Кошка колдуна - Астахова Людмила Викторовна - Страница 55

Сид крепко спал, сопел Прохор, а ко мне сон все не шел и не шел. Слишком много всего случилось за последние дни. Только-только я смирилась с мыслью, что живу во всамделишном Средневековье, как затянуло меня в сказочную Хийтолу, где под каждым пнем по финно-угорскому чудику. От ощущения нереальности происходящего можно запросто с ума сойти. Глаза видят настоящего лешего, уши слышат его бормотание, нос чует густой грибной запах, а мозги отказываются верить органам чувств наотрез. Как на представлении фокусника. Потому что мозг точно знает: так не бывает, не может быть. Рассказ Прошки вдруг всколыхнул пласт сознания, который я старалась не трогать до поры до времени. Если идея о существовании параллельных миров еще имеет право на жизнь, как объяснить, что в моем мире нет никакой магии, а здесь она есть? Я никогда не верила ни в экстрасенсов, ни в пришельцев, ни в мировой заговор сионистов. С религией я тоже не особенно дружу. Народные традиции – это прекрасно, но только как традиции.

Допустим, Зрючая Сила – это местное название… ну, пусть будет радиоволн, Алатырьская – электричество. Значит, Прошка у нас живой радиоприемник. Как так могло случиться, чтобы в другом временном потоке законы физики работали иначе?

Опять же, сиды… или хийси… или альфары. Диху вполне реален, он читает мысли, делается невидимым, меняет внешность и колдует, как дышит. Кстати, а ведь и свой Дар Удачи я воспринимала как что-то естественное, неотделимое, вроде руки или ноги. А ведь в моем… нашем мире волшебства нет вообще. Но Диху пришел ко мне в офис во плоти, с деньгами и письмом. Нет, я уже поняла, что только волшебные существа могут ходить между мирами или их далекие родственники, но как же определить, какой из множества мой родной? Тот, где мама, где Баська, подруги и любимый город. И что это было за письмо?

Желтоглазый, который уже битый час таращился на нас из кустов, все-таки дождался от меня не слишком меткого броска шишкой и, по-совиному ухая, обиженно удалился. Без соглядатая спалось еще хуже, я ворочалась и крутилась, в который раз мысленно тасуя толстую колоду моих бед, глупостей и безрассудств, а со стороны болота в сторону нашей стоянки медленно наползал туман. Стелился над землей, обтекал кочки, проникал сквозь траву. В сумраке его полупрозрачное щупальце нипочем не разглядишь, да я и не всматривалась особо. Даже обрадовалась, когда вдруг потянуло в сон. Дура!

Кайлих и Кеннет

– Смертные говорят, мы не различаем добро и зло, только горе и радость. Говорят, не ведаем, что такое любовь, нам знакомо лишь вожделение и жажда обладания. И души у нас, конечно, тоже нет. Ты слыхал эти байки, родич?

Кеннет дипломатично хмыкнул. Тетушка Шейла вряд ли нуждалась в собеседнике, ей хватало и слушателя – молчаливого и непрекословящего.

– Насчет души спорить не стану, бесполезно. – Сида повела плечами и нахохлилась, словно ей вдруг зябко стало под всеми слоями доброй шерсти тартана Маклеодов. И то сказать, погодка была стылая. Ветер с моря так и вовсе до костей продувал.

– А что до любви… – Кайлих бледно улыбнулась мутно-зеленой волне, так и норовившей лизнуть сапоги сиды или плюнуть ей на подол. – Вот мой брат, к примеру, давно уже на меня сердит. Но все равно любит. Брат все-таки. Верно ли, братец?

Волна откатилась и, словно с разбегу, все-таки попыталась достать Кайлих. Почти удалось, почти. Неблагая в последний момент ловко убрала ногу, и ни одной капли не попало на одежды сиды. В шипении откатившейся волны Кеннету отчетливо послышалось разочарование. Горец даже головой потряс, чтобы избавиться от наваждения.

– А… дозволь спросить, добрая тетушка, кто ж таков будет твой брат?

– Владыка моря, всадник Аонабрре, муж, владеющий многими дарами, тот, чья рука ласкает рукоять Мстителя и кудри прекрасной Фанд… – нараспев молвила Кайлих, не отрывая взгляда от моря. – Сын Ллира, ступающий по сладкой траве Эмайн Аблах… Все ли твои имена я перечислила, братец?

