Чужих гор пленники - Каменистый Артем - Страница 40

Грача вытаскивали с немалой опаской. Тех, кто принимал в этом участие, страховали остальные, отойдя на всю длину обвязки. Достали без малейших происшествий. Оказавшись наверху, потерпевший рванул в сторону от западни, жалуясь на судьбу:

– Говорил вам! Невезучий я! Вон Федька прошел, и ничего ему. А я провалился. Почему так?! Он ведь выше на голову и тяжелее килограмм на двадцать. Федь, ты разве не видел, что у тебя под ногами?!

– Да все нормально было, снег как снег, – начал оправдываться здоровяк.

– Да я последним теперь идти буду, хватит с меня! Тут чем дальше, тем хуже!

Грач был прав, ледник снова начал меняться, совсем уж в нехорошую сторону. Напитанный влагой тяжелый снег налипал на неудачно сделанные полозья саней, и приходилось останавливаться для чистки, но надолго это не помогало. Прежде относительно ровная поверхность приобрела такой вид, будто ее бомбили не один месяц, что затрудняло движение еще сильнее. Трещины, которых так боялись изначально, наконец дали о себе знать. До этого случая происшествий удавалось избежать, природные капканы не очень-то маскировались. Но сейчас подледная каверна ничем себя не выдала и даже пропустила двоих, будто заманивая, пока на опасный участок не вышел «везунчик» Грач.

– Страхуйте, ребята, – попросил Влад. – Подойду к краю, гляну, что там.

– Тебе оно сильно надо?! – удивился Федя.

Ответ был краток:

– Нам надо.

Влад недолго стоял на краю: ему хватило менее минуты.

– Грач прав, никакая не трещина это. Может, и начиналось все с трещины, но теперь это пещера. Карст ледяной называется. Вон дальше смотрите.

Все послушно оглянулись, но не заметили ничего, заслуживающего особого внимания: все тот же лед, вмерзшие в него камни, скалы на склонах смутно проступают в туманной дымке.

– Эх вы… – вздохнул Влад. – Вон, видите, камень на ножке ледяной стоит? Это называется ледяной стол. Мы в самом низу уже, получается. Тает ледник, и поверху, и понизу. Течет серьезно.

– Сверху воды нет, – заметил Рогов.

– Сегодня вроде как похолодало, вот и прихватывает. Да и то не очень, около нуля держится, по ощущениям. Дальше, ребята, лучше не будет. Ледник совсем плохим становится… и опасным. Думаю, на левый склон подаваться надо, он ровнее. Так надежнее будет.

– Да там козлам скакать раздолье, а мы последние ноги переломаем, – приуныл Грач.

– Давно не болтался под ледником?

– Ладно-ладно, уже молчу!

– Думаю, недолго осталось. Доберемся до конца ледника, а там долина должна продолжаться, по ней дальше и пойдем. Может, проще будет, точно сказать не могу, но надеюсь, что так.

Рогов покачал головой:

– Снег на склоне почти сошел, лишь местами лежит. Сани не протащить, оставлять придется.

– И хрен с ними, оставим, все равно тащить куда меньше, чем поначалу, придется, а у меня здоровье чуть наладилось, жалеть не надо.

Продовольствие составляло меньшую часть поклажи, так что значительное уменьшение его запасов не очень-то поможет. Но выхода нет: даже на снегу здешнем туго приходилось, а без него и думать нечего. К тому же наскоро сделанный «транспорт» находился на последнем издыхании: в день по два-три раза приходилось возиться с мелким ремонтом, а то на ходу рассыплется.

К той самой линии таяния снегов вышли утром следующего дня. Причем сразу это даже не осознали, потому что граница не была резкой. Снег здесь не исчез полностью, так и попадался местами, особенно на северной стороне скал и в тени крупных глыб. Ну и в каждой низине и трещине его можно было встретить, иной раз даже в больших количествах.

Туман, упорно преследующий группу все последние дни, внезапно начал истончаться на глазах, снимая маскировочную пелену с окрестностей. Две минуты назад пальцы вытянутой руки терялись в дымке, и вдруг будто шторы поднялись: окрестности предстали во всей красе, взгляд мог заглянуть теперь за километры.

