Чужих гор пленники - Каменистый Артем - Страница 20

– Ну тебя вообще понесло… Может, она и правда немного того… Ну не совсем с ума сошла, но сильно на нее все повлияло.

– Может, и так. А может, и я прав во всем, до последнего слова. Пока не посмотришь на нее ближе, только гадать остается. Про психа, который рычал, рассказ слышал? Новенькие вчера и про другого рассказывали. Тот не рычал, но крыша у него далеко уехала и вряд ли своим ходом когда-нибудь вернется. И не скоро помрет, потому как еды у него теперь много, чуть ли не на каждом шагу. Понимаешь, о чем я? Человек – зверь крепкий, но и у него предел есть. Да и все мы одинаковые, но при этом разные. И зверь в каждом свой. Вот у тех, что вечером пришли, зверь крови хотел. Не разговаривать, не договариваться, а крови. Много и сразу, без слов лишних. Такие вот дела…

– Да уж, понесло так понесло…

– Меня понесло? Нет, несет тут кое-что другое, а именно Рогов: отходы человеческой жизнедеятельности. Ведь стоит кнут на минутку спрятать, как они тут же начинают нестись по трубам. Не замечал такого явления? И куда ты только смотришь, Рогов. На баб небось исключительно. Даже здесь ухитрился девку увидеть, какую никто и не видел, кроме тебя. Вот посмотри: при любом ЧП серьезном звериная сущность тут как тут. В Новом Орлеане из-за какого-то урагана вшивого несколько месяцев порядок не могли навести. Город в цыганский цирк превратили. Сверхдержава, мать ее, ничего не могла с бардаком поделать. А почему? Да все потому же: мы те еще звери. И все мы о себе высокого мнения при этом. А как копни… Да любого можно очень быстро до скотского состояния довести. Но быстрее всего это получается, когда холодно, голодно и работа тяжелая. Тебе это ничего сейчас не напоминает?

– Да понял я уже, о чем ты.

– Ничего ты не понял. Холод есть, голод тоже, работа… ну тут по-разному, конечно, но легкой не назовешь. Воздуха легким не хватает, даже от простой ходьбы устаешь. Еще бы бить при этом регулярно, и можно сломать человека с дивной скоростью. Хотя о чем я? Ломать-то нечего уже, так… вывернуть сущностью наружу – и вот тебе готов свежеиспеченный зверюга. Вся наша культура, цивилизованность и прочее хрупче тонкого стекла, вот так вот.

Чуть помолчав, Рогов сменил тему:

– Я вот прикидывал тут… А если собрать все тросы, что найдем? По машинам много ведь такого добра. Хоть короткие, но крепкие.

– Ты к тому, что до самого низу пропасти веревку протянуть?

– Ну что-то думать ведь надо.

– Рогов, ты уж лучше воздушный шар из жвачки придумай или там дирижабль какой с пропеллером и красной звездой на левом боку. Я пропасть эту видел во всей красе с дивного ракурса, и знаешь, что скажу: имел я в виду такую веревку и тебя вместе с ней. Столько труда связать ее, чтобы потом по своему желанию полезть вниз? Добро пожаловать в Царствие Небесное, так получается?

– Неужели такая пропасть со всех сторон? Разве может так быть?

– В жизни все может быть. А может и не быть. На ту сторону горы мы так и не попали, а теперь и не знаю, попадем ли. Далеко, и не знаем тропы. Влево ходили, вправо ходили, везде кручи непролазные, втроем такие не переплюнуть.

– Так уж и непролазные?

– Рогов, я смотрю, тебе очень понравилось умным прикидываться? Сходи сам, посмотри, дуракам ног не жалко. Там, говорят, от одного взгляда шея хрустеть начинает, а от второго ломается. Тут тебе не кино, и люди наши равнинные, с альпинизмом никаким боком не знакомые. Хотя был у меня дружок закадычный, дружил с веревками этими. На высотках работал. Помнишь скандал, когда бабу почти голую повесили? Ну в смысле на плакате она была, реклама типа. Ну так он руку к этому приложил. Вот будь здесь такой мужик, может, что и придумал, а нам чего головы ломать, нет в них ничего полезного на такой случай.

– Не бывает так. Лучше искать надо. Твой Паша спит и видит, как бы Малого поймать, об остальном почти не думает, вот и не нашли.

