Двойник Декстера - Линдсей Джеффри - Страница 8

— Откуда ты знаешь?

Она указала на одну из оконечностей месива.

— Лысина, — сказала Деб. — Лысина Марта.

Я снова посмотрел в салон. Труп лежал поперек сиденья, как остывший пудинг, аккуратно уложенный и совершенно нетронутый, без наружных повреждений. Кожа нигде не лопнула, крови я не видел, но тем не менее в теле Клейна не осталось ни единой целой косточки. Верхушка черепа, возможно, оказалась единственным местом, по которому не нанесли удара — видимо, чтобы жизнь жертвы не оборвалась слишком быстро. Ярко-розовая плешь с бахромой сальных волос действительно напоминала лысину Клейна. Не стал бы утверждать под присягой, что это Марти, но я ведь и не настоящий детектив в отличие от Деборы.

— Это ваши женские штучки? — спросил я — признаться, только потому, что промок, проголодался и был зол. — Ты умеешь идентифицировать людей по волосам?

Сестра посмотрела на меня, и на одно пугающее мгновение я решил, что зашел слишком далеко и сейчас она с привычной жестокостью врежет мне по бицепсу. Но вместо атаки Дебора окинула взглядом остальных экспертов, указала на машину и велела:

— Открывайте.

Я стоял под дождем и наблюдал за ними. Все содрогнулись, когда дверца открылась. Внутри лежал мертвый коп, один из нас, его жестоко забили молотком, и присутствующие восприняли это как личное оскорбление. А самое неприятное — мы не сомневались, что случившееся повторится с кем-нибудь еще. Однажды, совсем скоро, очередное чудовищное избиение выхватит из нашей маленькой компании еще одного, и мы не узнаем, кого и когда, пока преступление не совершится…

Луна была ущербной, и для Декстера наступило смутное время. Ужас охватил всех копов Майами; Декстер стоял под дождем, и, несмотря на жуткую тревогу, в голове у него крутилась лишь одна темная мысль: «Я опоздал к ужину».

Глава 4

Я закончил только в половине одиннадцатого и чувствовал себя так, словно провел последние четыре часа под водой. И все же мне не хотелось отправляться домой, не вычеркнув несколько имен из списка. Поэтому я осторожненько наведался по двум самым дальним адресам, которые пришлись более или менее по пути. Первая машина стояла прямо перед домом, и багажник у нее оказался без единого пятнышка, поэтому я спокойно прокатил мимо.

Вторую машину загнали под навес, в тень, и я не мог разглядеть багажник. Притормозив и заехав на дорожку, я сделал вид, будто заблудился, и начал разворачиваться. На багажнике «хонды» действительно что-то было, но тут мои фары осветили машину, и невероятно толстый кот немедленно удрал в темноту. Я развернулся и поехал обратно.

В половине двенадцатого я припарковался перед домом. Над входной дверью горел фонарь. Я вылез из машины и встал за пределами маленького пятна света, который он отбрасывал. Дождь наконец прекратился, но на небе еще висели низкие темные облака, и я вспомнил ту ночь, почти две недели назад, ночь, когда меня застукали. Во мне проснулось эхо тревоги. Я посмотрел на облака, но они, казалось, не испытывали страха. «Ты промок, — хихикали они, — и стоишь здесь как дурак, и все тело у тебя в мурашках».

Решив, что они правы, я запер машину и вошел в дом.

Там царила относительная тишина, поскольку следующий день был будним. Коди и Эстор спали, по телевизору тихонько шли вечерние новости. Рита дремала на кушетке с Лили-Энн на коленях. Она не проснулась, когда я вошел, но Лили-Энн устремила на меня яркие, широко раскрытые глаза.

— Па, — произнесла она. — Па-па-па.

Она немедленно меня узнала, моя умница. Посмотрев на ее счастливое личико, я почувствовал, как несколько туч в душе растаяло.

— Крошка Лили, — сказал я с подобающей случаю серьезностью, и она засмеялась.

— О! — Рита вздрогнула, проснулась и захлопала глазами. — Декстер… ты дома? В смысле… ты так поздно. Опять.

— Прости, — сказал я. — Работа.

Рита долго смотрела на меня, моргая, а потом покачала головой.

— Ты весь промок, — заметила она.

— Шел дождь.

Она снова похлопала глазами.

— Дождь прекратился час назад.