Все встали без команды, с удивлением оглядываясь по сторонам. Тут было на что взглянуть. Правее и ниже по дну сырого ущелья тянулся ледник. Отсюда было прекрасно видно, что его поверхность хуже некуда, так что вовремя отказались от его услуг. Чуть далее он и вовсе исчезал: лента застывшей воды заканчивалась неровным обрывом, нависшим над приличным озером. Даже если не напрягать уши, можно расслышать слитный шум от десятков или сотен мелких водопадов – исполин таял. На глазах у Рогова с края сорвался огромный плоский валун, устроив грандиозный всплеск.

Снег, надо сказать, и дальше не исчезал. Белые пятна виднелись по берегам озера и на склонах гор, прижимавшихся к узкой долине. Похоже, раньше ледник тянулся гораздо дальше, но сейчас сильно сдал позиции, отступил, оставив на память о себе навалы вытаявших валунов. Они, преграждая путь воде, и стали той плотиной, породившей озеро.

Рогов посмотрел под ноги. Лишайника здесь куда больше, чем встречалось до этого, но ничего другого нет: ни единой, пусть даже самой чахлой травинки.

– Это еще не тундра… – вырвалось у него.

– Тундра-тундра, – возразил Влад. – Ниже надо спуститься, там гораздо веселее станет. Точно вам говорю, знакомы мне такие места.

– Да сколько уже топать можно, я за всю жизнь столько не бродил, – вздохнул Киря. – Слышь, Влад, а рыба в этом озере может быть?

Тот покачал головой:

– Такие озера считай что мертвые, обычно там даже водорослей не найти.

– Хреново, я бы от ухи не отказался сейчас. Горячая, со специями, тройная… эх…

– Ну дальше река течет, в ней, может, что и будет. Я ловить умею, была бы рыба, с голоду не помрем. Не на самом верху, ниже надо спускаться.

– Если тут вообще рыба где-нибудь водится, – сказала Наташа. – Это ведь не Земля.

– Раз люди тут есть или были, то и рыба где-нибудь должна быть, уж вы поверьте старому рыболову, – убежденно заявил Влад.

– Если не будем терять время, до вечера успеем уйти от озера на несколько километров, – прикинул Рогов. – Там дальше дорога не лучше, чем здесь, если по виду судить, но идти можно. Так что вперед.

Насчет качества дороги Рогов не ошибся: все очень плохо, но ничем не хуже того, что уже было. Привыкали понемногу. Сейчас большей частью приходилось передвигаться по развалам глыб разных размеров и скальным выходам. Двигались медленно, заработать травму при таких условиях можно при любом неудачном шаге. Растительности здесь нет, как и почвы, которая могла бы затянуть неровности, стать чем-то вроде раствора, скрепляющего камни, выравнивающего взбесившуюся поверхность. Потоки воды при таянии снегов и сильных дождях наносили в углубления щебень, но далеко не везде, да и делали это не слишком старательно. В общем, если по асфальту за час пять километров – не проблема даже с грузом, то здесь и за три столько не всегда прошагаешь.

Сережа носился как угорелый, то и дело сообщая о находках новых лишайников, по его словам, весьма перспективных, указывающих на то, что где-то совсем рядом должно расти нечто куда более полезное. Но пока что верили ему слабо, так как даже далекому от ботаники человеку очевидно – эти наросты на камнях похожи друг на дружку как две капли воды, так что надо очень сильно себя обмануть, чтобы признать обратное.

Солнце только собиралось скрыться за гребнем хребта, чтобы потом еще долго освещать горные вершины, тогда как в затененных участках ущелья уже сгущалась тьма. Пора было подумать о ночлеге, но, так как здесь с установкой лагеря проблем куда меньше, чем в снегах, особо не торопились. Ведь до сумерек можно успеть пройти еще километр, а то и два, если серьезных обходов не придется делать.

Но планы пришлось изменить. Остановились резко, о дальнейшем продвижении сегодня пришлось позабыть.

В отряде случилось прибавление: их стало двенадцать.

О том, что Миша голоден до безобразия, можно было легко догадаться еще в тот момент, когда тот, завывая и выкрикивая что-то невразумительное, появился на противоположном берегу бравшей начало от ледникового озера речки. Перекрикивая шум быстро текущей, бурлящей среди камней воды, он, прыгая с валуна на валун, ухитрялся при этом не поскальзываться и не падать. А на вид ведь из тех, что, дунь ветер чуть посильней, далеко унесет. Неряшливое тряпье не могло скрыть простого факта: парень отощал если не до последней степени, то до предпоследней точно. Щеки почти слиплись друг с дружкой на почерневшем от горного солнца лице, глаза полубезумные, речь бессвязная до того, что поначалу лишь отдельные слова можно было разобрать.