Еще одна волна, выше предыдущих, все-таки изловчилась и плюнула в Кайлих клочьями пены. Сида озорно улыбнулась, сверкнув зубами на море и его гнев.

– Дай нам спокойно дойти по твоим лугам, куда мне нужно, Мананнан, – попросила она, но немного же было смирения в той просьбе! – Я не в настроении ссориться. Особенно сейчас, когда вновь владею потерянным Даром!

Кеннет копчиком почуял, что вот сейчас «тетушка», не глядя и безошибочно, ухватит его за локоть и вытолкнет вперед, чтобы, так сказать, предъявить доказательство живьем. И предусмотрительно отступил. Недалеко, правда, чтобы ненароком не выскользнуть из-под чар невидимости, плащом окутывавших Кайлих и ее потомка. Сида объяснила колдовство просто: «Тебе лишние заботы нужны, дитя? Чем меньше увидят смертные, тем меньше искушения их душам». Аргумент насчет душ оказался убойным. Стать невольным виновником бед ни в чем не повинных добрых христиан Маклеод не хотел. А от детей Дану чего еще ждать людям, кроме бед? Тем паче от Неблагих.

Море заинтересованной любопытной волной подкатилось к ногам скотта и задержалось, не торопясь отхлынуть. Кеннет на всякий случай поклонился. И подумал, что сида, ей-же-ей, снова права. Увидеть, как подозрительная тетка говорит с заливом Мори-Ферт, а парень кланяется студеной воде – вот было бы искушение так искушение! Не отмолить потом!

– Э… – начал горец и примолк, дожидаясь благосклонного кивка от прародительницы. – Тетушка Шейла, а разве морской владыка твоего рода? Ты ж, не гневайся, Неблагого двора вроде как?

– Мы – дети одного отца, – молвила Кайлих, щурясь от пронзительного ветра. – Что до благости и неблагости… Ах, то была славная шутка когда-то! Кто мог знать, что не только смертные, но и дети Богини воспримут ее так серьезно?

Кеннет помолчал, обдумывая ответ. И пришел к парадоксальному выводу:

– Верно ли я понял… А какая меж вами разница?

– По большому счету никакой. – Сида дернула плечом. – Видишь, братец, он не только отважен, но и умен!

Скотт, польщенный похвалой, шмыгнул носом, не рискнув утираться даже украдкой. Чтобы впечатление не портить.

– Благополучного пути и доброго ветра, Мананнан, – сказала Кайлих. – Большего не прошу. И расплачусь, как должно.

Ответа, если он был, Кеннет в шорохе волн не расслышал, но, если судить по довольной ухмылке «тетушки», договориться ей удалось.

– Теперь идем. – Сида поправила складки пледа. – Шкипер «Святой Марты» вряд ли захочет пропустить прилив.

Но Кеннета одолевали сомнения, и чем ближе «тетушка» с «племянником» подходили к причалу, где покачивался пузатый ганзейский когг, тем сумрачнее становилось чело горца. Наконец Кайлих остановилась и нетерпеливо бросила через плечо:

– Что не так, родич?

– Все! – выпалил Кеннет и, поощряемый выгнутой бровью сиды, поспешил разъяснить свои мысли: – Вычислят нас, тетушка Шейла, как пить дать, раскроют, что не простые мы путники.

– Как так? – Сида посмотрела на него, на «Святую Марту», а потом снова уставилась на Кеннета, требовательно пристукнув башмаком. – Объяснись.

– Сама посуди, слишком мы подозрительные. Вроде при деньгах, а ни слуг, ни поклажи нет. Негоже знатным дамам вроде тебя в сопровождении одного лишь родича путешествовать. Не поступают так простые люди. А моряки, особенно торговцы – народ остроглазый, заприметят еще, что ты… скажу так: не совсем людского племени. Если в пути ничего не случится, может, и ничего, обойдется. А ежели шторм? Или ветер встречный? Не знаю, как ты, добрая тетушка, а я так судьбу Ионы повторять не хочу. Больно уж грехов на мне много, не помилует Господь.

Кеннет душой не кривил. При виде когга, этой утлой скорлупки на ладони океана, набожность просыпается даже в самом закоренелом грешнике. Слишком ничтожны людские силы по сравнению с мощью волн, тут без Господней помощи никак не обойтись. Ежели даже и могучая сида не погнушалась к братцу на поклон идти, что уж говорить о простых смертных?

Кайлих помолчала, хмурясь и сурово поглядывая на когг. А потом кивнула: