Испытательный срок для киллера (Свидетели живут недолго) - Александрова Наталья Николаевна - Страница 17

– Кто здесь?

– Свои, свои. Полиция родная, открывай, дядя.

– А у нас все в порядке.

– Черников Борис Леонидович здесь проживает?

– Так вы к Борьке? Да он спит, весь в ступоре.

Участковый вышел вперед.

– Давай, Степаныч, открывай, людей не задерживай, они по делу.

– Да они всегда по делу, полиция в гости не ходит.

Пока они стояли на площадке и препирались с недоверчивым Степанычем, Вячеслав заметил клопа, который вылез из-за продранной обивки на двери и пополз по своим делам.

– Что же у них в квартире-то творится, если даже клопы из дому бегут? – спросил он с удивлением, на что участковый многообещающе хмыкнул.

Степаныч открыл дверь, и они вошли в стенной шкаф, потому что прихожей назвать это при всем желании было нельзя.

– Тут ступеньки, – предупредил Степаныч, но участковый уже споткнулся.

Поднявшись на четыре ступеньки вверх, они попали прямо в кухню. Обычная коммунальная кухня, шесть столов, затесавшийся среди них чей-то робкий холодильник, закопченные стены, а на потолок лучше вообще не смотреть.

– К Борьке в самый конец! – Степаныч скрылся в дебрях квартиры.

Из кухни по коридору в полутьме, где что-то шуршало по углам, прошли до последней двери. Воняло так, что даже видавшие виды оперативники зажимали носы. Дверь оказалась запертой, на стук никто не отзывался.

– Ай, да пошли они все! Ломай дверь на фиг! – распорядился потерявший терпение Костин.

Комната против ожидания оказалась довольно просторной, даже какая-то мало-мальски приличная мебель стояла, но перегаром несло жутко. Вячеслав поднял глаза и вдруг заметил на темном потолке какие-то узоры, которые оказались цветами, а вон и ангелочки летают, а в правом углу отчетливо просматривались две пухлые женские ноги нежно-розового цвета.

– Что смотришь? – усмехнулся участковый. – Это у них плафон на потолке, все расписано было, еще до революции. Это раньше зала была большая, ее на несколько частей поделили, там тетка голая на потолке. Борьке ноги достались, а все остальное у соседей в другой квартире.

– Так это они что, с самой революции потолок не белили?

– А чего ж такую красоту замазывать? Тут раньше Борькина мать жила, комнату аккуратно содержала, а потом все ему оставила и к дочери переехала.

Полицейские осмотрели комнату. На диване что-то спало. Участковый потряс это, оно оказалось лохматым мужиком неопределенного возраста. На все тычки и пинки Борька никак не реагировал, только рычал, как детский плюшевый медведь.

– Ничего у вас не выйдет, теперь он так до завтрашнего вечера будет, – сказал появившийся в дверях Степаныч.

– Часто он так?

– Да примерно сутки через трое. Сегодня с полдня напился, завтра к вечеру встанет, пойдет искать, где бы похмелиться, потом два дня нормальный, работает, а затем опять все по новой.

– А где работает?

– А на рынке где-то при ларьках, чистит там, грузит.

Костин что-то подсчитал.

– А в понедельник, значит, у него не запойный день был?

– Выходит, нет. А где он в понедельник был, меня не спрашивайте, но ходил куда-то это точно, дома его не было.

– Ладно, хватайте его, ребята, пусть он у нас в камере проспится, завтра допросим.

Они пронесли бесчувственного Борьку через коридор, потом через кухню, где на плите тараканы готовились встречать Рождество, на улице погрузили в машину и отвезли в отделение.

В пятницу с утра на Надежду налетела запыхавшаяся Светка.

– Ой, Надежда Николаевна, листочек такой тут у вас на столе был, вы его никуда не переложили?

– Да нет, а тебе-то он зачем?

– Да я на нем вчера записала табельные номера новые, из отдела кадров звонили, а он куда-то делся.

Тумбочка, где находился телефон, стояла вплотную к Надеждиному столу, и сотрудники часто хватали то карандаш, то листок бумаги, когда надо было что-то срочно записать.

– А когда это было-то?

– Да днем, когда у нас пол мыли. Я записала, а потом уборщица на меня заругалась, что я топчу, я его к вам на стол бросила и ушла. А потом забыла про это совсем, а сейчас ходила в отдел кадров больничные относить, они говорят, что все уже новую ведомость составили и сдали. Одни мы, как всегда, в хвосте.

– За тумбочкой посмотри.

– Да смотрела уже, отодвигала даже, нет его, пойду к Миле, может, у нее сведения есть.

«Так, – подумала Надежда, – теперь известно, кто взял листок с записанными фамилиями, но неизвестно, куда он потом делся. Может быть, уборщица вымела? Будем надеяться, что никто посторонний его не прочитал, а впредь надо быть осторожнее».

Валя Голубев подошел, присел на край стола.

– Жора Чапыгин вчера звонил, спрашивал, как дела. Что ему посоветовать?

– Да не до Жоры нам сейчас, пусть пока подождет. Мне вчера, между прочим, от мужа попало. Обижается, что мы скрываем что-то, боится, что я на тебя плохо влияю.

– Как это?

– Что я тебе голову заморочила, ты у меня на поводу идешь, а на самом деле все это туфта.

– Четыре покойника – туфта?

– Вот-вот, а он говорит, что это трагическое совпадение.

– Это потому, что он подробностей не знает.

– Вот поэтому я тебя сегодня везу к нам домой, чтобы ты сам ему все рассказал, а на ужин будет лазанья.

– А что это такое?

– Серость! Итальянское блюдо, там грибы, помидоры, сыр, все слоями, в общем, подробности тебе знать не обязательно. Поедешь?

– Конечно, поеду, хоть поем нормально.

– Ну уж, ты на жену-то не клевещи, она хорошо готовит, я знаю.

Валя вздохнул.

– Готовит-то она хорошо, а только ты представляешь, что такое, когда в доме два обормота, одному – двадцать, другому – шестнадцать? И главное, они ведь все время дома сидят за компьютером. Старший подрабатывает, а младший всерьез готовится хакером стать. Маринка все вечера готовит, а на следующий день приходим с работы – холодильник пустой. Жена как говорит? Вот поставь на стол ведро и скажи, что можно съесть, – и они все сметут, не поперхнутся. Так что я когда с работы попозже прихожу, то мне уже одни остатки достаются.

– Бедный, ну я тебе двойную порцию приготовлю.

– Ну ладно, я побежал, там Владлен психует.

– А кофе не будешь пить?

– Попил бы, да некогда, показ скоро. А ты-то пойдешь?

– Да, конечно, пойду, куда же я денусь? Попозже только.

– Ну, выпей кофейку за мое здоровье, а я уж побежал.

Надежда поставила воду, сунулась в банку, где лежал растворимый кофе, там было на донышке, на чашку не хватало. Она оглянулась по сторонам, все куда-то разбежались, дамы ушли курить и сплетничать, а мужчины – готовиться к показу. Рыться без спросу по чужим столам не хотелось, хотя никто бы не обиделся, если бы она взяла ложку кофе. Вдруг на глаза ей попался корпус от старого опытного образца, который пылился в углу возле никандровского стола. Внутренность его уже давно разобрали на запчасти. Никандров еще давно сказал ей, что устроил там тайник и прячет заначку кофе и сигарет, а ей, Надежде, он доверяет.

«Ну что, – подумала Надежда, – хоть Сергея и нет уже, наверное, он не обидится, если я тот кофе выпью».

Она стряхнула пыль с прибора, отодвинула переднюю панель и там, среди спутанных проводов, действительно увидела банку из-под растворимого кофе. Надежда открыла банку, кофе там было меньше половины, а на нем лежала какая-то бумажка, где было нацарапано почти детскими каракулями: «На даче».

«Что – на даче? Неужели это Никандров написал? И почерк не похож, торопился очень или волновался? И ведь про этот его тайник никто не знал, только я, значит, он для меня эту записку оставил? Значит, что-то надо искать на даче? А я-то хороша, сразу не могла сообразить, ждала, пока у меня кофе кончится».

Она хотела немедленно бежать к Вале, но вспомнила про показ и решила пока отложить разговор.

Отделение было в состоянии полной невменяемости: на одиннадцать назначили показ новой Системы представителям заказчика, или, по-старому, военпредам. Начальник отделения Владлен Иваныч подходил по очереди ко всем ведущим разработчикам, нервно курившим на лестнице возле стенда, и, проникновенно заглядывая в глаза, повторял: