Робер Эсно-Пельтри - Ветров Георгий Степанович - Страница 44

Когда сделаны такие оценки, историческое исследование приобретает необходимую конкретность

и глубину.

Стремление расширить рамки исторического исследо-ванрш такими оценками объясняется еще и

тем, что приоритет ученого является достоянием его нации, поднимает престиж его родины, дает

возможность каждому соотечественнику разделить с ним его славу. Благодаря этому

обстоятельству приоритетные оценки в большей мере, чем другие разделы исторических

исследований, оказывают влияние на формирование общественного мнения. Иными словами,

вопрос приоритета — не только один из аспектов исторического исследования, связанный с

интересами отдельной исторической личности, но именно та его составная часть, которая в итоге

отдается на суд широкой общественности и придает этому исследованию особо острый характер.

Роль, которую способны играть приоритетные изыскания в жизни, требует особой

ответственности в исторических оценках — отступление от научной истины становится

предметом дискуссий, затрагивающих интересы целых наций. Сила общественного воздействия

приоритетных оценок такова, что ошибки исследователя могут отразиться на репутации истории

как науки.

Чтобы избежать методических просчетов в приоритетных изысканиях, необходимо опираться на

общие принципы историзма, коль скоро вопросы приоритета приходится рассматривать не только

в юридическом, а и в историческом плане. Здесь следует, как и в других разделах исторических

исследований, учитывать все многообразие факторов, влияющих на процесс развития науки,—

социальных, логических и психологических — и рассматривать их во взаимосвязи. Прежде всего

необходимо помнить о такой объективной особенности разви-

169

К. Э. Циолковский

тия науки, как возможность одновременных открытий. Эта особенность давно привлекала

внимание исследователей. Гете, например, писал: «Наиболее замечательные открытия делаются не

столько людьми, сколько временем — вот почему весьма важные дела часто совершались

одновременно двумя или же большим числом опытных мыслителей» [148, с. 368]. Как бы развивая

эту мысль, американский социолог Г. Мер-тон утверждал, что одновременные открытия скорее

правило, чем исключение.

Проанализировав 264 случая, от отметил, что в 2/3 из них одна и та же идея выдвинута независимо

друг от друга двумя учеными, в 15 случаях — тремя, а в двух случаях на авторство могли бы

одновременно претендовать девять человек [144, с. 8]. А некоторые исследователи приходят к

такому на первый взгляд парадоксальному заключению, что вообще ни одно открытие нельзя

приписывать отдельному лицу.

Под впечатлением таких высказываний и результатов социологического анализа может показаться,

что проблема приоритета теряет свою остроту и нам остается лишь покориться объективным

закономерностям развития человеческой мысли. Однако такой односторонний подход имел бы

самые тяжелые последствия для творческой деятельности. Ведь жажда открытия является одним

из самых действенных мотивов творчества, побудительным импульсом всякой осмысленной

деятельности человека. Сознание того, что исследователь в своей деятельности повторяет кого-то,

губительно скажется на его вдохновении.

Такого рода противоречие между объективными закономерностями развития науки и

особенностями творческого процесса является диалектическим. Когда речь идет об установлении

приоритета, то объективная возможность

170

одновременности открытий должна исключить излишнюю подозрительность и не позволять

считать документально доказанным факт заимствования даже при полном совпадении отдельных

элементов открытий.

В исторических исследованиях должна быть проявлена величайшая щепетильность, чтобы не

оскорбить напрасно достоинство человека науки самым тяжким для ученого подозрением — в

заимствовании. Поэтому всякое историческое исследование, связанное в той или иной мере с

приоритетными изысканиями, нужно начинать (при отсутствии прямых документальных

подтверждений) с предположения о независимости одинаковых открытий, сделанных различными

учеными, обращая внимание и на собственное мнение каждого из них о его личном приоритете.

К. Э. Циолковский писал: «...до моих работ (1903 г.) ракетный принцип хотели применить к

летанию в воздухе. Только после моих трудов стали думать о применении его к движению вне

атмосферы» [136, с. 34]. При этом Циолковский считает нужным подчеркнуть в свойственной ему

образной и эмоциональной форме: «Избави меня боже претендовать на решение вопроса. Сначала

неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка, за ними шествует научный расчет и уже в конце концов

исполнение венчает мысль. Моя работа относится к средней фазе творчества. Более чем кто-

нибудь я понимаю бездну, разделяющую идею от ее осуществления, так как в течение моей жизни

я не только мыслил и вычислял, но и исполнял, работая руками» [136, с. 35].

Циолковский видел назначение своей работы в привлечении новых исследователей к проблеме

космического полета: «Я буду рад, если моя работа побудит других к дальнейшему труду» [136, с.

33]. Он не придает своей работе исключительности и считает, что заслуга в развитии идеи

космического полета принадлежит многим исследователям и популяризаторам, фамилии которых

он старается воспроизвести без каких-либо исключений: «Первыми пионерами и застрельщиками

вообще были: Кибальчич, Гансвиндт, Гефт, Улинский, Циолковский, Пелътри, Дитли, Вебер,

Шиллер, Гоман, Гофман, Ящуржинский, Годдард, Дженскинс, Лоран, Цандер, Никольский,

Линдеман, Вольф, Рынин и др. мне неизвестные лица. В России особые заслуги оказали

распространению идей Перельман и Рюмин. С их легкой руки

171

популяризацию ракетного прибора продолжали у нас следующие лица: Давыдов, Лапиров-Скобло,

Модестов, Прянишников, Егоров, Мануйлов, Бабаев, Глушко, Бохт, Чижевский, Алчевский, Шмурло,

Рябушинский, Родных, Редин, Соловьев, Ширинкин и многие другие» [136, с. 34].

Тема космических путешествий была небезопасной в тот период для научной репутации ее

сторонников, поэтому Циолковский обращает внимание на мужество этих людей и огромную

моральную цену их научных позиций. «Велика заслуга этих людей, потому что новые идеи надо

поддерживать, пока они не осуществятся или пока не выяснено их полное несоответствие. Немногие

имеют такую смелость, но это очень драгоценное свойство людей» [136, с. 34].

Желание Циолковского специально отметить роль каждого, кто внес свой вклад в разработку темы

космического путешествия, является выражением его бескорыстного служения науке,

заинтересованности только в победе научной истины: «Основной мотив моей жизни — сделать что-

нибудь полезное для людей, продвинуть человечество хотя бы немного вперед. Вот почему я

интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы. Но я надеюсь, что мои работы, может быть

скоро, а может быть и в отдаленном будущем дадут человечеству горы хлеба и бездну могущества»

[130, с. 26].

Условия для популяризации первой печатной работы (1903 г.) Циолковского сложились крайне

неблагоприятно. В начале 1903 г. Циолковский послал ее для напе-чатания в редакцию «Научного

обозрения». Статья была напечатана в № 5 этого журнала. Вскоре в газетах появилось сообщение, что

журнал «Научное обозрение» по распоряжению властей закрыт. Все находящиеся в розничной продаже

экземпляры журнала были конфискованы, и Циолковский с великим трудом достал один экземпляр со

своей статьей, который переплел и бережно хранил. Более того, как писал Б. Н. Воробьев, «смерть

издателя журнала Филиппова... закрытие журнала и первый полет братьев Райт — это заслонило работу