Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения и поэмы

Саянов Виссарион Михайлович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения и поэмы - Саянов Виссарион Михайлович - Страница 51

Изменить размер шрифта:

177. ДОМОЙ

Над Эльбою, в землянке обветшалой,

В тот час, когда мы кончили войну,

Впервые въявь услышав тишину,

Сказал мне тихо офицер бывалый:

«Как хорошо, что есть на свете дом

Вдали от мест печальных и суровых, —

Там наклонилась ива над прудом,

И ждут меня в краю лесов сосновых.

Теперь мы научилися ценить,

Что есть места, где так чисты криницы,

Где можно воду без опаски пить

И без нагана ночью спать ложиться.

Как хорошо, что есть одна душа,

Которой слово дорого простое,

Как встретимся мы с нею, не спеша

Ей расскажу в боях пережитое.

Но если годы болью старых ран

Об этом дне нежданно мне напомнят

И на заре предутренней в туман

Я выйду с ней из тихих-тихих комнат,

Вдруг тишина мне станет нелегка,

Покажется трудней того раската,

Что вот недавно шел издалека

И умирал при отблеске заката.

Нас чище сердцем сделала война!

Огонь! Огонь! А как мы шли спокойно.

И надо жизнь продумать, чтоб она

Всегда была прошедших дней достойна».

1945

178. СВЕРШЕНИЕ

Помню улицы города хмурые,

Злое небо десятых годов,

Всхлипы вальса «На сопках Маньчжурии»

В духоте постоялых дворов.

И рассказ, как заря над «Варягом»

Догорала в безвестном краю,

На корме, под простреленным флагом,

Умирали матросы в бою.

Не сдаваясь, открывши кингстоны,

В грозный час «Стерегущий» тонул,

С порт-артурских высот опаленных

Сквозь года к нам доносится гул.

Умирая, вы знали: потомство

Отомстит за Цусиму врагам,

И взошло беззакатное солнце,

Озаряя наш путь по волнам.

Так свершаются времени сроки,

И выходит наш флот молодой

На простор океанский, широкий

За туманной Курильской грядой.

1945

179–180. ИЗ ЦИКЛА «НЮРНБЕРГСКИЙ ДНЕВНИК»

1. СМЕНА КАРАУЛА У ЗДАНИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ТРИБУНАЛА

Среди сотен разбитых домов

Уцелел старый дом в Нюрнберге,

Он угрюм, неказист и суров,

Только люстры сверкают, как серьги.

Ветер узкую дверь распахнул,

За углом опрокинулись будки.

Четырех государств караул

Здесь сменяется каждые сутки.

По утрам — караула развод.

Еще улицы тонут в тумане,

А уже разводящий идет,

И дежурство сдают англичане.

Капитан — командиром у них,

Постучав по камням каблуками,

Он солдат заставляет своих

Для чего-то подрыгать ногами.

Очень странен подобный обряд…

Покричали они по старинке,

И повел их унылый солдат

Под неспешное пенье волынки.

Погляди на него, погляди…

Высоченнейший, в юбочке странной

И с цепочкой свистка на груди,

Он идет по дорожке туманной.

Ветер треплет флажки на столбах,

И сержант, коренастый, кудрявый,

С автоматом и с орденом Славы

Неподвижно стоит на часах.

Он родился в селе за Окой,

Издалече он шел, издалече,

И грустит на сторонке чужой

По покинутом милом заречье.

Как дороги войны далеки…

Как трудны отошедшие годы…

Он пешком сюда шел от Оки

И пришел под угрюмые своды.

Лишь воздвигнет рассвет города

Над плывущими вдаль облаками,

Нюрнбержцы приходят сюда

И глядят на сержанта часами.

И стоят, с него глаз не сводя,

Словно с витязя дедовской сказки…

Лиловатые струи дождя

Торопливо стекают по каске.

Мы легендою станем в веках,

Мы в былины войдем, в поговорки,

И простреленные гимнастерки

Разместятся в музейных шкафах!

1946

2. ГОЛУБАЯ ЛУНА

Начинается вечер — и джаз голосит монотонно,

Это — в сердце Баварии — американская зона,

И гавайской гитары поет, изловчившись, струна

Залихватский фокстрот: «Как смешно — голубая луна».

А луна в самом деле в разбитое смотрит окно,

Лейтенанты шумят в небольшом офицерском кино,

Хоть война отошла, но войны они въявь не видали,

Без боев, как в прогулке, примчались в баварские дали

И теперь по ночам за столами горланят и пьют,

И гавайской гитары пронзительно струны поют,

Как и пели тогда, когда мы по пылавшим долинам

Лунной ночью в огне наступленье вели под Берлином.

Да и что говорить — не подскажет солдату война

Этих слов никогда: «Как смешно — голубая луна».

1946

181. ПАМЯТИ СКАЗИТЕЛЯ

Низко клонится осинник,

И струятся родники,

Жил сказитель, жил былинник

В тесном доме у реки.

Говорливый, бородатый,

По прославленным лесам

Он ходил как соглядатай,

Где пройдет — не вспомнит сам.

От него зверью не скрыться.

Чутко ловит каждый звук,

Знает он, где лось таится,

Где живет язвец-барсук,

Где шипят лесные гады,

Где колдуют валуны,

И приманки, и привады,

И приметы старины.

Каждый день недаром прожит,

По-особому хорош.

То, что видит, в сказку вложит,

В сказке правда, а не ложь.

Про корабль, в пути текущий

С озорной командой пьющей,

Про укрытую в холстинку

Свинку — золоту щетинку,

Про скатерку-хлебосолку

И про раненую елку,

Из которой хлещет кровь,

Про Кащееву любовь.

Умер он, а сказка бродит,

Умер он, а нам не счесть,

Сколько россказней в народе

О его скитаньях есть…

Многим в жизни я обязан

Озорным его рассказам,

Побасёнкам и старинным

Богатырщинам былинным.

1946