Я не понял, почему это так важно, но голова у меня набита вежливыми банальностями, поэтому я ответил:

— Ну видишь, вот и доказательство.

Рита снова посмотрела задумчиво, и мне стало слегка неловко. Но наконец она вздохнула и покачала головой.

— Ладно, — сказала она. — Ты, наверное, очень… А. Твой ужин. Он уже… Ik голоден?

— Просто умираю.

— С тебя течет на пол, — заметила Рита. — Лучше переоденься во что-нибудь сухое. Если ты простудишься… — Она помахала рукой. — О, Лили-Энн проснулась.

Она улыбнулась малютке той самой материнской улыбкой, которую тщился передать Леонардо да Винчи.

— Я пойду переоденусь, — сказал я и отправился в ванную, где снял и сложил в корзину мокрую одежду, вытерся и натянул сухую пижаму.

Когда я вернулся, Рита что-то напевала, а Лили-Энн гулила. Я не хотел им мешать, но у меня возникли кое-какие важные соображения.

— Ты сказала, ужин готов? — напомнил я.

— Ужин… я надеюсь, он не совсем пересох, потому что… он в кастрюльке, и… я только разогрею, на, подержи. — Она вспрыгнула с кушетки и сунула мне Лили-Энн. Я поспешно подошел и взял девочку на тот случай, если я ослышался и Рита собиралась разогреть Лили-Энн в микроволновке. Рита уже унеслась на кухню, а мы с дочкой сели на кушетку.

Я посмотрел на нее. Лили-Энн, маленькая и ясноглазая. Вход в новооткрытый мир эмоций и нормальной жизни. Чудо, которое сделало Декстера наполовину человеком, исключительно благодаря чудесному розовому факту своего существования. Лили-Энн научила меня чувствовать, и, сидя с дочерью на руках, я видел те пушистые лучезарные образы, которые посещают всякого простого смертного. Лили-Энн скоро должен исполниться год, и я уже не сомневался, она — необыкновенный ребенок.

— Ты знаешь, как пишется слово «гипербола»? — спросил я у нее.

— Па, — радостно отозвалась она.

— Прекрасно, — сказал я, и тут она протянула руку и ухватилась за мой нос, доказывая, что слово «гипербола» слишком легкое для такого высокоинтеллектуального существа. Лили-Энн хлопнула меня ладошкой по лбу и несколько раз подскочила> — это была вежливая просьба устроить ей что-нибудь поинтереснее, возможно, с хорошим саундтреком и танцами. Я повиновался.

Через несколько минут мы с Лили-Энн перестали подскакивать в такт двум строчкам «Танцующего лягушонка» и уже разрабатывали последние детали единой физической теории, когда в комнату примчалась Рита с благоуханной дымящейся тарелкой в руках.

— Свиная отбивная, — объявила она. — По-датски. В духовке, с грибами. Только грибы в магазине оказались не очень… Поэтому я порезала туда помидоры и каперсы. Коди, конечно, не понравилось… о! я совсем забыла. — Рита поставила тарелку на кофейный столик передо мной. — Прости, если рис слишком… дантист тебе уже сказал? Эстор нужно поставить скобки на зубы, и она просто… — Рита помахала рукой в воздухе, уже собираясь сесть. — Она сказала, что скорее… черт, я забыла вилку, погоди секунду. — И она снова убежала.

Лили-Энн понаблюдала за матерью и снова повернулась ко мне. Я покачал головой.

— Она всегда так говорит, — предупредил я. — Ты привыкнешь.

Лили-Энн, казалось, слегка засомневалась.

— Па-па-па, — сообщила она.

Я поцеловал ее в макушку. От нее чудесно пахло — детским шампунем и каким-то опьяняющим феромоном, который дети втирают в волосы.

— Ты, наверное, права, — согласился я, и тут Рита вернулась с вилкой и салфеткой. Она взяла у меня Лили-Энн и уселась рядом, чтобы продолжить сагу про Эстор и дантиста.

— Я ей объяснила, что это только на год, и многие девочки… Но она… Она рассказывала тебе про Энтони?

— Про придурка Энтони? — уточнил я.

— О! Он на самом деле не совсем… то есть Эстор так говорит, и напрасно. Но у девочек все по-другому, а Эстор в таком возрасте… свинина не слишком пересушена? — Рита подозрительно глянула в мою тарелку.