит, он их мне для красы».

— «Нет, не станет красивым те серьги носивший —

Для красы, милый друг, у гусара усы…

А уж прочее — попросту молвить — морока.

Честью чист наш солдат… Ну, снимай-ка серьгу. —

И промолвил потом, улыбнувшись широко: —

Не грусти, Ерофеев, я, право, не лгу…

А теперь — за работу… Быстрей собирайся…

Уезжаем с тобой — прямо маршем на юг…

Миновала страда зимних вьюг Оровайса…

Ну, Дениска, прощай… До свидания, друг…»

Он поднялся… Коснулся плечом перекладин

Этой старой избы — перегнивших досок.

Рядом с низким Дениской казался громаден,

Да и в самом-то деле, конечно, высок…