Кошка колдуна - Астахова Людмила Викторовна - Страница 86

Потому что, когда он сражался, Кайлих не просто смотрела на него – она его видела.

Потому что впервые он дрался не против дочери Ллира и не вместе с ней, а за нее.

Как выяснилось, оно того стоило. Непонятно лишь, почему он раньше не догадался, отчего не встал когда-то один против всей родни – за нее. И за Этне.

Та давняя слабость саднила до сих пор, как засевший меж ребер наконечник стрелы.

Но сейчас, встречая льдисто-зеленый взгляд Кайлих, взгляд, в котором удивление постепенно уступало место гордости – за него, видит Богиня! – Диху всем существом своим чуял: рана все-таки начала зарастать.

Кайлих не простила и не забыла, но гордая дочь Ллира нашла в себе достаточно мудрости, чтобы протянуть ему руку. И ей хватило чего-то, чему Диху все никак не мог подобрать имени, чего-то неуловимого и мало свойственного детям Дану… Нашлось на дне сердца Кайлих-жестокосердой что-то, чего Диху не мог понять. Или опасался поверить.

Может, любовь?

Сида пренебрежительно фыркнула, словно услышала эти мысли, хотя он их старательно прятал. Но смешок у нее почему-то вышел совсем не обидный, и не горстью льдинок, летящих в лицо, а несвойственным Неблагой теплом отозвался этот смех в ушах Диху. Домашнее какое-то фырканье, родное и – пощади, Богиня! – доброе.

Он тряхнул головой, с усилием подавив желание прочистить как следует уши. И заодно глаза. Неужто недолгий визит в Альвхейм так изменил все? Вот уж погостили так погостили! И не благодарить ли теперь Велунда?..

– Не обольщайся, – проворчала сида не оборачиваясь. – И не расслабляйся. Мы еще не покинули владения Кузнеца. И никто не может поручиться, что Велунд сдержит слово. Как знать, куда может завести тропа, которую он нам открыл.

Диху молча улыбнулся ей в спину. Плевать! Теперь, когда в ледяных очах дочери Ллира притаилось это невозможное, невероятное тепло, ему все казалось нипочем. Без сомнений и колебаний он шагнул вперед, туда, где, словно маяк, призывно мерцал наконечник копья Кайлих.

Катя

На этот раз из Альвхейма нас выпустили сразу. Велунд решил отказаться от еще одной познавательной экскурсии по его стране в пользу быстрейшего избавления от таких нелюбезных гостей, как наша честная компания. Серая каменная стена растаяла туманом и утекла куда-то вниз с острого скального уступа. Должно быть, канула в озеро где-то внизу у подножия горы. Не знаю, как Кеннет с Прошкой, а я сразу догадалась, что мы снова находимся в мире людей. Ветер резко дохнул мне в лицо зябкой горной прохладой, заставив зажмуриться. Настоящий вольный ветер, а не то мягкое, безвольное касание воздуха, которое наколдовали альфары в своих землях. По небу, что раскинулось над нашими головами, торопливо мчались облака, скалы крепко держали в объятиях синие глубокие воды, шумел лес на склонах, и я вдруг поняла, что уже видела это место.

– Это же… Язык Тролля! – тихонечко пискнула я и мысленно заскулила от разочарования.

Ведь и не надеялась побывать здесь. Сто раз видела фотографии норвежской достопримечательности! И вот я тут, но как назло без фотика, даже без мобильника. Черт! Черт! Черт! Как обидно-то. И нельзя же насмотреться впрок, насытиться этой красотой и величием, напитаться впечатлениями. Когда, ну когда я снова увижу прекрасную Норге?

Да, можете смеяться, но я уже вся измучилась именно от невозможности зафиксировать событие – на пленку ли, файлом ли – не важно, главное, чтобы оно осталось со мной навсегда в виде снимка. В двадцать веке никто словам не верит, всем фото предъяви. И когда я вернусь домой…

Дальше я ни додумать, ни домечтать не успела, потому что камень под ногами начал мерцать, сначала слабо и едва заметно, затем все сильнее и ярче, пока не стал переливаться всеми цветами радуги. А потом сияние вырвалось из каменного плена и соткалось в радужный мост, уходящий прямиком в небо. Это было так… невыносимо прекрасно, так больно и одновременно радостно, что, кажется, я всхлипнула.

– Поторопись-ка, дитя.

Диху, за долгие века пресытившийся радужными мостами, решил, что с меня хватит впечатлений. Он требовательно дернул меня за рукав.

– Хочешь остаться наедине с Велундом? Нет? Тогда шагай бодрее.

– Ка-ак? – выдавила я из себя, имея в виду: «Ногами? По радуге?»

– Не зли меня, глупая кошка, – рыкнул сид. – Топай! Топай!

А тут еще и Прошка крепко сжал мою ладонь и потянул вперед. Нет, сначала он попытался перекреститься, но вовремя получил от Диху подзатыльник.

– Потом креститься-молиться будешь, олух царя небесного!

Кеннета подгонять не пришлось, он сам шел следом, но я слышала, как он тихонько бормочет что-то на гэльском. Вряд ли это были слова молитвы. Особенно тяжело нам, бедным смертным, дался первый шаг по радуге. Прошка зажал себе ладонью рот, горец прошептал боевой клич, а я, не в силах терпеть страх, зажмурилась и втянула голову в плечи.

Радуга под ногами была твердая и устойчивая. А может быть, это и не радуга была. Присесть и поковырять ее мне никто конечно же не дал. Да я и не успела бы, потому что, сделав несколько шагов вперед по «мосту», я оказалась совершенно в другом месте. Один разок всего моргнула и – на тебе!

Я стояла по щиколотку в пыли, на пустынной дороге, по обочинам которой росли… кипарисы. Солнце припекало макушку, пахло навозом, и вокруг была никакая не Норвегия – ни средневековая, ни современная.

– Ну и где мы теперь? – спросил Прохор, радостно оглядываясь по сторонам. – Неужто у ромеев очутились? Ну слава тебе Господи! Спаслись.

В принципе я разделяла Прошкино воодушевление очередным поворотом судьбы. Ну их на фиг, этих альфар с их Льюсальвхеймом! А с Византией мы как-нибудь разберемся.

И тут мне на плечо легла тяжелая рука Кеннета.

– А где сиды? – спросил горец.

А сидов-то и не было. Вообще.

Мы молча стояли на обочине проселочной дороги посреди Византийской империи где-то в шестом веке от Рождества Христова и понимали, что наши неприятности только-только начинаются.