Все лорды Камелота - Свержин Владимир Игоревич - Страница 81

Сэр Никомад был все ближе, и эмблема на его щите была ясно различима: лежащий серебряный олень с золотым ошейником в червленом поле, несущий в рогах золотое пронзенное сердце. Серебряный олень, пронзенное сердце, алое поле – классический набор эмблем служения даме. И на тебе, безудержная погоня за этой самой дамой по лесной тропинке! Странно. Но времени для разъяснения данного парадокса не было, и, наклонившись к холке Мавра, я погнал его навстречу рыцарю серебряного оленя, готовясь нанести удар.

Мы столкнулись прямо посреди поляны. В последнюю секунду сэр Никомад, испускавший воинственный рык из-под личины шлема, резко бросил руку с мечом вниз, и мой клинок, не встречая сопротивления, разрубив чешую доспеха, вонзился ему в грудь.

– Благодарю, сэр Торвальд, – выдохнул алый рыцарь, выпадая из седла.

– Сэр выпал, – услышал я на канале связи. – С ним была плутовка такова. Вот, Капитан, теперь мы никогда не узнаем, кто такой курнифур.

Не слушая друга, я соскочил наземь и начал снимать шлем с поверженного противника.

– О, доблестный незнакомец! – радостно залопотала ясноокая прелестница, подскакивая ко мне, хватая за руку и любезно демонстрируя те части прелестей, которые были закрыты для обозрения из седла Мавра. – Не стоит беспокоиться о мерзком сэре Никомаде. Он получил по заслугам.

– Леди, – я мягко убрал руку, тянущую меня в сторону от пронзенного тела, – его следует похоронить. Каким бы негодяем он ни был, он умер рыцарем. Герольд не прочел над ним свой приговор, шпоры его не были срублены, а щит не разбит на части и не утоплен в навозе. Я не должен оставлять без погребения собрата по оружию.

– Ах, оставьте! – замахала руками красотка. – Лучше помогите мне! Разве вы не видите, я вся дрожу от страха и холода. А о нем, – дама гневно пнула ногой преследователя, – так уж и быть, позаботятся мои слуги.

В этот миг отстегнутый мною шлем свалился с головы сэра Никомада, и я увидел его лицо… Если мне кто-либо скажет, что в подобном возрасте я смогу не только забраться в седло, но и вполне резво гоняться за полуобнаженными девицами, при этом размахивая в воздухе мечом, честно говоря, не знаю, что буду делать: то ли разговаривать с собой на «вы», то ли смеяться над низким льстецом. Полагаю, в тот миг, когда король Артур своим первым криком огласил своды замка Тинтажель, этот хозяин Октавианогелии уже достиг пенсионного возраста. Тут уж не седина в бороду – бес в ребро, тут уж в ребрах целый выводок бесов, организованных в большую колонию адского пекла. Лицо мертвого рыцаря было изборождено морщинами так, будто последние годы он только тем и занимался, что пахал и перепахивал его вновь.

– Пойдемте! Скорее пойдемте отсюда! – тянула меня Изигринда. – Ах, я вас прошу! О, мне дурно!

Я едва успел подставить руки, чтобы словить прелестный груз. Красавица, умудрившаяся на короткой дистанции обогнать Мавра, лежала у меня на руках бездыханным кулем, едва ли не столь бездыханным, как сраженный мной ветеран рыцарского движения.

– Умопомрачительная картина! – выезжая на поляну, воскликнул Лис. – Господа, вам на это лучше не смотреть. Капитан, желчно завидую. Я злодея погубил, я тебя освободил, и теперь, душа девица, на тебя хочу… взобраться. Нет, там как-то по-другому было. На тебе хочу жениться! Ну ладно, суть дела это не меняет.

– Рейнар, постыдись, – попытался я урезонить напарника. – Видишь, девушке плохо.

– Зато тебе хорошо.

– Лис! – возмутился я.

– Все-все-все, сейчас постыжусь! Вот только налюбуюсь, чтоб было чего стыдиться.

При этих словах очаровательница распахнула синющие глаза и спросила недоуменно:

– Как, мы все еще здесь? – Не дав мне промолвить ни слова, она обвила мою шею руками и одарила таким поцелуем, что мир начал напоминать мне американский флаг: красно-белые полосы в глазах и синее небо в белых звездочках. – Назовите свое имя, о отважный спаситель. – Она коснулась моей небритой щеки своими тонкими нежными пальчиками, и я с ужасом почувствовал, что начинаю краснеть.