– Ага. Пойдем, значит, опять искать, а в этот момент дорогие гости вернутся. Мы назад к вечеру притащимся, а магазин уже как бы и не наш. Что кушать тогда будем, а, Рогов? Думаю, сперва собачек переловим, затем мертвяков употребим, которых Шарики доесть не успеют, ну а потом друг дружку. Тебя, кстати, пораньше, чем меня, на харчи пустят. Мясо моложе, да и больше его гораздо. Небось не куришь, не пьешь, а от этого вырезка качественнее становится. Буду, конечно, по тебе сильно скучать, но сам понимаешь: от пайки отказаться не смогу – это выше моих душевных сил.

– Я сам могу походить, без меня отобьетесь спокойно.

– Ага. Поймают тебя, Рогов, нехорошие люди, и для начала, как это у них водится, побьют. А потом, вполне вероятно, съедят. Потому как с едой у них уже сейчас много вопросов появляется, а живой человек всяко лучше, чем лежалая мертвечина.

– С Пашей поговорю. Нельзя нам сидеть и ждать непонятно чего. Досидимся же…

– Ну поговори, поговори…

Паша был не в духе. Впрочем – это его обычное настроение, так что ничего нового. Рогова, правда, выслушал очень внимательно, не перебивая, но, похоже, не все понял:

– Ты это… короче давай…

– Ну если уж совсем короче: я могу сам ходить на разведку, поискать проход к спуску. Такой спуск обязательно где-то должен быть. В горах часто такое: есть склоны, которые даже крутым альпинистам не по зубам, зато обойди с другой стороны – и пешком заберешься. Почти у каждой горы есть несколько маршрутов для восхождения: одни для всех подходят, на других даже лучшие из лучших гибнут.

– Нечего тебе одному там бродить: поймают, голову открутят.

– Я вообще-то быстро бегаю, если не подставляться, не подберутся.

– Ага, и далеко ты убежишь по снегу да по бетонному месиву?

– Они будут в таком же положении. Опаснее всего сейчас в развалинах, а мне ведь они не нужны, я в основном по горам смотреть буду. Слева и справа надо все осмотреть, должен же быть какой-нибудь путь на другую сторону.

– Ну и какая разница, где тебя, такого смелого и красивого, поймают?

– Там местность более открытая, близко не подберешься. Их самопалы издали ничего не сделают. Да и с близкого расстояния не пробивают ватник, проверено уже.

– Один раз повезло, второй может огорчить.

– И что мы тут высидим? Ну выкопаем все, что можно выкопать. Ну будем дальше сидеть и тупо жрать. И мерзнуть, потому что дров в округе мало, а далеко ходить за ними опасно. Да и будь мы даже одни совсем на этой горе, что дальше? Рано или поздно съедим всё, потом, как Киря говорит, друг дружку, и все. Ты именно этого хочешь? Похоже, что так…

– Слушай, Рогов, почему я уже жалеть начинаю, что не прибил тебя, балабола, сразу? Ну чего в душу лезешь? Без тебя тошно, сам не видишь разве?

– Ну так отпусти, чего упираешься? Похожу, может, что разведаю. Я же самый простой путь предлагаю, от тебя не требуется ничего.

– Да? А я вот, Рогов, в ответе за всех, и за тебя тоже. Может, ты и думаешь что свое, но подумай и о том, что было бы, не приди сюда я. С кем бы ты от этих тогда отбивался? А они ведь не говорить шли, а убивать. Готовились заранее. Видел, сколько труда надо самопал сварганить? На коленке за пару минут никак, так что с ними все ясно. А я ведь заранее знал, что так может быть, вот и нервничал. Ведь нас и сейчас всего ничего, и что с этим поделать, не знаю. Уйдешь ты, минус один боец получится. А может, тебя как раз не хватит, если все станет совсем уж плохо.

– Сказал же: я умею быть осторожным.

– Глупый ты, Рогов.

– Все мы не гении.

– Да и хрен с тобой, раз так жить не любишь, – махнул рукой Паша. – Вали, у нас тут свобода, в кандалах никого не держат.

Обрадованный Рогов решил, раз масть пошла, выбить что-нибудь еще.

– Паша, я банку, что вчера брал, не помню куда даже дел. Наверное, где-то в снегу осталась. Когда на этих наткнулся и вас предупредил, то… Ну стрельба потом, неразбериха дикая пошла. Надо бы еще что-нибудь девочке принести, голодная ведь.

– Мы вообще-то не нанимались ее кормить. Нужна еда, так пусть приходит, не обидим.