– Торвальд, – промямлил я.

– Какое звучное имя! Какое мужественное! В нем медь боевых труб и звон мечей, не знающих поражения. О доблестный рыцарь, я обязана вам жизнью, – ее пухлые, чуть капризные губки разомкнулись, требуя поцелуя, но я стоял парковой статуей, отчего-то не решаясь ответить на более чем недвусмысленный призыв.

– Мадам, – вмешался Лис, должно быть, опасающийся моего полного окаменения, – как видите, сэр Торвальд от восхищения совсем утратил дар речи. А потому, если позволите, я, его ближайший друг и соратник, поведаю вам о тех треволнениях и… этих самых… невзгодах, которые нам довелось геройски пережить, пока мы ломились сюда в целях вашего спасения. Короче, мадам, у вас пожрать не найдется? Капитан, отомри! В смысле, наоборот, приди в себя, а то ты и так близок к отмиранию. Вернемся домой, я тебя отвезу в Малибу, там такие блондинки бродят толпами и все сплошь в бикини. Любая из них твоя! А эту оставь в покое, нам, считай, через неделю возвращаться, нашел время амуры разводить. Поставь тетку, где взял! – требовательно раздалось у меня в голове.

– А… я… где?.. что?.. Да. – Я аккуратно поставил прелестницу на землю, похоже, к явному ее неудовольствию. И проговорил, запинаясь: – Мой друг… Это Рейнар… он мой друг. Он это… Рейнар, – больше я не мог выдавить ничего.

– Ну, вы видите, – вновь перехватил инициативу Лис, – до чего любовь и голод доводят доблестного рыцаря?! Не дадите же вы ему пасть крест-накрест с этим вашим погонщиком от мучительной голодной смерти? Представьте, он будет здесь лежать, валяться, корчиться, биться в конвульсиях, а стук сердца, разносимый пустым желудком, точно барабаном, будет вещать лесу имя прелестной и жестокой, как там тебя, Извергильды.

Казалось, лишь только сейчас девица увидала всадника, вот уже несколько минут упражнявшегося рядом с ней в красноречии. Она смерила его удивленным взглядом с головы до ног и произнесла коротко:

– Да, несомненно.

Что именно «да» и в чем, собственно, не сомневалась леди Изигринда, осталось так и невыясненным. Она сделала небрежный жест рукой, точно переключая каналы на пульте дистанционного управления, и из лесу вывалилась толпа разнообразных слуг, словно только и дожидавшихся команды своей госпожи.

– Вот это да! Вот это круто! – восхитился увиденным Лис. – Буквально чудеса кинематографа!

Он с неподдельным интересом наблюдал, как мускулистые темнокожие слуги сооружают занавесь из льняных простыней, как спешат к этой занавеси хорошенькие камеристки с разнообразными элементами дамского туалета в руках, как устанавливаются посреди поляны деревянные козлы, укладывается поверх них дубовая столешница, покрывается белоснежной скатертью, а уж на нее-то… Наши изголодавшиеся желудки готовы были выпрыгнуть наружу, спеша расправиться с гастрономическими изысками, аппетитно расставленными на столе.

– Капитан, шо-то я не понял, – любуясь сервировкой, передал Лис, – это что же такое выходит? Впереди колонны бежала наша подруга, так сказать, грудью вперед браво. За ней старикан, который тебе на меч бросился. А за этим самым сэром толпа слуг со столами, лавками, жареными утками, кабанами и прочей снедью. О, посмотри, – перебил он сам себя, – жмура твоего хоронить потащили. Двое волокут, третий рядом идет с лопатой и заступом. Они что ж, шанцевый инструмент с собой на всякий случай прихватили, или же тут время от времени кого-нибудь хоронят? Если сейчас появится помощник режиссера с хлопушкой, я не удивлюсь.

Помощник режиссера с хлопушкой не появился. Зато из-за импровизированной ширмы выплыла леди Изигринда в роскошном белом, точно подвенечном, платье.

– Снегурочка! – дурным голосом заорал на канале связи Лис. – Расскажи, Снегурочка, где была, расскажи-ка, милая, как дела? От тебя я бегала, Дед Мороз, пролила немало я горьких слез. Слушай, Вальдар, ты, случайно, не местного Санта-Клауса завалил? По возрасту вполне подходит.